Сью Таунсенд - Ковентри возрождается
– Ты совершил невозможное, Поджер? – спросила Додо.
Поджер дал понять, что говорить за него будет Наташа Кранц.
– Да, невозможное свершилось. – Она вручила Додо несколько листков бумаги.
Додо посмотрела на них и вздохнула:
– Чудесно, благодарю вас. Когда он отправляется?
Наташа сказала:
– Они перед нами в долгу, так что им пришлось изменить маршрут самолета, летевшего в Париж. Вы наверняка вызовете у других пассажиров крайне неприязненные чувства. Ну, где фотография?
Додо отдала Поджеру снимок, который наделал столько неприятностей. Тот попытался порвать его надвое, не сумел и положил себе на колени чуть ниже мучительно саднящих органов.
– У вас, конечно, есть копии, – сказал Поджер.
– Конечно, – подтвердила Додо. – Отправлены по почте.
– Сука долбанутая, ты развалила мою семью, да и карьеру, наверное, тоже. – В глазах Поджера сверкнули злые слезы. Он сунул фотографию в пепельницу и поджег ее. Мы смотрели, как изображение извивалось, плавилось и, наконец, свернулось трубочкой.
Додо сказала:
– Ну, Поджер, не унывай, старина. У тебя остались любовница и счет в банке, не говоря уж о том, что за тобою – правящие круги Британии. Могло быть куда хуже.
– Надо было устроить, чтобы их укокошили, – не выдержал Ник. – Никто из нас больше не сможет спать спокойно.
Я знаю, что садилась в автобус, потом в самолет; и я чувствовала, что самолет набрал скорость, взлетел, сделал вираж и взял курс на восток. Помню, я заглянула в маленькое окошко и увидела вдалеке огни аэропорта. Где-то там, внизу, были мои дети, собиравшиеся отправиться домой. И там внизу, с ними, уже далеко позади, осталась мисс Ковентри Ламберт, дочь моих родителей; миссис Дерек Дейкин, жена моего мужа; Маргарет Дейкин, изобретение моего сына; Лорен Макскай, ученица Брадфорда Кинза, и Яффа, подруга Додо.
– Куда мы направляемся? – спросила Сьюзен Лоу.
– В Москву, – неожиданно прозвучало в ответ.
45. Эдна Дейкин выходит на большую дорогу
Свекровь Ковентри, Эдна Дейкин, лишь вполуха слушала собственного сына, Дерека: внимание ее было сосредоточено на том, что происходило на улице, где, как водится, ничего не происходило. Она видела другую женщину ее же возраста, одиноко глядящую из окна.
«А все из-за этих жутких домов, – думала Эдна, – они напустили на нас свои чары, мрачные серые чары. Почему у нас нет ярких красок, узоров, растений, что вьются по стенам, как в других странах? Разве удивительно, что нам не хочется гулять по примитивным уродливым улицам, которые для нас понастроили.
А этот новый районный общественный центр! – Эдна усмехнулась. – Отвратительное бетонное сооружение с гулким эхом и низкими потолками, вот что это такое».
Эдна посмотрела на ряды одинаковых бетонных домов, тянувшихся по холму, и почувствовала, что грудь ее неудержимо переполняется гневом. «Ничего удивительного, что ребята поломали молодые деревца, – думала она. – Они просто не могут дождаться, пока те вырастут. А эти ужасные магазины! И что за название! “Парад” – парад магазинов! Ха! Но парад – это хорошо, это праздник. На параде машешь флажком. А не покупаешь бакалейные товары. И потом, почему детям негде играть? – мысленно спросила Эдна. – Им бы все-таки стоило сначала научиться играть, а потом уж садиться на пособие по безработице».
– Мама, ты слушаешь?
Она повернулась всем неуклюжим телом к сыну. Какой же он недомерок! Как только ему удалось заполучить Ковентри, такую прекрасную, что везде и всюду все оборачиваются ей вслед? Прямо как в песне.
– Мама, ты что-то мычишь.
– Я напеваю старинную песенку: «Где ни ступит она, там прохлада долин…»
– Но мы же разговариваем…
– Нет, Дерек, вовсе нет. Для разговора нужны двое, а сейчас, как всегда, ты говоришь, а я вынуждена слушать.
– Мама! Ты, может, нездорова?
– Я здорова, насколько может быть здоров человек, у которого от скучищи мозги засохли к чертям собачьим.
– Мама! Я никогда не слышал, чтобы ты ругалась нехорошими словами.
– О, я ими часто пользуюсь, когда я в доме одна. Матерюсь как ненормальная. Обожаю это дело.
– Ты просто нездорова, да? Это все от волнений из-за Ковентри?
– Странно, Дерек, но я совсем за нее не волнуюсь. Я за нее даже вроде как рада. Жаль, что сама не сделала того же.
– Чего? Не убила кого-нибудь?
– Нет. Я про то, чтоб сбежать. Я хочу сказать: это же интересно, правда? Она может быть где угодно: в Тимбукту, в Константинополе, на краю земли, да мало ли где. Все лучше, чем жить здесь и раз в день ходить в магазин. Я пришла к заключению, что я свою жизнь ненавижу, Дерек, и теперь пытаюсь ее изменить.
– Как?
– Ну, для начала беру уроки вождения машины.
– Уроки вождения? Ты угробишься.
– Вовсе нет. Я вполне разумная женщина, и к тому же существует, знаешь ли, такая вещь, как двойное управление.
– Это нелепо. Разве ты можешь позволить себе купить машину? Ты пенсионерка.
– Когда сдам экзамен, я возьму назад деньги по похоронной страховке.
– Это невозможно, а как же гроб, который ты хотела… и машины для похоронной процессии? И прием с чаем после похорон?
М-с Дейкин расхохоталась, увидев, как оторопел сын.
– А пускай районный совет меня сожжет. За долгие годы я им достаточно выплатила налогов.
На улице раздался автомобильный гудок. Дерек подошел к окну. У обочины стояла учебная машина. Молодой человек пересаживался на пассажирское место.
– А вот и он, – сказала м-с Дейкин. Она выключила газ, подхватила сумочку и направилась в прихожую. – До свиданья, Дерек, – с нажимом произнесла она.
Они вышли из дома вместе. Дерек удалился не оглядываясь.
Он услышал, как яростно взревел мотор, учебный автомобиль, набирая скорость, стремительно пронесся мимо, за рулем сидела его старая мать. Дерек смотрел, как машина исчезла за холмом. По его мнению, она превышала разрешенную скорость по крайней мере на пятнадцать миль в час. Он записал название школы вождения: «Без осечки». Позвонит им, как только придет домой, и пожалуется на инструктора, которому положено научить его мать соблюдать правила движения, а не нарушать.
Дерек подивился про себя, отчего это все известные ему женщины вдруг посходили с ума. И не только члены его семьи. На работе девушки стали такими строптивыми: требуют того-сего, больше денег, улучшения условий, гибкого графика. А разве женские голоса не сделались громче? Одежда – ярче, а сами они выше и внушительнее? Волоча ноги, Дерек брел домой – несчастный динозавр, лишившийся своего болота и с беспокойством ощущающий, что климат ощутимо меняется.
Эпилог
Минуло шесть месяцев, день в день, с тех пор, как Ковентри убежала из дома, от семьи. За это время в переулок Барсучья Роща пришла русская рождественская открытка, в адресе было написано: «Детям». Текста не было; обратная сторона открытки совершенно пуста. Но дети знали, от кого она.
РУФЬ перестала принимать противозачаточные пилюли. Сидни об этом не знает. Руфь ему ничего не скажет, пока не пройдут двадцать девять недель беременности.
СИДНИ получил повышение, теперь он Главный Управляющий в Восточной Части Центральных Графств, у него под началом тридцать семь больших магазинов. С тех пор как его повысили, продажи выросли поразительно. Первое предложение, которое Сидни внес на заседании правления, заключалось в повсеместной замене слова «магазин» словом «центр».
ХОРСФИЛД живет с Барбарой и Мэтью в автоприцепе на самом въезде в Кембридж. Он учится в теологическом колледже. Очень счастлив и не догадывается, что Барбара отнюдь не счастлива.
ПОДЖЕР думает о Ковентри, едва открывает поутру глаза. В двуспальной кровати он спит один. Жена оставила его и прелюбодействует с кандидатом от лейбористов. Одна из артерий Поджера склеротически сужается. Он этого не знает и не узнает, покуда 2 августа 1992 года кровь не перестанет поступать к его сердцу.
ДЕРЕК одержал победу. Наоми завоевала первое место на съезде любителей черепах Соединенного Королевства. Фотографии Дерека и Наоми появились в местной газете под неудачным заголовком: «Муж беглянки сбрасывает панцирь». Одна женщина, некая миссис Дафна Пай, очень интересуется Дереком. Она считает его великолепным собеседником. Дафна обожает черепах, танцует фокстрот и не курит.
МЭРИ стала красавицей, она усердно учится и постоянно думает о матери.
ДЖОН сдает выпускные экзамены. Он тоже стал красавцем.
ЭДНА ДЕЙКИН сдала экзамен на вождение с первой попытки. Она купила «воксхолл шеветт», синий, с перламутровым отливом, причем руль расположен по-континентальному, слева. Автомобиль обошелся ей в сто пятьдесят фунтов. Теперь ее невозможно застать дома.
СЛАЙ умер. Сгорел в аварии на шоссе М-1, возвращаясь из аэропорта Гатуик. Полагают, что он заснул за рулем. Все документы, касающиеся Ковентри Дейкин, погибли в огне.
