Нильс Хаген - Московские истории
Еще в России есть оппозиция, которая настроена против заворовавшейся власти и обещает, что если власть перейдет к ней – оппозиции, то воровать никто не будет. Это тоже миф. Достаточно просто спросить у любого человека, будет ли он пользоваться своим положением в личных целях, если ему дать власть, и, не дожидаясь ответа, посмотреть на работу мысли, написанную на его лице.
Я давно столкнулся с этим явлением на практике и могу сказать совершенно точно: как это ни прискорбно, но в России все работает именно так и только так. На всех уровнях. Это система. Так что я нисколько не сомневался, что человек Владимира получил от своей должности все, что мог, плюс полный пакет бонусов.
Впрочем, несмотря на уверенность, любопытство заставило заглянуть в папку. Я перелистнул пару страниц, чем заставил серого пиджака еще раз продемонстрировать намек на улыбку.
Улыбка эта мне не понравилась, и я закрыл папку.
– О чем вы с ним говорили?
– Неверный вопрос, господин Хаген. Важно другое – до чего мы договорились.
– И до чего же? Он вообще еще говорить может?
– Зря вы пытаетесь меня оскорбить, – без намека на эмоцию заметил серый пиджак. – Способность говорить у него никто не отнимал. Мы вообще довольно мирно пообщались.
– И что в итоге?
Серый пиджак пожал плечами.
– Ему наплевать. На меня, на вас, на Альберта Рустамовича. И на схемы, которые вы придумали. Он давно уже договорился с Владимиром, у них все хорошо. Все остальное не его проблемы.
Он говорил об этом так спокойно, будто рассказывал о чем-то совершенно будничном. Я же сидел в абсолютной растерянности. Выходит, Владимир все давно рассчитал, сообразил, что кинуть своих бывших компаньонов ему выгоднее, и сейчас подготовленно сливает Петра с Альбертом. А я, дурак, полез спасать тонущий корабль. Причем этот «Титаник» уже наполовину под водой, а я пришел с голливудской улыбкой, парой весел и бравадой: «не переживайте, выгребем».
– Александр, останови у того здания, – обратился серый пиджак к водителю.
Я выглянул в окно. Черный «Мерседес» притормаживал возле моего банка.
– Вы ведь на работу собирались, господин Хаген, – услужливо подметил серый пиджак.
– Да, спасибо, что подбросили, – автоматически отозвался я и, плохо соображая, начал выбираться из машины.
– Возьмите.
Я оглянулся. Серый пиджак протягивал мне папку.
– Прочтите это полностью. Альберт Рустамович ждет вашего звонка.
* * *Альберт Рустамович не дождался моего звонка. День, не задавшийся с появления серого пиджака, так и пошел наперекосяк. Я читал досье, пытался работать, но мозг отказывался сосредотачиваться на деловых вопросах. Мысли упорно возвращались к человеческой жадности и подлости. И к дурацкой киношной фразе: «ничего личного, только бизнес». Какой негодяй придумал ее для оправдания собственного ничтожества? Какой подлец запустил в обиход, давая самооправдание сотням тысяч других подлецов?
Владимир простроил комбинацию, ввел в нее своих друзей, чтобы получить прибыль из ничего. Из воздуха и личных договоренностей. Это было очень по-русски, и это было мне понятно. Но тот же Владимир совершенно спокойно использовал и выбросил своих друзей. По пути обманув и предав. Для чего? Для достижения цели. Но цель, как доказывала всемирно известная русская классика, не оправдывает средства.
Непорядочность в делах приводит к тому, что с тобой никто более не имеет дела. Но это в теории, а на практике: вот Владимир, который поступил непорядочно даже не с конкурентами, а со своими друзьями, – и у него все прекрасно. Новые идеи, новый бизнес, да и старый приносит доход. Он богат и обаятелен, его любят за открытую улыбку, умение быть милым. За деньги и связи. А вот его друзья, оказавшиеся в долгах и с ворохом проблем. Друзья, которые дали ему возможность добиться успеха. Использованные и брошенные на обочине, как пустые бутылки, как бумажные пакеты из ресторана фастфуда, как пластиковые стаканчики. Мусор, отработанный материал.
И самый главный вопрос, который не давал мне покоя: а я? Я, придя к Альберту и предложив выход из ситуации, предложив новую схему, – я остался честен? Конечно, меня вели благие намерения, желание помочь товарищу, но не замарался ли я, влезая в эту историю?
Права, тысячу раз, черт возьми, была права Арита, стоило держаться подальше от этого дела.
Терзаясь подобными мыслями, я дочитал папку серого пиджака, кое-как досидел до конца рабочего дня, потому как назвать это работой было нельзя, и поехал домой. Надо было позвонить Альберту, но мне хотелось прежде посоветоваться с кем-нибудь близким. Только с кем? На эту тему я мог поговорить разве что с Петром, с Аритой, ну, может, еще с родителями. Родителей тревожить не нужно, Петр был не настолько близок, хоть это и касалось его напрямую, а Арита… Арита просила меня не лезть в это дело, и я даже обещал выполнить ее просьбу. Да и не стоит волновать женщину, если она не может помочь. А помочь в данном случае супруга могла вряд ли.
С этой мыслью я остановился перед дверью нашей квартиры и, прежде чем войти, долго, старательно убирал следы беспокойства с лица. Можно улыбаться, можно сказаться уставшим, главное – ничем не выдать напряжения, которое преследует меня весь день. Незачем тревожить Ариту своими проблемами. Пусть все будет буднично.
Я выдохнул, отпер дверь и бодро сообщил:
– Дорогая, я дома. Что у нас на ужин?
– Нильс Нильсович изволили самостоятельно поднять головку, – весело сообщила Арита. – Мой руки, с ужином все в порядке, тебе понравится.
– А ему не рано еще? – крикнул я из ванной, открывая воду.
– Рано, но я читала в Интернете, что у некоторых детей с хорошим развитием мускулатуры это бывает даже в месяц. Ну, кратковременно, конечно.
– Ну, с мускулатурой у него все в порядке, – я улыбнулся, радуясь, что Арита не заметила моего напряжения. – И я голоден, как собака… или как волк?
– Как волкопес. – Арита улыбнулась в ответ. – И не кричи, их высочество принц датский почивают-с. Откушали-с – и почивают-с…
Мы тихонько посмеялись и сели за стол.
На ужин было мясо по-французски, под которое я открыл бутылку хорошего бордо. С тех пор как Арита забеременела, а потом стала кормящей матерью, алкоголь у нас в доме как-то не употреблялся. Нет, не то чтобы жена запретила мне выпивать. Но Арите алкоголь был противопоказан, а я не пил при ней из солидарности. Потому, когда я откупорил бутылку, она посмотрела на меня с интересом.
– Есть повод?
Я пожал плечами.
– Вроде бы нет. Просто хочется расслабиться. Я немного устал.
Такое объяснение жену удовлетворило, а бокал вина принес мне долгожданное расслабление, и делать вид, что ничего не произошло, стало легче. Вот только все мои старания оказались напрасными.
Нильс-младший спал. Мы мило болтали с Аритой. Я нахваливал ее кулинарные таланты, это как раз было не сложно, мясо вышло великолепным. Но не успел я закончить с ужином, как в дверь позвонили.
Время приближалось к половине одиннадцатого. Я никого не ждал, Арита тем более. Но люди на пороге относились к тем, что приходят без приглашения.
Их было двое. Оба совершенно непримечательной внешности. Встреть я кого-то из них завтра на улице – ни за что бы не узнал. Впрочем, один из них был, кажется, постарше. Этот постарше и продемонстрировал мне удостоверение ФСБ, одновременно вползая в квартиру, как утренний туман. Это произошло как-то одним слитным и незаметным движением. Вот он за дверью достает удостоверение, показывает его мне, как положено, в развернутом виде на вытянутой руке, а вот он уже в прихожей, нос к носу со мной прячет удостоверение обратно во внутренний карман.
Второй просто вошел следом и прикрыл за собой дверь. Невозмутимо, будто проделывал это каждый день.
– Добрый вечер, – поздоровался первый. – Нильс Хаген?
– Да, – я не стал спорить с очевидным.
– Вам придется проехать с нами.
Визитер говорил ровно, но спокойствие его не предвещало ничего хорошего. Внутри у меня похолодело.
– На каком основании?
– Вам все объяснят.
Его спокойствие раздражало.
– Сейчас поздно, – стараясь подавить дрожь внутри, процедил я. – У меня жена, ребенок маленький спит. Если вам что-то надо, пройдите на кухню, поговорим там.
– Вы не поняли, господин Хаген. Вам придется проехать с нами.
Он сделал ударение на это «придется», и я дал слабину:
– Что значит «придется»? Я что, арестован? А ордер у вас есть? И вообще я иностранный гражданин.
– Это бросается в глаза, – с тем же безразличием в голосе, что и у первого, отметил второй.
Диалог выходил совершенно сюрреалистичный. Как будто говорили не живые люди, а актеры, играющие пьесу по произведениям Льюиса Кэрролла. К реальности меня вернула Арита.
– Что происходит, Ни?
Я обернулся. Арита стояла у меня за спиной и с беспокойством разглядывала полночных визитеров. Мы говорили тихо, и оставалось только надеяться, что жена не слышала нашего разговора.
