Стивен Вулф - История Кометы. Как собака спасла мне жизнь
– Давай отдохнем, Комета, – запыхавшись, предложил я и устроился на валуне, а борзая отправилась исследовать испражнения пекари, с такими же ярко-красными вкраплениями, как грушевидные плоды растущих вокруг кактусов. Переведя дыхание, я позвал ее: – Пошли, девочка, пора охладиться дома!
Тропинка настолько сузилась, что идти рядом стало невозможно. Я устал, ноги, которым больше никто не помогал сохранять равновесие, дрожали, стопы горели огнем. Впереди на расстоянии длины футбольного поля показалась мощеная дорога, и я был настроен добраться до нее без привалов. Комета шла передо мной, и я, если бы стал падать, мог опереться о ее зад рукой. Вдруг она остановилась посреди тропы.
– Вперед, Комета. Иди. Я устал.
Она не пошевелилась, склонила голову набок и стала принюхиваться.
– Пошли, девочка.
Собака не обращала на меня внимания. Рассерженный и вспотевший, я попытался обойти ее, втиснувшись в густой кустарник. Комета меня не пропускала. Оглянулась и стала подвывать. Живя с ней несколько лет, я понял, что она меня предостерегала, но было поздно: ступив на рыхлую каменистую почву у края тропинки, я не удержал равновесие и, опрокинувшись, полетел в кусты.
Падая, я не очень испугался, рассчитывая, что густые ветви смягчат удар. Когда же приземлился, показалось, что угодил в податливую комковатую влажную губку, которая немедленно взорвалась, превратившись в омерзительное, вонючее облако. Я свалился в груду глубиной в целый фут разлагающихся трупов крыс и оленьих мышей, которых кто-то ловил и выбрасывал вдоль тропинки. Мне приходилось видеть, как забивают на мясо и разделывают диких зверей и домашний скот, но я даже не догадывался, что существует такая отвратительная вонь. Из прожаренных на солнце пустыни сотен гниющих грызунов вываливались внутренности. А я, не в состоянии подняться, барахтался в этой огромной помойке из разлагающихся крыс, зловонных потрохов и крови.
Инстинкт предупредил Комету об опасности, и теперь гнал прочь. Здесь повсюду таилась смертельная зараза, и собака понимала это. Даже пекари не тревожили эту мерзость. Но борзая не убежала, а с видом старающейся сохранить свой дорогой педикюр невесты неторопливо и грациозно направилась по запекшейся крови ко мне. Она так по-человечески гримасничала, закатывала глаза и воротила нос, что я расхохотался.
Комета всегда не нравилось, когда над ней смеялись. Я понимал, что она обиделась, хотела убежать и проучить меня, но все же нагнула голову, чтобы я мог ухватиться за ее ошейник, а затем, пятясь, подтянула сначала на колени, а потом терпеливо ждала, пока я, опираясь на ее спину, не поднялся во весь рост. Напрягая мускулы, она вытащила меня из наполненной падалью канавы на тропинку.
Я часто думал, что бы случилось, если бы Комета убежала или не захотела войти в это гниющее месиво. С меня хватило и того времени, которое я провел в невыносимой вони. Через несколько часов после возвращения домой мне стало трудно дышать – легким не хватало воздуха. Поднялась температура, и сильно разболелась голова. К вечеру от недостатка кислорода в глазах запрыгали черные точки. Мы отправились в приемный покой неотложной помощи. Исключив грипп и пневмонию, врачи отправили меня домой на попечение Фредди. Лишь через неделю я избавился от хантавируса – легочного геморрагического вируса, которым человек заражается, вдыхая запах мочи и экскрементов грызунов. Этот вирус быстро размножается в организме, вызывая опасное для жизни воспаление дыхательных путей. Без Кометы, продышав несколько часов тлетворной вонью, я бы пропал.
От хантавируса не существует лечения, но если человек его побеждает, осложнений не возникает. И поскольку я копил кровь для предстоящей операции, это стало хорошей новостью. Фредди не упустила случая, чтобы прочитать мне нотацию:
– Вот что получается, когда ты себя перетруждаешь. Ну теперь-то ты хоть успокоишься?
На сей раз я послушался. После последних волнующих событий мы с Кометой уже решили прекратить наши походы и мирно проводить время у бассейна, делая иногда вылазки в соседние улочки. Если мой организм недостаточно силен, чтобы перенести операцию, то больше я ничего не мог с этим поделать. Оставалось молиться, чтобы забылся трупный запах сотен разлагающихся крыс.
В последующие дни я ждал, что Комета будет скептически поглядывать на меня, помня, что я не внял ее предостережению на тропе, но вместо заслуженного упрека встречал прежний, полный любви и обожания, взгляд. Когда во Флагстаффе она решила стать моей собакой, то наверняка предвидела, что я введу ее в совершенно новый и очень интересный мир.
Комета не возражала, когда я сказал, что нам надо спуститься в Скотсдейл, расположенный в долине солнца – очень, очень горячего солнца. Борзая прыгнула во внедорожник с такой готовностью, словно мы собирались в мастерскую игрушек Санта-Клауса. Второе лето без отдыха в озерном доме выдалось безжалостно знойным. Мысль, чтобы спуститься ниже, где было еще жарче, отбивала у нас с Фредди всякую охоту двигаться. Но в Скотсдейле я сдавал кровь в банк для предстоящей операции и должен был ездить туда каждую неделю.
Пока внедорожник полз по никогда не рассасывающейся пробке на окружающей город федеральной автостраде, по сторонам попадались десятки мегамолов и супермаркетов. Я подумал о нейтронной бомбе, от которой люди лопаются словно переполненные воздухом шарики, а дома и машины остаются целыми. В Скотсдейле я видел стоянки без единого свободного места, армады внедорожников, и рядом – ни одного человека. Пустые переулки, пустые остановки автобусов – и никого у входа в рестораны.
Когда я открыл дверцу машины, каждая клеточка моего организма испаряла влагу. Не успел ступить два шага, как подошвы ног стали обжигать положенные в ботинки толстые стельки, и всего в нескольких футах над асфальтом колебались прозрачные миражи. Комета выпрыгнула из машины, как чистопородная трехлетка на кентуккийских скачках, и, не дрогнув, застыла рядом со мной, хотя на подушечках ее лап уже наверняка образовывались волдыри.
– Фредди, посади собаку в салон, – попросил я. – А потом вернешься за мной.
Жена тянула поводок, но Комета не двигалась с места. Тогда я взял у нее поводок и двинулся к зданию. Борзая, хотя лапы ей немилосердно жгло, не отставала и держалась рядом. Она знала: надо выполнять работу, а не скулить. И весь путь в Денвер я старался следовать ее примеру.
15
Август 2005 года. Денвер
3 августа Фредди, Комета и я отправились на запад, где мне должны были делать операцию. Мать, ее супруг Мэнни, за которого она вышла замуж два года назад, и моя сестра Дебби собирались встретить нас в Денвере и пробыть там несколько дней после операции. Дочери тоже хотели приехать, но я отговорил их. Решил, пусть лучше появятся через месяц – в тот момент моего выздоровления, когда мне станет скучно и потребуется чье-то общество.
– Надеюсь, ты взял все, что нужно, – заметила Фредди, когда мы сворачивали на улицу с подъездной дорожки. – Кто знает, сколько ты там пробудешь… Не представляю, как поступить: начальник требует, чтобы я через неделю вернулась в Седону. Если что-то пойдет не так… – Она запнулась, а когда продолжила, голос звучал так тихо, будто Фредди говорила сама с собой: – Кай сказал, что ты будешь лежать от месяца до шести недель, но не исключено, что дольше. Часть этого времени займут реабилитационные мероприятия, но все очень неопределенно.
Жена никак не могла понять, почему я вбил себе в голову, будто предстоящая операция лишь ненамного сложнее удаления зуба мудрости. Врачи меня быстро разочаровали. Но у меня имелись явные преимущества перед другими пациентами: всю жизнь я учился управляться с больной спиной, правильно садиться и вставать со стульев, ложиться и подниматься с кровати, сгибать колени, сидеть и стоять. В последние годы мои слабые мышцы испытывали так много перегрузок, что я не сомневался: они способны восстановиться, когда почувствуют свободу. Плюс к тому я владел «секретным оружием» – Кометой. Что же до боли, хуже того, что я испытывал, быть не могло.
– Давай запланируем десять дней пребывания в больнице, – предложил я. – А дальше все зависит от того, где я буду. – Я понимал, что десять дней слишком мало, и переменил тему разговора. – Мне необходимо сосредоточиться на выздоровлении, поэтому пусть Комета поедет с тобой домой. Да и Сандоз после проведенной с соседями недели соскучится по ней.
Из гостиницы жена подтвердила по телефону назначенный на следующий день предоперационный осмотр. Я лежал на спине на кровати и смотрел в потолок. Неожиданно обратил внимание, что после того, как Фредди положила трубку, в номере слышалось только жужжание вентилятора в кондиционере. Я повернулся и увидел, что жена не сводит с меня глаз.
– В чем дело?
– Пытаюсь понять тебя. Что-то ты уж очень тихий.