М. Стедман - Свет в океане
Вскоре они, облачившись в калоши и пальто, направились в курятник. У Люси в руках была своя маленькая корзинка.
– Прям как на показе мод! – заметил Том, проходя мимо них в сарай.
– Зато не простудимся! – отозвалась Изабель и чмокнула его в щеку. – Мы идем за яйцами!
В курятнике Люси собирала яйца, осторожно вытаскивая каждое обеими ручками, превращая секундное для Изабель дело в настоящий ритуал. Прижимая каждое яйцо к щеке, она докладывала, что оно «еще теплое» или «уже остыло», а потом передавала Изабель, чтобы положить в корзину. Последнее яйцо она клала в свою корзинку. В конце Люси благодарила каждую несушку отдельно:
– Спасибо, Дафна, спасибо, Пеструшка…
На огороде она помогала Изабель копать картошку и держалась за черенок лопаты.
– Мне кажется, я что-то вижу… – сказала Изабель и подождала, пока Люси увидит верхушку клубня в песчаной почве.
– Вот он! – довольно произнесла Люси и вытащила камень.
– Почти что! – улыбнулась Изабель. – А что лежит рядом? Посмотри внимательнее.
– Тофель! – расцвела Люси и подняла клубень высоко над головой. Осыпавшаяся земля попала в волосы, а затем и в глаза, вызвав слезы.
– Давай-ка посмотрим, – успокоила ее Изабель и, вытерев руки о комбинезон, убрала соринку. – Вот так! Поморгай-ка для мамочки! Видишь, Люси, все прошло! – А маленькая девочка продолжала усиленно моргать.
– Все прошло! – наконец подтвердила она и тут же воскликнула: – Еще тофель!
«Охота» за картофелем возобновилась.
В доме Изабель подмела в каждой комнате пол и собрала налетевший песок в кучки по углам, чтобы легче было вынести все сразу. Отлучившись на минутку проверить, не подгорел ли в духовке хлеб, она увидела, что через все комнаты тянется песчаная дорожка: это Люси пыталась вынести мусор совком.
– Смотри, мама! Я помогаю!
Изабель окинула взглядом следы пронесшегося смерча и вздохнула:
– Я вижу… – и, подхватив Люси на руки, похвалила: – Спасибо. Хорошая девочка! А теперь, чтобы пол был точно чистым, давай подметем еще разик, ладно? – И добавила вполголоса: – Ах, Люси Шербурн, какая же из тебя вырастет хозяйка!
Вскоре появился Том.
– Она готова?
– Да, – ответила Изабель. – Лицо умыто, руки чистые. Все в порядке.
– Тогда в путь, малышка!
– По лестнице, папа?
– Да, по лестнице.
Они вместе отправились к маяку. У ступенек она остановилась и подняла руки вверх, чтобы он мог взяться за них сзади и помогать подниматься.
– А теперь, зайчонок, давай вместе считать. Один, два, три… – Подъем был долгим и утомительным, и Том продолжал считать вслух, хотя Люси уже давно сдалась.
Наверху Люси протянула ручки:
– Нокль!
– Сейчас дадим тебе бинокль, – отозвался Том. – Только сначала усадим на стол. – Он посадил ее прямо на разложенные на столе карты и дал ей бинокль, помогая держать у глаз.
– Видишь что-нибудь?
– Облака.
– Да, облаков сегодня много. А катера не видно?
– Нет.
– Уверена? – засмеялся Том. – Часовой из тебя неважный. А что это вон там? Видишь? Куда я показываю пальцем?
Люси восторженно взбрыкнула ножками.
– Альф и Буи! Апельсины!
– Мама обещала, что привезут апельсины? Что ж, будем ждать.
Через час с небольшим катер пришвартовался. Том с Изабель ждали на причале, а Люси устроилась у Тома на плечах.
– Вот так прием! – восхитился Ральф.
– Пливет! – закричала Люси. – Пливет, люди! Пливет, Альф, пливет, Буи!
Блюи спрыгнул на причал и подхватил канат, брошенный Ральфом.
– Осторожно, Люси! – крикнул он малышке, уже спустившейся на землю. – Не попади под канат! – Он перевел взгляд на Тома. – Господи, да она уже не та малютка, что раньше, а настоящая маленькая девочка!
– Дети растут, – засмеялся Ральф.
Блюи закрепил конец.
– Мы видим ее только раз в несколько месяцев, поэтому и заметно. В городе детей видишь каждый день, вот и кажется, что они не меняются.
– А потом вдруг сразу превращаются во взрослых вроде тебя, – ухмыльнулся Ральф. Он спрыгнул на причал, держа одну руку за спиной. – И кто мне поможет разгрузить катер?
– Я! – тут же вызвалась Люси.
Ральф подмигнул Изабель и вытащил из-за спины руку с лукошком персиков.
– Тогда вот тебе очень и очень тяжелый груз!
Люси взяла лукошко обеими руками.
– Люси, это надо нести очень осторожно! – Изабель повернулась к Ральфу. – Я могу захватить с собой что-нибудь, Ральф. – Он вернулся на катер и передал ей почту и несколько легких свертков. – Я буду вас ждать в доме и поставлю пока чайник.После ужина, когда взрослые допивали чай на кухне, Том заметил:
– Что-то Люси давно не слышно…
– Она, наверное, заканчивает рисунок для моих родителей. Пойду проверю…
Но прежде чем она успела подняться, на кухне появилась Люси, нарядившись в волочившуюся по полу юбку матери и ее туфли на каблучках, а на шее у нее были голубые стеклянные бусы, которые прислала в подарок Изабель Виолетта с этим катером.
– Люси! – обратилась к ней Изабель. – Ты копалась в моих вещах?
– Нет! – заверила та, широко раскрыв глаза.
Изабель покраснела.
– Я вообще-то не разбрасываю свое белье, – смутившись, пояснила она гостям. – Пойдем, Люси, пока ты не простудилась в таком виде. И заодно поговорим, что нельзя копаться в чужих вещах. И говорить неправду. – Улыбаясь, она вышла из кухни, не заметив, как при последних словах по лицу Тома пробежала тень.Люси, радостно прыгая вокруг Изабель, направилась с ней в курятник за яйцами. Она с изумлением смотрела на цыплят, вылупившихся из яиц, и осторожно подносила их к подбородку, чтобы почувствовать на коже их янтарный пушок.
Иногда, выдергивая морковь, она тянула с такой силой, что садилась на попу, а вся ее одежда была запачкана.
– Ну и грязнуля! – смеялась Изабель. – Поднимайся скорее!
Люси сидела на коленях у матери за пианино, и та помогала ей нажимать указательным пальцем на нужные ноты, наигрывая простенькую мелодию «Трех слепых мышат». Затем Люси говорила, что дальше будет играть сама, и устраивала настоящую какофонию, беспорядочно ударяя по клавишам.
Люси, устроившись на кухонном полу, часами что-то рисовала цветными карандашами на обратной стороне старых использованных бланков, а потом с гордостью показывала на нагромождение хаотичных линий и объясняла:
– Это мама, папа и Маяковая Лулу.
Для нее стотридцатифутовая башня была самым что ни на есть обыкновенным сооружением на заднем дворе их дома. Наряду со словами «собачка» и «кошка», о которых она имела представление только по картинкам в книжках, она освоила значение слов «линза», «призма» и «рефракция», причем куда более предметно.
– Это моя звезда! – сообщила она однажды Изабель и указала на нее в небе. – Мне ее подарил папа!
Она рассказывала Тому разные истории о рыбах, чайках и кораблях. На пляже Люси обожала оказываться между Томом и Изабель, чтобы они, взяв ее каждый за руку, подбрасывали высоко вверх.
Ей нравилось называть себя Маяковой Лулу, и под этим именем она фигурировала в понятных только ей одной рисунках или рассказах о себе.Океаны никогда не знали покоя. У них нет ни начала, ни конца. Не знал постоянства и ветер. Иногда он мог ненадолго стихнуть, чтобы неожиданно обрушиться на остров с новой силой, будто безуспешно пытаясь что-то втолковать Тому. Здесь, на острове, время измерялось миллионами лет, а скалы были похожи на игральные кости размером в сотни футов, брошенные на водную гладь, которая за тысячелетия обточила их ребра и превратила в крутые утесы.
Том смотрел, как Изабель с Люси плещутся в Райской Лагуне, и малышка радовалась соленым брызгам и ярко-синей морской звезде, которую нашла. Гордость и волнение озаряли ее лицо, будто эта звезда – творение ее рук.
– Папа, смотри! Моя морская звезда!
Тому было трудно совместить в голове две несовпадающие шкалы времени: острова и ребенка.
Он не переставал изумляться, что короткая жизнь этого крошечного существа значила для него больше всех тысячелетий.
Том безуспешно пытался разобраться в своих чувствах. Как это возможно ощущать одновременно нежность и смущение, когда она его целовала на ночь? Или подставляла для поцелуя оцарапанную коленку, чтобы та быстрее зажила?
Да и при мысли об Изабель он не только испытывал любовь и влечение, но почему-то начинал задыхаться. Это мучало его и лишало покоя.
Временами, сидя в одиночестве на маяке, он пытался представить себе Ханну Ронфельдт. Какая она? Высокая? Полная? Похожа ли на нее Люси? Но воображение рисовало только залитое слезами лицо, закрытое руками. Том вздрагивал и старался отвлечься работой.
В этом маленьком мире, свободном от газет и сплетен, ребенок был здоров, счастлив и любим. Остров изолирован от внешнего мира. Бывало, что Том, будто опьяненный безоблачной семейной жизнью, неделями чувствовал себя абсолютно счастливым.– Пусть это будет нашим от папы секретом. Я скажу, когда можно ему рассказать.
Люси серьезно посмотрела на Изабель.