Энн Тайлер - Катушка синих ниток
– Итак, чем их сегодня развлечь? – процитировал Ред строчку из стихотворения Кристофера Робина, которую Эбби всегда вспоминала, если у детей вспыхивал очередной скандал, и лицо его тотчас исказилось от горя. Ред, видно, отчетливо услышал в голове веселый голос жены.
Денни, по обыкновению, подолгу пропадал у себя в комнате, и никто не знал, чем он занят, хотя иногда оттуда доносились его разговоры по мобильному. Но с кем? Загадка. Между тем даже Хайди принялась выкамаривать. То и дело залезала в помойное ведро под кухонной раковиной и оставляла под обеденным столом отвратительные кусочки жеваной фольги.
– Вы, девчонки, скажите, если я начну выглядеть как сумасшедший старикашка, – попросил Ред дочерей. – Мамы теперь нет, следить за мной некому.
К концу недели он заляпал рубашки едой и буквально не снимал шлепанцев, но от любых замечаний и предложений отмахивался.
– Знаешь, папа, – заметила как-то Джинни, – по-моему, этим твоим брюкам место на помойке.
А он ответил:
– Ты что? Я только-только их как следует разносил.
Когда перед похоронами Аманда предложила отнести в химчистку его костюм, Ред сказал, что не нужно – он наденет дашики.
– Что? – не поняла Аманда.
Он вышел с веранды. Дочери в ужасе уставились друг на друга. Через несколько минут их отец вернулся с чем-то вроде короткой туники, бирюзовой и до того яркой, что она просто била по глазам.
– Мама сшила на нашу свадьбу, – объяснил он. – Вот я и подумал, что логично это надеть на ее похороны.
– Но, папа, – возразила Аманда, – ваша свадьба была в шестидесятых.
– И что?
– Ну, может, в шестидесятые такое и носили, хотя я не вполне… Но уже полвека прошло! И швы размахрились, смотри. И под мышкой порвано.
– Значит, надо зашить, – невозмутимо ответил Ред. – И будет как новенькая.
Аманда и Джинни обменялись многозначительными взглядами. Ред эти взгляды перехватил – и резко повернулся к Денни, который валялся на диване и переключал каналы телевизора.
– Это легко починить? – осведомился Ред, показывая сыну дашики на проволочной вешалке. – Да?
– Что? – Денни взглянул на рубашку. – А, да, конечно. Я зашью, если найду нитку такого цвета.
Девочки застонали, но Денни встал, забрал у Реда дашики и вышел.
– Спасибо! – крикнул Ред ему вслед. Потом обратился к дочерям: – У меня есть к этому вельветовые штаны. Серое ведь подходит к голубому, да?
– Да, папа, – сказала Аманда.
– На нашу свадьбу я надел брюки клеш. Бабушку Далтон от ужаса чуть удар не хватил.
У них не осталось фотографий со свадьбы: Эбби утверждала, что фотограф нарушит праздничную атмосферу. Поэтому Джинни спросила:
– А в чем была мама?
– В чем-то таком длинном, летучем, не помню, как называется… каплан?
– Кафтан?
– Да, точно. – Его глаза наполнились слезами. – Она была очень красивая.
– Да, представляю.
– Я знаю, что не имею права спрашивать: почему она? – заговорил Ред. Слезы бежали по его щекам, но он, казалось, не замечал их. – Мы прожили вместе сорок восемь прекрасных лет – многим столько не достается. И я знаю, что должен радоваться, что она ушла первой, ведь она без меня не справилась бы. Текущий кран не могла бы починить!
– Да, папа, – всхлипнула Джинни; они с Амандой тоже плакали.
– Но иногда мне все равно хочется спросить, понимаете?
– Да, папа, понимаем.
Карла была не в восторге, что из-за похорон Сьюзен пропустит школу. Все слышали, как Денни спорил с ней по телефону. «Она любимая внучка моей матери, – говорил он. – И, по-твоему, ради этого нельзя пропустить какой-то кретинский тест по математике?» Сошлись на том, что Сьюзен приедет, но ночевать не останется и во вторник утром опять пойдет в школу Сразу после завтрака в день похорон Денни отправился на вокзал встречать дочь. И вернулся с девочкой куда более серьезной и чопорной, чем та, что ездила с ними на море. На ней было угольно-черное платье со строгим белым воротничком, черные колготки и черные замшевые туфли; под платьем проступал скомканный, пока не очень нужный лифчик. Мальчики Стема смотрели на Сьюзен робко и не заговаривали с ней, но она увела их на веранду, и через несколько минут до кухни, где еще завтракали взрослые, долетала детская болтовня.
Ред сидел в просторных вельветовых штанах и дашики, поражавшей воображение много больше, чем когда она висела на вешалке. Рукава пузырились над манжетами с резинкой и придавали Реду пиратский вид, а из глубокого разреза на груди торчала метелка седых волос. Однако Нора сказала: «Ой, как замечательно Денни ее залатал!» – и Ред обрадовался, видимо не заметив, что об общем впечатлении невестка умолчала.
Позвонили в дверь, залаяла Хайди. Все засуетились. Это пришла Ри Бэском, которая согласилась посидеть с мальчиками. Выдав ей необходимые распоряжения, Стем, Нора, Ред, Денни и Сьюзен вышли через заднюю дверь и сели в машину Эбби. Денни – за руль, Ред рядом с ним. Все десять минут до церкви Ред молчал и смотрел в окно. На заднем сиденье Нора беседовала со Сьюзен. Что в школе в этом году? Как мама? Сьюзен отвечала вежливо, но коротко, как будто считая святотатством хоть на секунду забыть о похоронах. Денни, останавливаясь на светофорах, барабанил пальцами по рулю.
В Хэмпдене весь остальной мир радовался самому обыкновенному понедельнику. Две грузные женщины стояли и разговаривали, одна придерживала тележку на колесиках с бельем из прачечной. Мужчина вез в прогулочной коляске укутанного малыша. С утра стоял холод, но очень быстро теплело, поэтому многие были в свитерах, но из винного магазина появилась девушка в шортах и вьетнамках.
Церковь – маленький неприметный белый куб с чем-то вроде купола вместо шпиля – пряталась между семейной продуктовой лавкой и домом, в пух и прах разукрашенным для Хэллоуина. Уитшенки, пожалуй, прошли бы мимо, если б не вывеска – надпись «Хэмпденское братство», а ниже наборными буквами строчка: «Добро пожаловать домой, рядовой Спринкл!» Рядом – никакой парковки. По крайней мере, Денни не нашел. Пришлось ставить машину на улице. Когда они высаживались, подъехали Джинни и Хью со своими двумя детьми и матерью Хью. Затем подошли Аманда, ее Хью и Элиза в лакированных туфлях на каблуках и блестящем оборчатом платье, таком коротком, что девочка выглядела как официантка из ночного бара. Густой слой косметики почти скрывал ее синяк. Джинни и Аманда, лишь глянув друг на друга, разразились слезами и, обнявшись, встали на тротуаре. Миссис Энджелл, притиснув к груди сумочку, сочувственно щелкала языком. На ней была очаровательная шляпка с цветами, в самый раз для церкви.
Да и все принарядились – кроме Реда, у которого дашики скрывала заурядная куртка «Ориолс».
Наконец, одолев две ступени крыльца, они вошли в белую комнату с низким потолком и рядами темных скамей. Внутри царил холод, обычный для помещения, которое не отапливалось осенней ночью, правда, сейчас где-то внизу гудела печь. Впереди стоял деревянный аналой, за ним на стене висел простой темный крест, а сбоку рыжая крашеная женщина играла на пианино «Овцы могут пастись спокойно». (Преподобный Элбин объяснил, что хор – люди работающие и не смогут петь в будний день.) Пианистка бренчала и не смотрела по сторонам, пока они шли по проходу и рассаживались во втором ряду. Могли, вероятно, занять и первый, однако негласно решили не устраивать из своего горя показуху.
Перед аналоем красовалась высокая ваза с белыми гортензиями. Это еще откуда? Уитшенки цветов не заказывали и специально подчеркнули в «Балтимор сан», что присылать их не нужно – лучше, если есть желание, сделать пожертвование в «Дом участия»[32]. У Эбби были странные отношения с цветами: срезанных она не любила. Джинни прошептала:
– Может, это из чьего-нибудь сада?
Все лучше, чем от флориста. Но Аманда, сидевшая рядом с сестрой, шепнула в ответ:
– Не слишком ли поздно для цветов, осень же?
Говорить нормально не запрещалось, но они почему-то робели. Никто толком не знал, каков похоронный этикет – кого приветствовать, куда смотреть, кому после службы тайком сунуть конверт с деньгами. Уже дважды этим утром Аманда звонила Ри Бэском за советом.
Дети сидели в дальнем конце, Сьюзен – посередине, как приезжая и потому самая интересная. Ред по настоянию Аманды занял место у прохода. Вдруг кто-то из друзей захочет подойти и выразить соболезнования, объяснила она. Но Ред именно этого и боялся, а потому сидел нахохлившись, будто птица под дождем, и упорно сверлил взглядом свои колени.
Преподобный Элбин вошел через боковую дверь рядом с пианино. Эдди, так он попросил себя называть. В черном костюме, очень светловолосый, на удивление молодой и до того белокожий, что, казалось, видно, как в его жилах течет кровь. Он первым делом наклонился к Реду и пожал его правую руку обеими ладонями, а после спросил Аманду, есть ли у нее список тех, кто собирается выступить с речью. Когда он приходил к ним домой, они еще ничего не решили, но теперь Аманда протянула ему лист бумаги. Эдди просмотрел, кивнул:
