Жасмин Варга - Мое сердце и другие черные дыры

Прибавив звук, я сосредотачиваюсь на дороге, заставляя себя не слышать шуршания карандаша по бумаге и тяжелого, размеренного дыхания Романа. Чтобы отвлечься, начинаю считать мили до тюрьмы Мак-Гриви – мили, отделяющие меня от отца.

Суббота, 30 марта

Мы подъезжаем к учреждению после обеда. Пока мы идем ко входу, солнце печет лицо. Тюрьма выглядит не так ужасно, как я представляла. Вокруг большого одноэтажного здания, разумеется, соорудили забор в два ряда. Он опутан колючей проволокой под током и на гостеприимный прием вроде бы не намекает. Но, честно говоря, если бы не мотки этой самой проволоки, я бы не догадалась, что это тюремный двор.

Роман хватает меня за руку:

– Ты уверена, что этого хочешь?

Я сжимаю его ладонь и отпускаю, словно сигналю: все в порядке. Но во рту пересохло, и честным ответом на вопрос было бы «не знаю». Не знаю, хочу ли этого, и не знаю, могу ли это сделать. Меня так зацепила мысль, что надо увидеться с отцом в последний раз перед тем, как… Но теперь я уже не уверена, о чем на самом деле думала. Не знаю, что я надеялась здесь найти, но, глядя на здание передо мной, я все меньше верю, что найду в нем то, что на самом деле ищу. Если я вообще чего-то ищу. Может быть, Роман был прав: мне действительно нужен повод остаться.

Но исправительное учреждение Мак-Гриви явно не то место, где я найду стимул жить дальше.

Колени подгибаются, и во мне крепнет убеждение, что в человеке, которого мне предстоит увидеть, я не узнаю отца, живущего в моей памяти. Того, кто научил меня любить Моцарта и с кем мы делили на двоих шоколадный батончик ленивыми вечерами. Но, может быть, тот папа никогда и не существовал – он не был способен на такое убийство.

Может, все дело именно в этом: надо наконец взглянуть правде в глаза, взглянуть в глаза настоящему ему. Может быть.

Роман придерживает передо мной дверь, и мы попадаем в приветственные объятия металлоискателей и четырех охранников. Впрочем, первая линия обороны преодолевается без проблем. Я подхожу к стойке.

– Ты что-то непохожа на тех, кто сюда ходит, – хмурится офицер в форме, «разбавленной» бейсболкой с надписью «Кентукки Уайлдкэтс». На его груди табличка «Джейкоб Уилсон».

Мистер Бесцеремонный Уилсон.

– Я ищу папу, – отвечаю я, судорожно нашаривая в сумочке бумажник. Наконец нахожу водительские права и пододвигаю офицеру. – Его зовут Омер Серан. Я звонила пару дней назад, и мне сказали, что по субботам у вас свидания до четырех. Думаю, я должна быть в списке допущенных к нему посетителей. Я его дочь.

Понятия не имею насчет списка, но, кажется, сказала все как надо. Кидаю беглый взгляд на часы: на них 14:17 – время еще есть.

Джейкоб Уилсон что-то набирает на клавиатуре: компьютер у него огромный и древний, как у нас в «ТМК». Нажав еще несколько клавиш, Джейкоб хмурится, щелкает мышкой и присвистывает.

Я мысленно готовлюсь услышать, что меня в заветном списке нет. Отлично… Отец даже не собирается предоставить мне возможность встретиться лицом к лицу и узнать, что же его сломало. Не успеваю я что-либо спросить, как встревает Роман:

– Что-то не так?

– Твоего отца здесь больше нет, – сообщает Джейкоб.

– А? – непонимающе переспрашиваю я.

– Его перевели.

Я беспомощно хлопаю ресницами, потом упираюсь руками в бока. «Спокойнее, без резких движений, – говорю я себе. – Мы приехали не для того, чтобы самим сюда сесть».

– Как это?

Он разводит руками:

– Я без понятия, детка. Я знаю только то, что есть в компьютере, – а компьютер говорит, что его перевели.

Роман пододвигается ближе, хлопает ладонями по стойке и набрасывается на Джейкоба:

– А вы что, не должны оповещать семью, если переводите кого-то?

– Полегче там, – усмехается Джейкоб, – прикрути громкость, ага?

– Извините, – остывает Роман.

– Но ты прав, сынок: семью мы и правда извещаем.

Он косится на экран, сгорбившись в кресле, а потом обращается ко мне:

– Тут зарегистрирована телефонограмма некоей миссис Мельде Андервуд. И письмо ей тоже отправляли. – Нахмурившись, он всматривается в монитор. – Андервуд?

– Это моя мама.

Его бровь взлетает вверх, и я добавляю:

– Она вышла замуж второй раз.

Правый уголок губ ползет вверх – ну и ухмылка!

– Так часто бывает, когда парня упекают за решетку. Жесткое испытание.

Я бы не сказала, что в жизни отца было хотя бы одно «жесткое испытание». По мне, его жизнь была «жестким испытанием» скорее для других.

– И где же он сейчас?

– Если верить компьютеру, в психиатрической клинике Святой Анны.

В психиатрической клинике…

– А где это?

– Точно не знаю, – признается Джейкоб. – Но думаю, это в пределах штата, потому как не вижу тут никаких переводов из Кентукки. А вообще – кто знает…

– А вы не могли бы подсказать, как девушке связаться с ним? – снова встревает Роман.

Не знаю, почему Роман считает, что ему нужно вмешаться, но, как ни странно, я ему благодарна. В обычной ситуации меня бы это раздражало, но сейчас я едва соображаю, что к чему. Голова занята одной мыслью: папу упрятали в дурдом.

Джейкоб печально улыбается:

– Я же сказал: он в психиатрической клинике Святой Анны. Если хотите, могу туда звякнуть и узнать: вдруг кто и подскажет, как тебе повидаться с отцом.

– Да, – бормочу я, – пожалуйста, не могли бы вы это сделать?

Он оглядывается, словно смотрит, далеко ли начальство:

– Прямо сейчас не могу – попозже. Ты бы и сама могла туда позвонить, но тебя наверняка промурыжат. Бюрократия и все такое, – он чуть заметно подмигивает мне. – Я вообще не должен все это делать, но мне хочется тебе помочь, детка.

Он вырывает клочок бумаги из блокнота и толкает его в мою сторону. Потом дает ручку.

– Вот. Напиши мне свой номер. Я поищу кого-нибудь, кто знает, как тебе увидеться с отцом. Позвоню, если найду.

Я быстро царапаю номер на ярко-золотой бумаге. Не очень-то подходящий цвет для такого случая – тому, кто закупает здесь канцелярку, стоило бы обращать внимание на такие мелочи.

– Большое вам спасибо. – Я протягиваю ему бумажку.

– Извини, больше ничем помочь не могу. Я знаю, как это бесит, когда родители скрывают от тебя что-то. – Он поправляет бейсболку. – Ты бы пообщалась на этот счет с матерью.

Я киваю. Пообщалась бы, если бы мы вообще разговаривали.

– Да, пожалуй, стоит. Спасибо вам за помощь!

– Не за что. Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь. – Он смотрит на меня так, будто понимает меня гораздо лучше, чем показывает. Я долго смотрю на него в ответ и наконец тяну Романа за футболку, с понурым видом мы покидаем исправительное учреждение Мак-Гриви.

За дверью Роман прикрывает глаза ладонью и смотрит вдаль, словно стоит на краю Большого каньона, а не тюремного двора.

– Мне казалось, ты им звонила.

– Ну да. Спросила про часы свиданий.

– А уточнить, здесь ли твой папа, не догадалась?

Я прикусываю щеку:

– Мне и в голову не приходило, что он может оказаться в другом месте. – Я смотрю на него, но он не оборачивается, все так же глядя в пустоту. – Слушай, ты меня в чем-то обвиняешь?

Роман возит носком кроссовки по бетону. Солнце сверкает в его волосах, делая их уже не каштановыми, а скорее русыми. Воздух кажется гуще, чем был с утра, – словно в ванной после горячего душа. Это уже не мартовская прохлада; кажется, сюда наконец пришла весна. Возможно, и клумба миссис Франклин скоро расцветет.

– Не знаю, Айзел. – Он потирает затылок. – Просто ты, кажется, ищешь повод оттянуть это.

– Оттянуть что?

– Неважно.

Я гневно складываю руки на груди:

– Нет, давай-ка говори.

Роман оборачивается ко мне, глаза широко раскрыты, но в них застыла пустота:

– Даже если ты не успеешь поговорить с отцом до седьмого апреля, ты все равно спрыгнешь со мной, правда?

Я отвечаю «да», но избегаю его взгляда. Не могу смотреть ему в глаза.

Суббота, 30 марта

Я останавливаюсь перед местом для кемпинга. Если его можно так назвать – пространство больше похоже на грязный пустырь. Конечно, я не специалист, но, по-моему, здесь все устроено очень примитивно. Единственные «удобства», которые предлагаются, это кострище (яма, заполненная полусгоревшими поленьями и слипшейся от дождя золой), большой дуб и ржавый бак для мусора.

Роман выходит из машины и достает из багажника палатку. Вдалеке виднеется каменистый пляж, у кромки которого плещется река. Может, все не так уж и плохо: будет время поговорить. Вдруг мне удастся подобрать слова и объяснить, что со мной происходит?

Достав рюкзак с заднего сиденья, я иду за Романом к месту будущего лагеря. Из-под приоткрытого чехла палатки весело подмигивают две бутылки вина.