Ники Пеллегрино - До свидания, Рим
– Дня два. Нужно принять таблетку и как следует выспаться, и все пройдет. – Она с благодарностью взяла у меня из рук стакан воды. – В жизни не мучилась такой головной болью.
Я присела рядом с ней на постель и задумалась, не позвать ли врача.
– Ты уверена, что болеешь только два дня?
– Думаю, да… – Mamma наморщила лоб. – А какой сегодня день?
– Пятница.
– Правда? – удивленно спросила она. – Значит, я болею дольше, чем мне казалось.
– Кармела за тобой ухаживает? Что ты ешь?
– На еду я даже смотреть не могу, – скривилась mamma. – Целый день хочу только спать.
– Тебе надо поесть. Я кое-что с собой принесла – пеперонату, телячьи фрикадельки с лимоном и каперсами. Съешь хоть кусочек!
– Разве что немного – только попробовать.
Я пошла на кухню, расставила тарелки с едой на подносе и завернула нож и вилку в цветную салфетку – совсем как для Бетти.
– У тебя так хорошо получается заботиться о других, – сказала mamma при виде подноса.
Еда ей понравилась – она съела немного перцев и почти целую фрикадельку.
– Жаль, что у меня нет аппетита. Очень вкусно. Ты сама готовила?
– Нет, это Пепе приготовил и попросил отнести тебе.
– Пепе? – Она вопросительно посмотрела на меня.
– Повар на вилле Бадольо… мой друг…
Я замолчала, чувствуя, что краснею. Mamma сразу все поняла.
– А, твой молодой кавалер?
– Да, – кивнула я.
– Значит, мне наконец-то позволено что-то о нем узнать. – Mamma отставила тарелку и взяла меня за руку. – Расскажи мне, Серафина. Ты его любишь? Счастлива с ним?
– Да, – смущенно ответила я.
– Он хорошо с тобой обращается?
Теребя кисточку на покрывале и не глядя на маму, я сказала:
– Mamma, он подарил мне кольцо.
– Что за кольцо? – быстро спросила она.
– Оно у меня в сумке. Сейчас покажу.
Мама разочарованно взглянула на бриллиант.
– Какой маленький! – невольно вырвалось у нее.
– Зато настоящий, – ответила я. – А на больший у Пепе не хватило бы денег.
– Почему ты носишь его в сумке, а не на пальце?
– Я хотела сначала сказать тебе… – Я надела кольцо на палец и смущенно подняла руку: – Вот так. Ну, мне идет?
Mamma нахмурилась.
– А ты уверена, что он тебе подходит? Я его даже не знаю… Все происходит так быстро… Честно говоря, мне это не слишком-то нравится.
– Мы не стали назначать день свадьбы – не хотели спешить, – успокоила я ее. – И да, я уверена, и мы оба готовы.
– Моя малышка выходит замуж… – задумчиво проговорила mamma. – Похоже, я начинаю стареть.
При каждом движении руки кольцо Пепе бросалось мне в глаза. Оно ярко блестело, и мне было в нем как-то не по себе. Розалина заметила не сразу. Она выяснила, что у меня все-таки есть для нее кое-какое лакомство – большой кусок шоколадного торта, который испек Пепе. Только покончив с угощением, она наконец обратила внимание на сверкающий камень.
– Настоящий бриллиант? – спросила Розалина.
Я смущенно кивнула и протянула руку, чтобы она смогла как следует рассмотреть кольцо.
– Очень красиво. Даже у Кармелы такого нет.
– Я его ношу потому, что собираюсь выйти замуж, – объяснила я.
– Замуж? А можно я буду подружкой невесты? Мне купят розовое платье и букет?
– Конечно, – улыбнулась я, – если хочешь.
– А Кармела?
– Не знаю, согласится ли она.
– Ей тоже хочется кольцо с бриллиантом, – сказала Розалина.
– Даже не сомневаюсь, – ответила я.
Хотя кольцо непривычно оттягивало палец, я была рада наконец-то носить его в открытую. О будущем я старалась не думать. Однажды маме с Пепе придется встретиться, но чем дольше этого не произойдет, тем лучше. А пока я просто наслаждалась чувством, что я принадлежу ему, а он – мне.
I Walk With God[50]
В последнюю неделю сентября синьор Ланца решил вернуться в клинику «Валле Джулия», и я помогала Бетти собирать его вещи. Мы привыкли, что он постоянно лежит в больнице, и уже не видели в этом ничего необычного. Марио отправлялся в клинику в шестой раз, и в самой закрытой части здания для него выделили отдельное крыло с гостиной для приема посетителей и комнатами для гостей, желающих остаться на ночь. Ухаживать за ним должна была личная сиделка.
Бетти всем рассказывала, будто Марио ложится в больницу, чтобы сбросить вес для нового фильма, но из подслушанных разговоров и осторожных расспросов я знала: его здоровье снова в опасности. От бесконечного пьянства у Марио начались проблемы с сердцем, печенью и сосудами, и он нуждался в долгом отдыхе и лечении. Для полного выздоровления требовалось много времени, и домой его ожидали нескоро. Неудивительно, что Марио прощался с нами, словно навсегда: пожал Пепе руку, обнял обеих гувернанток, улыбнулся мне.
– Берегите детей и Бетти, – сказал он нам. – Я на вас рассчитываю – вы это знаете.
– Конечно… Обещаем… – говорили мы в ответ.
Друг Марио, доктор Сильвестре, заехал за ним на своем автомобиле и теперь ждал перед крыльцом.
– Тебе пора ехать, – сказала Бетти, прильнув к Марио для последнего поцелуя.
Он повернулся было к двери, но застыл на месте, словно хотел еще что-то сказать, затем пожал плечами, опустил голову и, не говоря ни слова, пошел к машине.
Мы знали, как ненавидит Марио лежать в больнице. Он был беспокойным пациентом, быстро уставал от однообразных серых дней и бесконечных процедур и рвался домой. А в тот раз ему, должно быть, приходилось особенно тяжко: он наверняка догадывался, что на вилле не все в порядке. Почти сразу после отъезда мужа Бетти слегла с температурой и сухим кашлем и не могла его навещать.
Всего через неделю Марио уже звонил Бетти и жаловался, что доктора совсем его замучили и дольше терпеть он не может. Она пыталась спорить, но Марио объявил, что уговаривать его бесполезно – он продолжит лечение дома, в кругу семьи.
– Ничего не могу с ним поделать, – беспомощно вздыхала Бетти. – Да мне и самой хочется, чтобы он вернулся домой и мы виделись каждый день.
Синьор Ланца хотел приехать на следующее же утро, и все мы готовились к его возвращению. Пепе варил легкие овощные супы и запасался постным мясом и белой рыбой, чтобы помочь хозяину соблюдать диету. Все слуги сидели на кухне и обедали, когда в прихожей наверху зазвонил телефон.
– Я подойду.
Но телефон смолк прежде, чем я успела встать со стула. В следующую же минуту раздался крик, а затем глухой удар. Мы с Пепе бросились наверх. Бетти лежала на полу, рядом валялся телефон.
– Что такое? Что случилось? – спрашивала я, опускаясь рядом с ней на колени.
Бетти смотрела на меня широко распахнутыми невидящими глазами. Рот у нее был открыт, но она не могла произнести ни слова.
– Синьора… Бетти, Бетти…
Пепе поднял телефон и прижал трубку к уху.
– Алло, алло! Кто говорит?.. доктор Сильвестре?.. Нет, синьоре, она в обмороке. Простите, что вы сказали?.. Что?.. Нет… Нет…
Голос у Пепе дрогнул, и он оперся рукой о стену, чтобы не упасть. Но прежде чем я успела спросить, в чем дело, Бетти издала страшный, душераздирающий вопль и принялась корчиться и биться головой об пол.
Я навалилась на нее всем телом, пытаясь ее удержать, однако она упрямо рвалась из моих рук и продолжала биться головой о мрамор.
– Скажи доктору, чтобы немедленно ехал сюда! – крикнула я Пепе. – И ради бога, пусть поспешит! Иначе она себя изувечит!
Слава богу, детей дома не было, и они не видели мать в этом ужасном состоянии. Остальные слуги окружили нас и растерянно смотрели, не зная, чем помочь.
– Что случилось? – спрашивали они. – Что с ней?
Пепе смотрел на меня, но слова его были обращены ко всем.
– Синьор Ланца умер, – только и сказал он.
Сначала мы не поверили. Потом нас захлестнуло горе. Одна горничная упала на колени и закрыла голову накрахмаленным передником, чтобы заглушить рыдания. «Это невозможно, – повторяли мы снова и снова. – Доктор Сильвестре что-то напутал. Марио умер? Быть не может!» А горничную продолжали сотрясать рыдания.
Я оставалась с Бетти до самого приезда врача – лежала рядом и не давала ей шевелиться. Обезумев от горя, Бетти кричала: «Дайте и мне умереть! Дайте мне умереть!» А я могла только изо всех сил прижимать ее к полу и молиться, чтобы доктор Сильвестре скорее приехал и привез успокоительное.
Я осмелилась оставить Бетти, только когда доктор сделал ей укол и мы убедились, что лекарство подействовало. Остальные слуги собрались на кухне вокруг радиоприемника. Прозвучала песня Be My Love, а потом заговорил диктор: «Вы слышали голос Марио Ланца, скончавшегося сегодня от сердечного приступа в римской клинике «Валле Джулия». И лишь тогда мы поверили окончательно.
– Так это правда? Он на самом деле умер? – Я тяжело опустилась на стул.
– Да, правда, – ответил Пепе. – Мы его потеряли… мир его потерял.
Мы сидели вокруг кухонного стола и потрясенно молчали. У некоторых из глаз капали слезы, экономка рыдала в голос, горничные жались друг к дружке. Поглощенные собственным горем, мы совсем забыли про деда Сальваторе, который гостил на вилле, и только когда услышали, как он плачет в коридоре, поняли, что он узнал от кого-то из прохожих. Бедный старик тоже не мог поверить в смерть любимого внука. Мы помогли ему спуститься на кухню, чтобы он смог услышать официальное объявление по радио. «Сегодня в Риме скончался тенор Марио Ланца, – торжественно повторил диктор. – У него остались жена и четверо детей».
