Колум Маккэнн - ТрансАтлантика
Чай остыл, но они разлили остатки по чашкам. Гостиную исполосовали длинные тени. Браун рассеянно коснулся кармана пиджака.
– Кое-что еще, – сказал Браун. – Если позволите.
Он переплел пальцы, будто краткую молитву прочитал, и поглядел на Эмили. Взял печенье, окунул в чай. Подержал в чашке – печенье размокло и упало. Он выудил отсыревшее тесто ложкой. Еще помолчал.
– Вы уж простите меня.
– Да?
– Это не трагедия.
– Не поняла.
– Джеки, – пояснил он. – Джеки летел, понимаете? В аэроплане, ровно там, где и хотел быть. Он бы вовсе не сказал, что это трагедия.
Браун отодвинул ложку ото рта, металлический изгиб застыл у подбородка. Эмили пожалела, что нет Лотти – сфотографировать его сейчас.
– В воздухе. Твоя свобода в чужих руках. Понимаете меня?
Она услышала, как он вдохнул глубже.
– Может, детских, – прибавил он. – Может, тут то же самое. Может, ничего другого и нет.
Он смотрел Эмили за плечо. Она обернулась и увидела в саду Бастера. В обрамлении окна тот вроде бы с кем-то разговаривал. Эмили еще повернулась и разглядела Эмброуза. Фуражка лихо заломлена. Эмброуз поднял с земли теннисную сетку. Встряхнул, словно под дождем намокла, туго натянул. Она снова упала. Оба смеялись, мужчина и мальчик, хотя слышалось смутно.
У края корта стояла Лотти – на боку болтается камера. Взялась за другой конец сетки, потянула, наклонилась за ракеткой.
– Ваша дочь, – сказал Браун. – Имя забыл.
– Лотти.
– Да, точно.
– Мы будем очень признательны, если вы потом разрешите вас немножко поснимать.
– А молодой человек – это кто?
– Наш шофер. Из Королевских ВВС в Лондоне. Ехал всю ночь, забрал нас из Саутхэмптона. Привез сюда.
– Надо, значит, к обеду его пригласить.
Фарфор зазвенел, когда Браун ставил чашку с блюдцем на стол.
– Летчик?
– Хотел летать. Он в подразделении связи. А что?
– Иногда взлетаешь, зная, что на землю вернешься не совсем.
Блюдце грохнуло о стеклянную столешницу, и Браун убрал руку в карман. Даже через ткань было видно, как трясутся пальцы. Браун встал и направился к двери.
– Вы извините меня? – сказал он и шагнул на порог. Замер, не обернулся. – Мне нужно кое-что сделать.
Он спустился через пятнадцать минут. Узел галстука под горлом снова туг, щеки раскраснелись. Направился прямиком к Лотти, пожал ей руку:
– Рад вас видеть, барышня.
– Взаимно, сэр. Вы ведь не против? Уж больно свет хорош.
– Ах да, разумеется.
Лотти стряхнула камеру с плеча. Вывела Брауна на веранду, попросила сесть на низкий каменный парапет, против розовых кустов, над морем. На парапет он выложил трость, слегка прищурился в объектив, вынул платок, намочил, потер ботинок до блеска.
Небо за его спиной – дождевой дивертисмент, серость прошита синевой. Через плечо заглядывал куст белых роз.
– Итак, мистер Браун. Вопрос.
– Ага. Викторина, значит.
– Вы помните, какого цвета был ковер в «Кокрейне»?
– Ковер? – переспросил он.
– На лестнице.
Браун ладонью прикрыл глаза на свету. Эмили мимолетно припомнила этот жест – десять лет назад видела на Ньюфаундленде.
– Красный, – предположил Браун.
– А в ресторане?
– Я же угадал? Красный?
Лотти сменила ракурс, поймала больше тени у него на виске, текуче заскользила вдоль стены.
– А как называлась дорога, по которой вы ездили? До Лестерова луга?
– Я понял. Фокусы фотографа. Портовая дорога, если не ошибаюсь. А рыбацкие лодки там по-прежнему?
– Там по-прежнему говорят о вас, мистер Браун.
– Тедди.
– С нежностью говорят.
Эмили смотрела, как дочь вставляет в камеру новую пленку. Отснятая отправилась в карман платья. За многие годы Лотти научилась работать четко и умело – камеру перезаряжала в считаные секунды.
– У меня есть кадр, где вы бреетесь, – сказала Лотти. – Помните тазик на краю луга?
– Мы его грели бунзеновской горелкой.
– Наклонялись над тазиком.
– Это на случай, если вечером предстоит лететь. Продолжая говорить, она проволокла стул по веранде. Не спрашивая разрешения, усадила туда Брауна. Тот сел, ни словом не возразив. За его спиной сдвинулись облаконтуры.
– Вы нам приготовили бутерброды, – сказал Браун. – В то утро.
И улыбнулся до ушей. Она сменила объектив, присела на корточки, сняла от пола на широком угле.
– Мне ужасно неловко из-за письма.
– Мама сказала.
– Я оказался чудовищно забывчив.
– Оно же перелетело океан, мистер Браун.
– Что правда, то правда.
Она опять сменила ракурс, слегка подвинула Брауна на стуле.
– Зеленый, кстати.
– Что?
– Ковер. Зеленый был ковер. В «Кокрейне». Он расхохотался, запрокинув голову.
– Поклясться бы мог, что красный.
И тут теннисный мячик выстрелил высоко в воздух и приземлился в розовые кусты у него за спиной.
– Осторожнее! – крикнул Браун сыну.
Пересек веранду, взобрался на парапет. Тростью выгнал белый мячик из зарослей роз. Получилось не сразу. К мячу прилип листик.
Браун шагнул с парапета, выгнул спину и с неожиданной сноровкой запустил мячик в небо. Лотти сняла посреди броска; листик летел следом.
– Готово, – сказала Лотти.
За полдень они сели обедать на веранде: Браун, Эмили, Лотти, Эмброуз, Кэтлин и Бастер. Груды бутербродов; корки аккуратно отрезаны. Кекс из темного теста. Расшитая чайная баба согревала чайник.
Эмили не удивилась, уловив запашок виски от Брауна. Так вот зачем он выходил из гостиной. Вот отчего так непринужденно позировал перед камерой. Ну а почему нет? Он заслуживает новизны ощущений, решила она.
Увидела, как он склонился к Эмброузу, коснулся его рукава:
– А как дела в большом мире? В Лондоне?
– Великолепно, сэр, – отвечал Эмброуз.
– Ничего себе у вас боевое задание. Возить прекрасных дам.
– Да, сэр.
– Вы ирландец?
– Северная Ирландия, сэр.
– Превосходно. Люблю ирландцев.
Эмброуз на миг растерялся, смолчал. Браун откинулся на спинку стула, кивнул, уставился вдаль. Приоткрылась пола пиджака. Эмили заметила глазок серебристой фляги. Кэтлин положила руку Брауну на локоть – хотела удержать, не отпустить с земли, будто навеселе он мог и взлететь. Он опять кивнул – мол, да, милая, но ты уж мне разреши, всего разок.
Дневной свет облизывал подступы к веранде. Под конец обеда Бастер ускакал на теннисный корт. Вернулся с тремя ракетками и белым мячиком.
– Поиграйте со мной, ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста.
Лотти и Эмброуз переглянулись, встали из-за стола, взяли мальчика за руки, вместе зашагали по лужайке.
– Ах вот оно что, – сказал Браун.
Эмили сидела в садовом кресле, наблюдала. Сетку починили и натянули. Дочь почеканила мячик на ракетке, послала через сетку Эмброузу. На солнце мячик брызнул мелкой моросью.
К их отъезду Браун уснул. Устроился в шезлонге, натянув одеяло по самую шею. По каменному парапету зелено ползла гусеница. Веки Брауна затрепетали. Эмили коснулась его руки, пожала ему пальцы. Он вздрогнул всем телом, будто вот-вот проснется, но затем повернулся на бок и утомленно фыркнул губами.
Эмили отступила. Понимала, что про алкоголь в статье не обмолвится. Нет нужды. Нет смысла. Нет, она хочет вспомнить его в воздухе, меж облачными слоями. Наделить его древним достоинством. Услышать, как он гикает, пролетая над деревьями.
Она поправила одеяло у него под подбородком. Ее пальцев коснулось его неглубокое дыхание. Бреясь, он кое-где пропускал волоски. Эмили выпрямилась, пожала руку Кэтлин:
– Спасибо, что приняли нас.
– Всегда вам рады.
– Ваш муж – прекрасный человек.
– Он просто устал, – сказала Кэтлин.
Эмброуз покрутил рукоять на авто, завелся. Машина тихонько двинулась. Миновали поворот под каштанами. В Лондон, предупредил Эмброуз, путь долгий.
Эмили обернулась; Кэтлин с Бастером стояли на крыльце. Кэтлин обвивала сына руками, подбородком упиралась ему в макушку. Под колесами хрустел гравий.
Деревья клонились к дороге. Толкали друг друга ветки. Ветерок встряхнул листву. Бастер вырвался, Кэтлин ушла, исчезла в доме.
Много часов спустя, проснувшись – в машине, в сгущающихся сумерках, – Эмили не удивилась, увидев, что дочь спит, положив голову Эмброузу на плечо. Словно заполнила собой контуры уже вырезанного для нее силуэта. Ее волосы разметались по его лацкану.
Эмброуз крепко держал руль, машину вел как можно осторожнее, чтобы не потревожить Лотти.
Спустя четыре месяца они поженились. Свадьба проходила в Белфасте, в протестантской церкви неподалеку от Антрим-роуд. Стоял сентябрь, но день прилетел на фалдах лета. Полоскалась зеленая листва. Воздух баламутила стая скворцов.
