Мануэль Скорса - Бессонный всадник
– Я сделал все, что мог, сеньоры, – говорит старый Эррера.
И волоча ноги, уходит в дом.
Это было в шесть. А в семь дон Раймундо Эррера умер.
Глава двадцать девятая,
о том, как озеро Чаушуаранга осталось по-прежнему озером, но перестало называться Чаупиуарангой
Вся в черном, на груди – сердце из серебра, что подарил ей Раймундо Эррера в день свадьбы, встала Мардония Марин на пороге своего дома. Забегали по селению соседи.
– Умер отец наш!
Плакали жители Янакочи, не хотели верить. Каждый с тех самых пор, как себя помнил, помнил и старого Эрреру, что уезжал с прошением, возвращался и опять уезжал. Без устали боролся он за наши права, и трудно себе представить, как будем мы жить без него. Но ничего не поделаешь, приходится верить, что умер старый Эррера, ибо мертвенная бледность разлилась по синему его лицу и – никогда мы этого не видели! – закрыты его бессонные глаза.
Члены Совета общины обрядили тело, надели на него костюм, который старый Эррера носил лишь в особо торжественных случаях. Знаменем общины покрыли его, старым знаменем, изодранным бурями, дождями и ветрами в бесконечных походах. Открытым оставили только лицо Раймундо Эрреры, которое мы никогда не забудем.
В день похорон низко нависло над селением угрюмое небо. Погруженные в скорбь жители Янакочи забыли пригласить на церемонию соседние селения, но весть разнеслась далеко по всей бывшей долине. На катерах, на специально нанятых лодках прибыли делегации – десять руководителей общин, пятнадцать выборных. Целая толпа шла следом за гробом. Вот и кладбище. Поставили гроб у края ямы, где старый Эррера наконец-то сможет уснуть. Выборный Роблес бросил последнюю горсть земли. Теперь надо написать на плите дату смерти. Густой запах прока стоял вокруг. И задумался выборный Роблес. Какую цифру поставить? Когда умер дон Раймундо Эррера? Какого числа, какого месяца, в каком году? Сколько прожил он? 2216 лет или 2215? Заколебался выборный Роблес, выпала из руки его ненужная кисть.
– Посмотрите на небо! – закричал в страхе Криспин.
Люди подняли глаза: стояли над головой облака, не уплывали. Уже давно остановились в своем течении реки. Теперь и небо недвижно.
И тут послышались выстрелы. Много месяцев отряд войск 21-го военного округа гонялся за ними в горах. Теперь, стреляя направо и налево, отряд входил в селение. От первой очереди упали мертвыми Вентура Ара, Лино Мальпартида и Сесилия Камачо. Маленькая дочка Сесилии Камачо, подняв кулачки, кинулась навстречу солдатам – очередь срезала и ее.
Люди с воплями бросились бежать.
«Мой зять ранен!» – кричал тесть Карвахаля; жена Сицриано Гуадалупе вопила: «Верните мне мужа!»; «Крисостомо, Криспина убили!» – крикнул старый Хуан Роблес; Магно Валье, посредник: «Я, ни при чем!»; жена Басилио: «Как я буду одна кормить детей?»; Константино Лукас: «Достали-таки меня!»; Николас Сото: «Детей-то хоть пожалейте!»; Теодосито Рекис: «Еще солдаты идут!»; Эпифанио Кинтана: «Они поджигают дома!»; отец Часан: «Они ответят за это перед господом!»; Алехандрина Гуи: «Не умирай, сыночек!»; Ригоберто Басилио: «Поднимайте руки, тогда перестанут стрелять!»
Капитан Реатеги осмотрелся: валялись трупы, раненые рыдали, выли, остальные в ужасе разбежались кто куда.
– Прекратить огонь! – приказал капитан.
В ворота кладбища входил еще один отряд. Пахло порохом.
– Грамоту нашли?
– Никак нет, мой капитан, – отвечал младший лейтенант.
– Инженер где?
– Говорят, в соседней бухте, мой капитан.
– На моторки!
Солдаты попрыгали в отнятые у жителей лодки, которые покачивались возле причала.
– В Янауанку! – приказал капитан Реатеги.
Лодки медленно стали отчаливать. Рыдающие женщины спускались по склону холма. Это шли матери убитых. Солдаты глядели спокойно – между лодками и берегом уже образовалось достаточное расстояние. Вдруг один из солдат вскрикнул. Дойдя до кромки воды, женщины не остановились, они шли дальше, шли по озеру, как по земле.
– Полный вперед! – закричал капитан Реатеги. Растерянный, он не верил своим глазам.
Женщины все так же шагали следом. Постепенно вопли и рыдания превратились в стройное пение:
Зачем цвет радуги черен?Упругим луком,несущим врагам погибель,радуга стала.Повсюду жестокий градпобивает травы,и вьется синяя мошка – вестница смерти.Она наяву и во снемне душу тревожити переполняет сердцедолгой тоскою…
Матери пели «Апу Инка Атавальпаман», скорбную песнь, что сложили индейцы кечуа четыреста лет назад.
Солнце становится желтым,таинственное, большое.
Матери шли следом за перегруженными моторками. Шли и пели.
– Быстрее!
– Быстрее нельзя, мотор разорвет, – отвечал бледный сержант.
– Все равно!
Моторка запрыгала по воде. Матери пели.
Иссякла кровь в твоих венахнавеки.Глаза, лишенные света,закрылись,в глубоком звездном колодцеугасли.Рыдает, сетует, стонетдуша, больная голубка.Бредет, стеная и плача,твое усталое сердце.Крушась о близких, в разлукеоно разбиться готово.[21]
– Спрячемся здесь, – приказал капитан Реатеги.
Моторка затаилась в туманной бухте. Матери скрылись.
– Глуши мотор!
Капитан приложил палец к губам. Похоронное пение удалялось. Чтоб подбодрить солдат, капитан достал из рюкзака фляжку с коньяком. Глотнул сам, дал перепуганным солдатам. Выпили, повеселели. Переждали еще около часа. Туман оставался по-прежнему плотным.
– В Янауанку! – приказал капитан.
Катер под названием «Акула», осторожно рассекая туман, вышел из бухты. И тут солдаты оцепенели от ужаса – матери стояли молча, ожидая их. Пытаясь спастись бегством, «Акула» дала полный ход. Глухое пение снова слышалось за кормой.
Оставленные на мукустрадальцы;растерянные, в печали,сироты, —лишившись твоей защити,мы плачем.Где сможем найти опорус тех пор, как тебя не стало?Из тех, кто с тобой расстался,кто нынче удержит слезы?Когда родители смогутзабыть любимого сына?
Солдаты увидели катер «Независимость», он тоже метался, безжалостно преследуемый толпой матерей.
Река кровавая льется,разбившись на два потока.[22]
Наконец разглядели бухту Янауанки. На берегу в страхе толпился народ. Солдаты поспешно высадились. Матери скрылись в сторону Янакочи. Капитан Реатеги вытер со лба пот. «Не индейцы виноваты, – подумал он, – а те сволочи, что сбивают их с толку».
– Отыскать план земель общины во что бы то ни стало. Обыскать все дома до одного.
Солдаты рассыпались по селению.
Плотник Орэ поднял голову – в дверях стоял человек небольшого роста, лицо в крови и копоти. И все-таки плотник Орэ сразу узнал Константино Лукаса.
– Что случилось, Константино?
– Ищут тетрадь Инженера.
Неслышно, как тени, появились братья Иполито. – лица и одежда опалены. Они несли Маргарито. Положили. Маргарито приподнялся, с трудом сел. Плотник Орэ принес кувшин с водой, Лукас поднес кувшин к губам раненого. Маргарито глотнул, сплюнул.
– Это вода.
– Вы же ранены.
– Ну и что? По этой причине я должен пить воду? – Маргарито попытался улыбнуться. – Может, я умираю, надо же это как-то отметить.
И вздохнул в последний раз. Из порта доносились крики. В дверях мастерской появился капитан Реатеги – казалось, его жирная физиономия осунулась от злости.
– Где Инженер?
– Уехал в Японию, мой капитан, – отвечал плотник Орэ.
Солдат ударил его прикладом.
Плотник согнулся.
– Где Инженер, сволочь?
– Уехал, мой капитан, – прошептал Орэ.
– Я тебе покажу, как насмехаться, зараза.
Грохот выстрела заглушил последние слова. Орэ упал лицом вниз.
Я первый заметил, что цвет воды в Чаупиуаранге изменился. Я недалеко живу. В тот день я рыбу ловил, смотрю – вода краснеет. Я подумал сперва: это закат, отражается. Ловлю себе рыбу и ловлю. А на другой день, как рассвело, отправился в Янауанку, гляжу – все озеро красное, как мое пончо. В тот день озеро Чаупиуаранга не только цвет изменило – и называть его стали по-другому. Яваркоча – вот как оно зовется с тех пор. Явар – значит кровь. Коча – озеро. Яваркоча, кровавое озеро, так мы его теперь называем.
Не только древнее озеро Чаупиуаранга стало красным. Братья Рекис мне рассказывали, что в день похорон дона Раймундо Эрреры все ручьи, что текут с вершин, тоже стали красными. А тесть Гуадалупе говорит, что и у них, около Змеиной Горы, реки покраснели, а после остановились и потекли вспять. «Клянусь тебе, Магдалено, я был совершенно трезвый. Своими глазами видел: остановилась река Змеиная, разлилась и потекла обратно, к своим истокам. Погляди-ка, сейчас вот она течет туда, правильно? А три дня назад текла обратно, к горам Вайракондор».
Кажется, потом в Помайярос, в Раби, в Такиамбре, в Чинче вода в реках стала опять такой, как всегда. Может быть. А только у нас реки по-прежнему красные – кровавого смертного цвета.
