Элизабет Леттс - Снежок

Казалось, жизнь пыталась преподать Гарри урок: не желай того, чего не имеешь. И все же последние несколько дней дали ему почувствовать вкус жизни под светом прожекторов, вкус настоящего большого соревнования, и он понял, что не упустит шанса почувствовать его снова. У него не было денег на породистую лошадь, и он не мог оставить лошадь себе, когда ее попросила олимпийская сборная Соединенных Штатов.

Такие люди, как он, на протяжении поколений работали с чужими лошадьми – люди, обладающие знаниями, которым не научишь изнеженных любителей с их характерным аристократическим акцентом, хорошими манерами и безграничными финансовыми возможностями. Наездники вроде Гарри получили это знание, ночуя вместе с лошадьми на постелях из сена, выхаживая их в болезнях и следя за их стойлами в темноте. Взять нервного, худого, издерганного скакуна, от которого отказались на скачках, – слишком раздражительного даже для того, чтобы стоять смирно в стойле, не говоря уже о том, чтобы прыгать с седоком на спине, – и затем успокоить его, выучить его язык и понять, как с ним на этом языке говорить. У Гарри были мозолистые руки, некоторые пальцы были вывернуты вследствие переломов. Он не думал, что у него есть дар, – это была просто интуиция, развившаяся за тридцать лет, проведенных бок о бок с лошадьми. Но выходило так, что этому таланту, необходимому, чтобы тренировать лошадь, не придавали значения.

Гарри не сомневался, что когда-нибудь Синьон будет выступать перед европейскими зрителями, возможно, даже на Олимпийских играх. Его наездник будет стоять на подиуме, одетый в алую охотничью куртку, под звуки национального гимна, и на его шее будет блестеть медаль. Он станет гордиться собой, имея на это все основания. Но когда лошадь отведут в конюшню, всадник отдаст поводья груму.

Обучить лошадь и ездить на лошади – совсем не одно и то же. Так повелось, и Гарри никак не мог смириться с этим. В конце концов, новую жизнь себе и своей семье он обеспечил своими мозолистыми руками и крепкой спиной.

В детстве он жил в деревне с церковью и школой – уклад, который, казалось, никогда не изменится. Как же он ошибался! Что угодно и кто угодно может измениться, и теперь Гарри это знал.

Его место было на арене, где соревновались в конкуре. Он знал, что способен на это. Но наездник – это лишь часть команды. Наезднику нужна лошадь.

Колеся по дорогам Лонг-Айленда, уезжая на восток, прочь от огней большого города, и приближаясь к округу Саффолк, он раздумывал о том, каким будет его следующий шаг. И какой бы безумной не казалась эта мысль, его единственная надежда – сделать чемпиона из тихой тренировочной лошади, Снежка, смирного коня, на котором днем катались робкие девочки и ездили купаться его дети. Конечно, третье место в соревнованиях среди новичков значило не много, но Гарри глубоко внутри чувствовал, что у Снежка есть потенциал – невыполненное обещание, такое же, какое он дал себе сам.

Глава 14

Заезд

В пятидесятые годы простые люди не знали, чем занимаются привилегированные классы. Самые богатые американцы – которых социальный историк Пол Фассел называл «невидимые богачи» – жили в своем мире, проводя время в частных клубах, отгороженных немаркированными воротами. Они «стригли купоны» – то есть жили на проценты от вкладов и никогда не работали. В отличие от представителей среднего класса, занятых с девяти до пяти в офисах, богачи играли в гольф, плавали на яхтах и, конечно, катались на лошадях.

Чтобы попасть на вечернее выступление чемпионата по конкуру на Национальной выставке лошадей, нужно было проехать мимо этих скрытых от посторонних глаз площадок для игр. Вдоль побережья Атлантики, через поместья Нью-Джерси, через Лонг-Айленд и вдоль побережья Коннектикута, через поля для игры в поло и территории охотничьих клубов шла дорога, позволявшая наездникам побывать в тех местах, которых не видело большинство американцев. Эти бастионы белых протестантов с наследственным богатством тщательно охранялись от простых людей. Условия для получения членства не обнародовались – если вам нужно спрашивать, что требуется для того, чтобы его получить, значит, вы клубу не подходите.

Тут соревновались как дилетанты, так и профессионалы. Дилетантами обычно были молодые мужчины и женщины с огромными деньгами и бездной свободного времени, решившие посвятить его спорту. Не каждый любитель был богат, но все имели нужные связи. Профессионалы, работающие в конюшнях богатых владельцев, демонстрировали лошадей, путешествовали с ними, перевозили их, заботились о них и отдавали выигранные ими призы и награды владельцам. Профессионалы и любители соревновались бок о бок в ожидании Национальной выставки осенью.

Гарри был не из тех людей, кто всегда стремится соответствовать ожиданиям общества. Но он просыпался в четыре утра, чтобы ухаживать за лошадьми, ему помогали дети, его поддерживала жена, и он был уверен, что они с лошадью все смогут. Возможно, за другими лошадьми стояли деньги их хозяев, но Гарри был спортсменом нового типа: его вела внутренняя страсть и вера в то, что он может всего добиться самостоятельно. Как и многим спортсменам той эпохи, Гарри приходилось бороться даже за право выйти на старт.

Как и у прочих обычных людей, у него было много повседневных обязанностей – семья, работа, дети, ответственность. Но Гарри верил, что может добиться большего, чем простого существования в попытках свести концы с концами. В эпоху, когда люди верили, что самое большее, чего они могут достичь, – это маленький домик в пригороде рядом с сотнями точно таких же домиков или работа на корпорацию, Снежок и Гарри заявляли о своем праве подняться над этой обыденностью.

Выставочный сезон 1958 года начался с Выставки лошадей Девон, ежегодно проводящейся с 1896 года в филадельфийской Мейн Лайн. Статья в «Нью-Йорк таймс», озаглавленная «Общество Филадельфии, меняющееся, но неизменное», описывает Мейн Лайн как «столь же символ, сколь и место», определяемое «строгим кодексом неписанных правил поведения». Сама выставка поражала воображение: большая деревянная табличка над входом была украшена хвастливым лозунгом «ЗДЕСЬ ВСТРЕЧАЮТСЯ ЧЕМПИОНЫ». Ванамейкер Овал, построенный в 1923 году, как заявлялось, был «самой большой ареной для выставок лошадей в мире». Зрители заполняли витиевато украшенные деревянные трибуны и прогуливались по дорожке вокруг арены. Девон был первым испытательным полигоном в начинающемся сезоне. Участники съезжались со всего восточного побережья, чтобы соревноваться, встречаться со старыми друзьями и вращаться в среде, мало изменившейся со времен короля Эдуарда.

Однако присутствовало ощущение, что в конце 1950-х годов в Филадельфии что-то меняется. «Таймс» писала, что многие из самых больших поместий были покинуты, бальные и банкетные залы заброшены. Высшие слои общества страдали от того, что они называли «проблемой с прислугой»: у многих был один дворецкий на несколько семейств, а у других повар подрабатывал шофером. Таковы были невзгоды публики, приходящей на выставку в голубых свитерах и соломенных шляпах.

Но когда 15 мая 1958 года выставка началась, Гарри де Лейера на ней не было. В Сент-Джеймсе, одетый в пиджак и галстук, с напомаженными и прилизанными волосами, он встречал учениц школы Нокс и их родителей на церемонии вручения дипломов. Этой обязанностью он не мог пренебречь ради выставки лошадей.

Снежок тоже участвовал в школьных торжествах. На большом газоне за зданием школы было установлено майское дерево, украшенное свежими цветами и разноцветными лентами. Девочки, одетые в белые шелковые платья, с цветами, вплетенными в волосы, неделями разучивали танец. Когда они парами шли по газону, держась за руки, Снежок, вычищенный до блеска, возглавлял процессию. В его гриву были вплетены ленты.

Гарри был не против своих обязанностей – он гордился своими ученицами и радовался за них на церемонии выпуска. Но идея украсить Снежка розовыми лентами ему не нравилась. Вместо того чтобы вести лошадь самому, как предлагала директриса, он позволил делать это одной из девочек. Гарри считал, что подобный парад и эти розовые ленты унизительны для Снежка, хотя лошадь, казалось, не возражала. Снежок спокойно шагал, будто бы не обращая внимания на происходящее вокруг: на танцующих девочек, голубое небо, восторженных родителей, вспышки фотокамер, развевающиеся ленты.

Гарри издалека наблюдал за лошадью. Сейчас она была больше похожа на чьего-то домашнего пони, чем на конкурного скакуна. Гарри остро переживал за свою честь – он тяжело работал для того, чтобы и его, и его лошадей уважали. Но, как наездник, он не мог не обратить внимания на то, как спокойно лошадь воспринимает весь этот шум и суматоху, – любой из его чистокровных уже гарцевал бы на месте, напуганный и взволнованный. Спокойный нрав Снежка, без сомнения, будет полезным качеством на выставочной арене со всеми ее громкоговорителями и зрителями на трибунах.