Ингрид Нолль - Неунывающие вдовушки

– Надеюсь, – я подумала о Матиссе.

После бутылки шампанского мы в эйфории приступили к сборам. Катрин побежала бриться, Пу выстирала белье шампунем и теперь сушила феном. Кора в третий раз бронировала авиабилет во Флоренцию, я складывала вещи.

Наконец телефон освободился, и я, собрав волю в кулак, позвонила в Шварцвальд. К счастью, подошел сам Йонас. Он говорил со мной ласково, даже кротко и как-то приторно-сладко, так что я заподозрила недоброе.

– Приезжай, конечно! В любое время! Кстати, мне нужно кое-что с тобой обсудить.

– А именно? – насторожилась я.

– У нас с тобой чудесный мальчик. Но, видишь ли, нормально ли для его возраста, если… ну…

– Что нормально?

– Герлинда несколько раз брала Бэлу с собой за покупками во Фрайбург. Понимаешь, она шьет и часто ездит в один магазин тканей, там можно очень дешево купить остатки, ну, обрезки. Вчера мы нашли у Бэлы в коробке среди игрушек несколько мотков шелковых ниток разного цвета.

Я отвечала неопределенным мычанием, чтобы только не рассмеяться в трубку.

– Майя, я понимаю, что тут скажешь, – продолжал Йонас, – и можешь обвинить меня в том, что у Бэлы дурные привычки. Мы сразу отвезли его в магазин, вернули, что он стащил, и извинились. Ты бы видела, как он рыдал.

– Кто это мы?

– Герлинда тоже ездила.

Мы помолчали. Потом я сказала:

– Йонас, я забираю Бэлу. Я очень скучаю по нему.

Удивительное дело, и двух часов не прошло, как мы уже покидали отель. Кора пошла платить по счету, я с ней. Катрин, Пу и кошка ждали в гараже у машины. Портье погрузил чемоданы в багажник. Кора раздала всем деньги, и мы тронулись в путь.

Первая остановка – у Народного университета, мы переложили чемоданы Катрин и Пу в машину Катрин. Все, пора прощаться. Дальше нам в разные стороны.

– Кстати, Катрин, держи твой паспорт. Завалялся в сейфе у Хильтера, – я протянула ей документы, – приезжай к нам в Италию.

Катрин захлопала мокрыми глазами.

– Не рыдай! – сказала Кора. – Остаемся на связи. Майя до завтрашнего утра еще будет в Дармштадте. Мой самолет взлетает через два часа, на этот раз я его не пропущу! Наконец-то поем по-человечески! Немецкая жратва опротивела. Мутит меня с нее. Даже кофе помоечный!

Все, наобнимались. Пу со слезами цеплялась за наши руки, еле оттащили. Наплакались, хватит. Счастливо оставаться!

Я отвезла Кору в аэропорт.

– Не делай глупостей! – в один голос пожелали мы друг другу.

Кора сунула мне еще одну пачку банкнот и убежала на регистрацию.

Ну, вот я и одна. Медленно и осторожно я вырулила на шоссе. Эрик погиб по дороге в Дармштадт. Что, если в наказание и я погибну на том же месте? Но когда меня стали обгонять даже тяжело груженные фуры, я поддала газу и помчалась в Дармштадт. Не то чтобы мне туда очень было надо, но мне поручили уладить дела с коммуналкой и любым способом убедить их наврать полиции, чтобы нас прикрыть.

Пришлось звонить в дверь, ключи я давно вернула. Кто откроет? Если Энди, может, броситься ему на шею? Шарканье в прихожей: нет, не он. Он ходит в одних носках. А, Цилли. Я и забыла, что ты существуешь. Она тоже встретила меня безо всякого восторга.

– А, это ты? – разочарованно протянула Цилли, как будто ожидала увидеть кого-то другого.

– Парни где?

– Никого нет. Знаешь, твои парни – настоящие дети! Подростки, ей-богу! Городят всякую чушь! Потащились во Франкфурт, в какую-то сауну. Как будто здесь их мало! Ждать будешь?

А что мне остается? Только ждать, сидеть и пить ромашковый чай с Цилли. То еще развлечение. Как же я устала! И, свернувшись калачиком на софе, я заснула.

Открыв глаза, я, как и сегодня утром, опять встретила ожидающий взгляд, только на этот раз это была не Пу. Феликс ждал, когда я проснусь.

– Уже вернулся?

– Больше двух часов у бабушки убирать нечего.

В дверь просунулась голова Цилли.

– Как сауна? Не угорел?

Феликс улыбнулся и посмотрел на меня с видом заговорщика.

– Я не ездил во Франкфурт. Не переношу парилки.

Я даже удивилась, до чего обрадовалась его словам.

Цилли оставила нас одних. Я приступила к инструкциям: весьма вероятно, что франкфуртской полиции захочется задать им несколько вопросов. Чтобы никто не путался в показаниях, я написала на листочке, когда Катрин и Пу якобы проживали в коммуналке.

– Придется врать под присягой? – скривился Феликс.

– Присягать не понадобится вообще! – заверила я.

– Как хоть выглядит эта твоя Пу? Мы ведь ее даже ни разу не видели.

Я достала из сумки фотографии, которые Кора сделала в отеле, и протянула ему снимок Пу. Но Феликс неожиданно заупрямился. Мне пришлось пустить в ход всю свою силу убеждения: скорее всего, вовсе не придется говорить с полицией, это так, на всякий случай.

Феликса я уговорила. Но с Максом и Энди придется тоже договариваться самой. Феликс не мог через их головы пообещать, что они ради нас будут обманывать власти.

Поздней ночью эти двое вернулись «из сауны» и оказались необычайно сговорчивы.

– Нет проблем! – сходу согласился Макс.

– Хочешь нас совсем закопать? – поныл по своему обыкновению Энди.

В эту ночь он не проявил ко мне никакого интереса и к себе не пригласил.

Встать пораньше не вышло. Только около одиннадцати меня разбудил Феликс и протянул мне телефон:

– Катрин звонит.

Я взяла трубку и жестом выставила Феликса из комнаты.

– Ты еще не знаешь? – затараторила Катрин. – Утренняя газета!

– Читай! – приказала я.

В районе Гинхайм внимание жителей привлекла распахнутая настежь дверь одного из домов. На звонок никто не отвечал. В прихожей было сыро, а с верхнего этажа стекала вода. Сосед вызвал полицию.

В спальне дома комиссар Мюльбауер обнаружил труп владельца, застреленного в голову. Вторая пуля пробила водяной матрас. Очевидно, преступление совершено там же, где обнаружен труп. Убитый – один из содержателей борделя, расположенного возле Главного вокзала. Вероятно, недавно найденный на берегу Майна обезглавленный труп чернокожей женщины может быть связан с убийством в Гинхайме. Также разыскивается жена убитого, уроженка Таиланда. Полиция предполагает, что она похищена конкурирующей группировкой сутенеров и находится в опасности. Расследование ведется по всем возможным направлениям. Полиция обращается к гражданам за содействием. Телефон чрезвычайного отдела по делу Хильтера…

Катрин умолкла, ожидая моего комментария.

– Бдительные соседи! Смешно мне с них! – заметила я. – Дрыхнут как убитые, когда рядом стреляют. Ну, теперь ваш выход, девушки! Только пусть Пу идеально выучит роль. Тебя могут прослушивать, не забывай. Кроме того, подумай, откуда у вас вдруг взялась сиамская кошка. Это если какой-нибудь «бдительный сосед» заметил, что кошка пропала значительно позже Пу.

– Ой, да! – спохватилась Катрин. – О кошке я не подумала. Ее, кстати, зовут Лао-Лао. Если комиссар вдруг решит подшить ее к делу, пусть она будет моей кошкой. Скажи ребятам, что и Лао-Лао жила с нами в Дармштадте!

– Еще чего! Не буду. Я вообще уезжаю скоро.

Катрин снова помолчала, потом я услышала глубокий скорбный вздох:

– Ты забрала мои картины? Оставь их себе. Дарю!

Аттракцион невиданной щедрости! Ох, и тяжко же было тебе, старуха, решиться на такое!

– Правда? Спасибо, что ты обо мне не забыла. Я беру Матисса. Остальные пришлю тебе. Чао, Катрин! Привет Пу! Созвонимся!

Через час я уже мчалась по шоссе. Скорей бы оказаться во Флоренции! Но мой путь лежал через Гейдельберг и Шварцвальд. Родители Коры обрадовались моему появлению, жаль только, что со мной нет ни их дочери, ни моего сына.

– Кора тоже очень расстраивалась, что вы разминулись! – соврала я, забрала картины с чердака и откланялась.

Ближе к вечеру я добралась до Фрайбурга и с трудом нашла поворот на узкую проселочную дорогу, которая ведет через деревеньку к ферме, где загостился мой сын. Я слишком долго не приезжала, редко звонила и явилась без подарка. «Феррари» уперся в навозную кучу. Со всех сторон ко мне мчались Бэла, Йонас и свекровь в своем необъятном фартуке.

Мальчик выглядел здоровяком и ужасно напоминал Йонаса. Хорошо, что темперамент у него мой! Захлебываясь, Бэла лепетал без умолку обо всем сразу и первым делом потянул смотреть котят. Похоже, сын не страдал, что я так долго откладывала приезд.

Я собиралась было сразу же ехать дальше, но отказаться от ужина было бы совсем хамством. Пришлось согласиться и переночевать в комнате для гостей.

На ужин подали свиные ножки с картофельным пюре и маринованной фасолью. Я с тоской вспомнила об итальянской кухне. Тем и утешилась. Однако Бэла, который еще недавно не признавал ничего, кроме итальянской пасты, уплетал ножки за обе щеки и еще нахваливал стряпню своей бабули. Ах ты, предатель мелкий, хорошо, что Эмилия тебя не слышит!