Деннис Лихэйн - Ушедший мир
Прошагал по улице к своей машине, бросил пиджак на заднее сиденье. Снял шляпу, положил на пассажирское место, затем закрыл машину и двинулся обратно по Обиспо, только по противоположному тротуару. Привалился к телефонному столбу, глядя на светящееся окно комнаты Уолтера Ковича.
Спустя несколько минут он закурил. Он понимал, что ведет себя как умалишенный, во всяком случае как крайне неосторожный человек. Ему бы быть сейчас миль за десять отсюда, за двадцать.
Он думал обо всех детях, которым предстоит расти без отцов только из-за того, что существуют люди, подобные ему. Его собственный сын лишился матери из-за работы Джо. Десять лет назад, в самый кровавый день в истории мафии Тампы, между полуднем и полуночью были убиты двадцать пять человек. Из них по меньшей мере десять были отцами. Если Джо умрет завтра или послезавтра, его собственный сын останется сиротой. У деловых людей вроде него было одно правило: никогда не трогать семью. То было святое правило, номер два в своде правил, а номером первым было: делать деньги везде, где только возможно. Благодаря этому правилу они верили, что чем-то отличаются от животных. У них есть этика. Есть предел жестокости и эгоизму.
Они уважали семью.
Однако правда заключалась в несколько ином. Они действительно не уничтожали семьи. Они их ампутировали.
Он ждал, когда погаснет свет в комнате Уолтера Ковича, ему хотелось удостовериться, что у ребенка будет еще одна, последняя, спокойная ночь. После того как обнаружит в кухне тело отца, на какое-то время он лишится спокойствия, а заодно и спокойного сна.
Завтра утром Уолтер Кович, двенадцатилетний мальчишка, который хочет перескочить через восьмой класс, спустится вниз и увидит своего отца на кухонном полу с разорванным горлом. Лужи крови будут черными и липкими. Над ними будут кружить мухи. Уолтер не пойдет в школу. К этому времени завтра вечером собственная постель будет казаться ему чужой. Родной дом станет незнакомым местом, где бродят призраки. Он будет не в состоянии есть, даже прикоснуться к еде. Он никогда больше не поговорит с отцом. Возможно, он никогда не узнает, почему у него отняли отца.
Так же как не узнает его сын, если Джо вскоре суждено погибнуть.
Есть ли у Уолтера Ковича тетя или дядя, которые смогут его взять? Бабушка с дедушкой? Джо понятия не имел.
Он снова поднял глаза на окно. Свет до сих пор горел.
Было уже поздно. Джо решил, что мальчик скорее всего заснул прямо за столом, прижавшись щекой к страницам учебника.
Джо сошел с тротуара и двинулся по проезжей части к машине. Когда он отъезжал, на улице стояла тишина, даже собака не залаяла, чтобы отметить его отъезд.
Глава семнадцатая
Архипелаги
Понедельник, 8 марта 1943 года, два дня до Пепельной среды.
Билли Кович лежал в морге, и Джо удивился, проснувшись с ощущением, что он теперь в еще большей опасности, чем прежде. Потому, когда позвонил Дион и принялся убеждать его, что сколько бы телохранителей ни приставил к нему Рико, дом все равно не может считаться безопасным местом, Джо сдался быстрее, чем ожидал его друг.
Через час они с Томасом уже выехали из Айбора и направились к Диону. Томас развернул утреннюю газету, положив верхнюю половину на приборную панель, а нижнюю – себе на колени. Над сгибом – битва в море Бисмарка. Ниже, в правом углу – смерть Билли Ковича, диспетчера службы такси, подозреваемого в связях с криминальным миром.
– Что такое архипе-гал?
– Что? – Джо удивленно поднял глаза на сына.
Томас кивнул на газетный лист.
– Ахри-пелаг? – произнес он на этот раз.
– Архипелаг, – поправил Джо.
– Ну да.
– Скажи теперь сам.
– Архипелаг, – медленно произнес Томас.
– С первой попытки. – Джо легонько стукнул сына по коленке. – Молодчина. Так называется группа островов.
– Почему бы просто не называть это группой островов?
– Почему бы не называть дюжину двенадцатью предметами? – улыбнулся Джо. – А пса – собакой?
– А гиппопотама – бегемотом?
– А детей – ребятами?
Джо знал, что когда они с сыном начинают эту игру, она может затянуться на целый день, а у него уже заканчивались подходящие пары.
К счастью, Томас отвлекся.
– Новая Гине-я?
– Новая Гвинея.
Томас повторил и это, и снова получилось с первой попытки.
Газеты уже два дня только об этом и трубили: дядя Сэм и ВВС Австралии со всей яростью обрушили священный гнев на японский морской конвой у архипелага Бисмарка. А в сегодняшних репортажах сообщалось, что новая битва только что завязалась у острова Бугенвиль, в группе Соломоновых островов.
– Ну, им там уж точно покажут что почем, правда?
– Я хочу когда-нибудь стать солдатом.
Джо едва не врезался в бордюрный камень.
– Правда? – переспросил он непринужденно.
– Угу.
– Зачем?
– Сражаться за свою страну.
– А твоя страна станет сражаться за тебя?
– Не понимаю.
– Ты знаешь, почему мы живем в Айборе?
– Потому что у нас там хороший дом.
– Верно, – сказал Джо. – Но еще потому, что это единственное место, где кубинцы могут жить, не ощущая себя людьми второго сорта. Надеюсь, ты понимаешь, что значит «второй сорт»?
Томас кивнул:
– Не самый лучший.
– Именно так. Вот твоя мама жила здесь, и к ней относились так, словно она второго сорта. Она не имела права заходить в большинство ресторанов и гостиниц. Знаешь, что было бы, если бы она пошла в кинотеатр в центре? Ей бы пришлось пить из питьевого фонтанчика для цветных.
Джо говорил об этом осипшим голосом.
– И что же? – спросил Томас.
– А то, что эта страна была не рада твоей матери.
– Я знаю, – сказал Томас, хотя Джо видел, что его сын слегка ошарашен. Джо раньше никогда не рассказывал ему о раздельных питьевых фонтанчиках.
– Знаешь?
Томас смотрел теперь широко раскрытыми глазами, отчего боль в них стала еще заметнее.
Джо решил сменить тему.
– Кстати, какую страну ты имел в виду?
– Какую страну?
Джо покивал:
– Да, эту или Кубу?
Томас долго смотрел в окно, так долго, что они успели доехать до поместья Диона, миновали пост охраны у парадных ворот и покатили дальше по дорожке, обсаженной пальмами и магнолиями, когда он снова заговорил. Джо раньше никогда не задавал сыну этого вопроса, потому что боялся услышать ответ. Грасиэла была чистокровной кубинкой. Ее бабушка и тетки были кубинками. Первые два класса Томас отучился в Гаване. По-испански он говорил так же запросто, как по-английски.
– Эту, – сказал он. – Америку.
Ответ настолько изумил Джо, что он забыл выжать сцепление, когда они подъехали к дому Диона, и машина зафыркала, прежде чем он перевел рычаг на нейтралку.
– Твой дом Америка? – уточнил Джо. – Мне казалось…
Томас покачал головой:
– Куба – мой дом.
– Я ничего не понимаю.
Томас потянулся к дверной ручке, и выражение его лица явственно говорило, что лично ему все понятно.
– Но Америка стоит того, чтобы за нее умереть.
– Я ведь только что рассказывал тебе, как Америка относилась к твоей маме.
– Я знаю, – сказал Томас. – Но, папа…
Он пытался осмыслить все это, отчего жестикулировал энергичнее обычного.
– Так что же? – спросил в итоге Джо.
– У всех свои недостатки, – ответил Томас и открыл дверцу.
Как только Томас вылез из машины, Дион распахнул дверь дома. В углу рта у него уже торчала сигара, это в восемь-то утра. Он молча сграбастал Томаса посреди патио и понес его, прижимая к бедру, словно буханку хлеба, так они и вошли в дом.
– Я слышал, ты болел.
– Дядя Ди, отпусти меня.
– Ты не похож на больного.
– Я не болен. У меня была ветрянка.
– Я слышал, ты был похож на клоуна из цирка.
– Неправда.
Джо вошел в дом вслед за ними, их шутливый диалог почти развеял ощущение опасности, нараставшее целое утро, а если подумать, то, наверное, целый месяц. То не была опасность, исходившая только от убийцы, хотя он немало думал о нем. То не была опасность, исходившая от призрачного мальчика, хотя он боялся очередного появления этого жуткого существа сильнее, чем хотел бы признаться себе. То была всеобъемлющая опасность, от которой нет спасения. В последние месяцы его не покидало чувство, что весь мир перестраивается и демоны-рабы без устали трудятся день и ночь, перекраивая, придавая ему новую форму. Эти демоны-рабы трудились в преисподней, не прерываясь даже не сон.
Джо чувствовал, как пласты почвы шевелятся под ногами, но каждый раз, когда он смотрел на землю, казалось, что та и не думала двигаться.
– Так, значит, ты теперь в цирке? – допрашивал Томаса Дион.
– Я не в цирке.
– Тебе нужно завести ручную обезьянку.
– Я не в цирке…
– Или, к примеру, слоненка. Вот будет здорово.
– Я не могу завести слоненка.
– Почему нет?
– Он вырастет слишком большой.
– А, так ты боишься, что тебе придется убирать за ним навоз.
– Нет!
