Амели Нотомб - Счастливая ностальгия. Петронилла (сборник)
– Тебе нет необходимости этим заниматься. «Любовь на голодный желудок» прекрасно продается.
– Ты же знаешь, потиражные можно будет получить только в следующем году.
– Попроси аванс. Издатель тебе не откажет.
– У меня есть гордость.
– Она здесь не к месту.
– Оставь меня в покое, птичка. Кто ты такая, чтобы указывать, что мне делать? Твои гонорары тебе только на шампанское!
– Учитывая, что ты помогаешь мне его пить, тебе это тоже нравится. Кстати, а эти твои лекарства совместимы с алкоголем?
– Отстань.
Отныне тревога не покидала меня. Я стала звонить Петронилле каждый день. С людьми, которых я люблю, я веду себя как наседка и ничего не могу с этим поделать. Но в данном случае мне казалось, что так и надо. Вскоре, увидев, что высветился мой номер, она перестала поднимать трубку. Не могу сказать, что это успокаивало меня.
В ноябре на Книжном салоне в Брив-ла-Гайард мне показалось, что Петронилла какая-то странная. Я сказала ей об этом.
– Знаешь, как ты на меня смотришь? Я поэтому такая странная, – ответила она.
– Не уверена.
– Ну и в чем выражается моя странность?
– Ты все время хихикаешь и без конца что-то жуешь.
– Ну да. Это и есть Книжный салон в Брив-ла-Гайард.
Возможно, она была права. Но через месяц Петронилла сама позвонила мне в полночь:
– Что может меня убедить в том, что я – это не ты? Между человеческими существами нет границ. Амели, я физически ощущаю вкус шампанского, которое ты выпила этим вечером.
– А ты сейчас тестируешь, случайно, не ЛСД?
– Я смотрю из окна на Париж. Ты знаешь, что Эйфелева башня внутри полая? Это ракетная пусковая установка.
– Ты путаешь с космодромом Куру в Гвиане.
– Это для космических кораблей. А Эйфелева башня для частных ракет. При скорости вывода на орбиту одиннадцать километров в секунду ракета быстро покидает атмосферу.
– Тебе нужна моя помощь?
– Нет. Я просто хотела тебя предупредить, что отправляюсь с тобой. Не хочу оставлять тебя одну в космосе, я видела, как ты режешь лимоны. Но ради бога, сними эту оранжевую пижаму, от этого цвета меня тошнит.
– Сейчас буду.
Невозможно передать словами, какой страх одолевал меня по дороге. Перепрыгивая через две ступеньки, я взлетела по лестнице и застала Петрониллу на кухне, она жарила рыбу.
– Хочешь? – спросила меня она, как будто это было что-то совершенно естественное.
Она переложила рыбу со сковородки в тарелку и принялась за еду.
– Ты ешь рыбу в час ночи?
– Да. И не делай кислую физиономию. Законом это не запрещено.
Запах был совсем не соблазнительный. Пока Петронилла жадно запихивала в себя еду, я разглядывала кухню: там царил невообразимый беспорядок. Это было логово закоренелого холостяка.
– Ты не хотела бы жить с кем-нибудь вдвоем?
– Хватит, а? – возмутилась она с набитым ртом.
– А что такого в моем вопросе?
– Ты же знаешь, я никого не переношу.
– И никто не переносит тебя?
– Это не моя проблема. Я в восторге от своей свободы.
Я заметила упаковку таблеток и взяла в руки.
– Экстрабромеланаз… Вот это дает тебе такую свободу, что ты звонишь мне в полночь?
– Если тебе это неприятно, можно было просто не брать трубку.
– Но я же волнуюсь за тебя! Когда высвечивается твой номер, я беру трубку. А учитывая то, что ты несешь, тут есть из-за чего беспокоиться. И что эта штука якобы лечит?
– Стабилизирует состояние при шизофрении.
– Петронилла, я запрещаю тебе принимать это лекарство, больше ни одной таблетки. Ты сейчас же напишешь отчет с описанием всех побочных эффектов.
– Ну, не будем преувеличивать.
– Чего ты хочешь?
– Я молода, мне нравится рисковать, играть в русскую рулетку, к тому же это занятие неплохо оплачивается. Вот так вот.
– Но ты можешь умереть.
– Знаю. Поэтому я и сказала про русскую рулетку.
– А я? Ты обо мне подумала?
– Ты проживешь и без меня.
– Да. Но хуже. Какая ты эгоистка! И потом, может, ты и не помрешь, но останутся эти ужасные последствия.
– И что ты мне предлагаешь?
– Найди другой способ зарабатывать.
– Я пробовала. Была официанткой, воспитателем, репетитором по английскому. Это такая тоска, и потом, совершенно не оставалось времени писать. Ты хоть понимаешь, что находишься в привилегированном положении? Можешь жить на гонорары – редчайший случай. Это удается одному человеку из ста. Одному!
– Это самая прекрасная профессия в мире. Нельзя ожидать, что она будет легкой.
– Когда на тебя смотришь, кажется, что писать легко. Я всегда мечтала быть писателем, но по-настоящему решилась попробовать, только когда увидела тебя. Показалось, что если получилось у тебя, значит и у меня получится.
– Так оно и есть.
– Нет, не так, и дело здесь не в таланте. Я наблюдала за тобой; не хочу сказать, что у тебя нет таланта, просто, когда долго тебя изучаешь, понимаешь, что этого недостаточно. Весь секрет в твоей ненормальности.
– Ты ненормальнее меня в тысячу раз, принимаешь ты свои лекарства или нет!
– Я имею в виду именно твою ненормальность, твой способ быть ненормальной. Ненормальных вокруг много. А таких, как ты, нет. Никто не может сказать, в чем именно заключается твоя ненормальность. Даже ты сама.
– Это точно.
– В этом-то и весь подвох. Можно стать писателем благодаря тебе, не понимая, что такого количества бабла, как у тебя, нет ни у кого.
– И что? Ты сожалеешь? Ты ведь написала потрясающие романы!
– Я ни о чем не жалею. Но не запрещай мне гробить свое здоровье, это цена, которую я должна заплатить.
– В таком случае избавь меня от этого зрелища. Не надо звонить мне ночью, чтобы сообщить, что Эйфелева башня – частная ракетная пусковая установка.
– Я что, так сказала?
– А почему, по-твоему, я здесь? У нас проблема, Петронилла. Если оставить тебя в таком состоянии, это будет называться «умышленное неоказание помощи». Будешь жить со мной.
– Жить с тобой? Ад на земле.
– Ну спасибо.
– Обещаю больше по ночам тебе не звонить. Теперь можешь ехать.
* * *В начале января 2010-го мне позвонили из клиники Кошен:
– У нас пациентка, Петронилла Фанто, она уверяет, что вы можете разместить ее у себя на какое-то время.
– Что с ней?
– Непонятно. У нее аллергия на… практически на все. Сейчас она не может оставаться одна.
Несчастную пациентку доставили ко мне.
– Ну что, ты опять нашла способ добраться до дому на машине скорой помощи?! – сказала я.
– Не смешно.
– Согласна. Больше не будешь тестировать лекарства?
– Никогда.
Рассказывать она мне ничего не захотела. Похоже, бедствие достигло немыслимых размеров.
Наше совместное проживание длилось около трех месяцев и оказалось весьма непростым. Петронилла не переносила ни пыли, ни оранжевого цвета, ни запаха сыра, ни моих сухих цветов, ни музыки («Твои готические хоралы – это отвратительно!»), ни моего образа жизни («Ты считаешь себя бельгийкой, а на самом деле – немка!» Я так и не поняла, что она имела в виду).
Я, со своей стороны, нашла, что она очень изменилась. Непереносимость этого неизвестного лекарства стала причиной глубоких изменений в ее характере: она сделалась типичным ипохондриком, стала сверхчувствительной к шуму и некоторым очень странным вещам, например к конфетам M&Ms, моей картине: подсолнухи под снегом, подсвечнику на кухне («Это же надо додуматься – подсвечник на кухне!»). Наконец, она плохо ладила с моими кактусами. Даже пить с ней шампанское стало не так приятно, как раньше. Я чувствовала, что Петронилла постоянно напряжена, ее нервы на пределе. Мы часто спорили по совершенно непонятным поводам.
Однажды я имела неосторожность раскритиковать лекарства, которые разрушили ее здоровье. Мое замечание вызвало у нее приступ ярости – Петронилла собрала вещи и ушла. Я поняла, что эту тему затрагивать не стоит.
Нет ничего нового в этом мире: даже если ты кого-то любишь, это не значит, что ужиться с этим человеком просто. Петронилла могла молчать неделями. За время нашего совместного проживания было столько таких молчаний. Сейчас я даже гордилась ею: храбрый солдат, который не пытался отсидеться в кустах во время боя и, вернувшись израненным, но победившим, вновь устремился на литературный фронт.
В нашу эпоху жеманства, когда любят к месту и не к месту употреблять слово «насилие», молодая писательница рисковала собственным здоровьем, чтобы иметь возможность писать. Она явилась своеобразной иллюстрацией к тексту Лейриса «Литература как искусство боя быков», соединив писательскую деятельность с реальной опасностью, тем самым увенчав литературу неактуальным ныне лавровым венком.
Когда Петронилла ссорилась со мной, я оставляла инициативу за ней. Через несколько месяцев она связалась со мной, чтобы сообщить, что в издательстве «Фламмарион» выходит ее новый роман и что она теперь литературный критик в серьезном люксембургском еженедельнике. Последнее меня поразило.
