Диана Чемберлен - Ребенок на заказ, или Признания акушерки
Вдруг дверь ее спальни распахнулась.
– Ноэль, проснись! – Сэм подошел к ее постели. Он потряс ее за плечо, и она села, обеими руками откидывая с лица волосы.
– В чем дело? – спросила она.
– У Эмерсон умерла мать! – сказал он. – Она…
– Что?
– Только что звонил ее отец. Они катались на велосипедах, и ее сбила машина. Эмерсон…
– О, нет. – Она свесила ноги с постели и дрожащими руками натягивала шорты. Этого просто не могло быть. – Где Эмерсон?
– Она выбежала на пляж. Она в истерике. Тара побежала за ней, и я туда же.
– Я с тобой.
Они выбежали на веранду, Сэм распахнул дверь, и Ноэль побежала вслед за ним на пляж. Она не могла полностью осознать происшедшее. Ее мать умерла? Нет, нет, нет!
Воздух был как смола, густой и черный, и море было спокойное. Они услышали Эмерсон раньше, чем увидели ее. Она сидела, съежившись, на песке. Тара держала ее в объятиях, как ребенка.
– Я не верю! – рыдала Эмерсон. – Я не могу поверить!
Ноэль и Сэм опустились на песок рядом с ними, обняв их обеих. Сэм и Тара бормотали какие-то утешительные слова, но Ноэль лишилась голоса. Он застрял где-то у нее в горле, и она была рада, что в темноте никто не видит, как она оплакивает мать, которую уже никогда не увидит.
Никто из них в эту ночь не спал. Были еще десятки звонков, принимались решения, заказывались авиабилеты. Тара решила, что полетит с Эмерсон в Калифорнию. Ноэль как-то не расслышала, что дедушка и бабушка Эмерсон заедут за ними по дороге в аэропорт. Поэтому именно она открыла дверь и оказалась лицом к лицу с человеком с такими же яркими голубыми глазами, как у нее. Она сразу поняла, кто он, и застыла, не выпуская дверную ручку.
– Я – дедушка Эмерсон, – сказал он. – Они готовы? – В уголках глаз у него были морщинки, как будто он смеялся часто и от всей души. Но сейчас он не смеялся.
У Ноэль пересохло во рту. Она знала, что нужно что-то сказать – вроде «сожалею о вашей потере», – но слова у нее не шли.
– Я позову ее, – ухитрилась она сказать наконец. Она повернулась и увидела Сэма. – Скажи Эмерсон, что приехал дедушка, – сказала она, направляясь в ванную. – Мне плохо.
Она хотела обнять на прощание Эмерсон и Тару. Но вместо этого заперлась в маленькой ванной, сидя одетая на унитазе и дожидаясь, пока они уедут. Через дверь до нее глухо доносились голоса. Голос ее сестры. Голос ее дедушки. Потом захлопнулась дверца машины.
Но Ноэль не выходила из ванной. Она оставалась там так долго, что Сэм постучал в дверь.
– Ноэль? У тебя все в порядке? – спросил он.
Она сполоснула лицо и вышла в холл.
– Все нормально, – сказала она. Она на него не смотрела. Она не знала, что было написано у нее на лице, но ей не хотелось, чтобы он это прочитал.
– Тара и Эмерсон хотели попрощаться.
– Я только… у меня был просто минутный приступ тошноты.
Сэм взглянул на часы.
– Не могу поверить, что еще только два часа, – сказал он. – Кажется, будто несколько дней прошло с тех пор, как раздался этот звонок.
– Да. – Она чувствовала, что он не сводит с нее глаз. – Я почитаю немного у себя, – сказала она.
– Ты уверена, что тебе уже хорошо? – спросил он.
– А разве кому-нибудь из нас сегодня может быть хорошо?
Он покачал головой.
– Думаю, что нет. – Но он смотрел на нее с любопытством и тревогой, и ей пришлось отвернуться.
Ноэль хотела позвонить матери, чтобы рассказать ей о происшедшем. Но она не была к этому готова. Она бы расплакалась, и мать стала бы беспокоиться, но Ноэль знала, что мать не могла ей посочувствовать. Посочувствовать так, как ей хотелось бы. У матери были смешанные чувства по отношению к тайной близости Ноэль к ее биологической семье.
Она несколько раз брала телефон и начинала набирать номер мисс Уилсон, но тут же опускала трубку. Наконец, она вышла на пляж, где в шезлонге сидел Сэм с открытой книгой на коленях. Ноэль встала на колени рядом с ним, как будто собираясь молиться. Обеими руками обвила его руку ниже плеча, такую теплую под ее ладонями.
– Можно с тобой поговорить? – спросила она.
Он отложил книгу, и, хотя Ноэль не могла видеть его глаза за темными очками, она разглядела на его лице озабоченность.
– Разумеется, – сказал он.
Она потянулась и подняла очки ему на лоб.
– Я не вижу твои глаза, – пояснила она. – Мне нужно их видеть.
Он прищурился, вглядываясь в нее.
– Ты в порядке?
Она отрицательно покачала головой.
– Пойдем в дом, – сказал он. Он дал ей книгу, а потом встал и сложил шезлонг. Он нес его в одной руке, другой обнимая Ноэль за плечи. Они направились к дому.
У Ноэль болезненно сжалось горло. Сможет ли она это сделать? Сможет ли она рассказать кому-нибудь? Сможет ли она вымолвить нужные слова? Следует ли ей говорить об этом?
Сэм указал рукой на качалки на веранде, и они сели.
– Поговори со мной, – сказал он.
Она открыла рот, но ее голос замкнулся в горле, и она закрыла лицо руками. Сэм подвинулся к ней. Она почувствовала, как его руки обхватили ее голову, а губы прижались к виску. Дружеское тепло. Тепло друга, который ее любил. Она это знала.
Она подняла голову, вытирая слезы пальцами. Сэм снова сел в качалку. Лицо его было серьезно. Он положил кончики пальцев на ее голое колено, словно выжидая, пока она справится со своими эмоциями.
– То, что я скажу сейчас… – Она покачала головой и попыталась начать снова. – Если я тебе что-то скажу, Сэм, можешь ты обещать мне, что никому никогда об этом не скажешь? Даже Таре. Никогда.
Он колебался. Морщинка залегла у него между бровей.
– Да, – сказал он, – я обещаю.
Ноэль облизнула губы.
– Эмерсон – моя единоутробная сестра, – выдохнула она.
Морщинка у него на лбу углубилась. Он слегка наклонил голову набок, как будто не понял.
– О чем ты говоришь?
– Ее мать была и моей матерью.
– Но я встречал твою мать.
– Ты встречал мою приемную мать.
Смысл ее слов доходил до него медленно. Сэм качнулся назад в своем кресле.
– Надо же! – произнес он.
– Никто не знает, – сказала Ноэль. – Только моя приемная мать и я. А теперь еще и ты.
Она объяснила ему все. Как нашла папку. Что почувствовала, когда увидела фамилию Эмерсон в списке студентов. Как мать заставила ее поклясться, что ни одна душа об этом не узнает.
– А тебя удочерили законно? – спросил Сэм.
– Да, хотя были кое-какие… я думаю, матери предоставили преимущественное право, поскольку она принимала роды. Я не знаю. Теперь это уже не имеет никакого значения.
– Так стало быть, ты…. – Глаза у него расширились. – Сегодня утром ты потеряла свою биологическую мать и не можешь никому об этом сказать!
Ее нижняя губа дрогнула.
– Кроме тебя.
– А твой отец? – спросил он. – Ты знаешь кто…
Ноэль взглянула на свои колени, где его загорелые пальцы по-прежнему выделялись на фоне ее белой кожи.
– Какой-то парень, которого она встретила на вечеринке. Я даже не знаю его имени. – Она стукнула кулаком по своему колену. – Мой дедушка был сегодня здесь! – сказала она. – Мой дедушка! А я только стояла и таращилась на него.
– Мне очень жаль, Ноэль, – вздохнул Сэм.
– Для их семьи я не существую. Я не могла ничего сказать.
– Может быть… – Сэм взглянул в окно на пляж. – Знаешь, когда женщины отказываются от своих детей и отдают их в приемные семьи, они иногда соглашаются на то, чтобы тайна была раскрыта, если обе стороны хотят…
– Она не хотела, – сказала Ноэль. – Я проверяла. Для нее я просто чудовищное напоминание об ошибке, которую она совершила. Все это ерунда. У меня замечательная мать, так что мне повезло. Но я думала, я… – Голос ее дрогнул, и она с усилием продолжила: – Я думала, что когда-нибудь встречу свою родную мать. Я думала, что еще будет время.
Сэм встал и протянул руку.
– Иди сюда, – сказал он и, когда она встала, обнял ее и держал в объятиях все время, пока она плакала. Есть мужчины, которые испугались бы, если бы она им рассказала, подумала она. Мужчины, которые боятся такой степени близости или ломаются под тяжестью такой тайны. Но Сэм был как скала. Кто-то, к кому она могла прислониться, на кого могла опереться. Кто-то, с кем она могла говорить обо всем. Поверять свои заветные мечты. Свои мрачные тайны. С которым она всегда могла поговорить. Всегда.
Следующие три дня они провели в коттедже вдвоем. Тара должна была вернуться на третий день к вечеру, а Эмерсон оставалась на неделю у родственников в Калифорнии. Ноэль всегда дорожила этими тремя днями с Сэмом – днями дружбы, все крепнущей от часа к часу. Единственная трудность заключалась в том, что на свете был только один Сэм и он принадлежал другой. Она всегда думала, что может прожить без мужчины. Легко. Но теперь сомневалась, что сможет прожить без этого мужчины.
Утром на третий день к ней вернулась улыбка. Они с Сэмом вместе готовили, однажды вечером сходили в кафе, мазали друг другу спину кремом от загара, плавали и говорили, говорили, говорили. Слова возбуждали в ней сексуальность, но Ноэль боролась с желанием. Он принадлежит другой. «Никогда не обижай другую женщину, как меня обидела Дорин», – сказала ей мать. Никогда, думала Ноэль, лежа в постели и мечтая о том, чтобы Сэм был с ней.
