Эдвард Резерфорд - Сарум. Роман об Англии
На темном небе высыпали звезды. Все собрались у костра, и Тарк начал петь. Мужчины с удовольствием ему подпевали – то скабрезные частушки, то хвалебные песни об охотничьей удаче.
– А теперь – колыбельная, – сказал Тарк и затянул свою любимую песню – напевную, грустную мелодию.
Слова колыбельной рассказывали о незапамятных временах, о заповедном лесе, полном птиц и зверей; а потом боги, устав от птичьего гомона и звериного рыка, накрыли лес глубокими водами, будто огромным одеялом, и теперь только изредка в шуме волн слышны голоса птиц и зверей.
Спи, малыш, спи, родной!Спит дубрава под водой,В глубине птицы спят,Тихо ветви шелестят…
Звуки глубокого выразительного голоса всколыхнули в Катеш неведомые прежде чувства.
– Ах, как хорошо! – вздохнула она.
Спи, малыш, спи, родной!Там, на дне, спит зверь лесной,Птичий щебет на волнахСлышен только в сладких снах…
Катеш тихонько раскачивалась в такт чарующей мелодии и пыталась разобраться в своих чувствах: ей нравилось сильное, гибкое тело Тарка, нежный голос и мечтательный взгляд. Она взяла на руки спящего Нумати, незаметно ушла в хижину и, уложив ребенка в колыбельку, села у порога, под небом, усеянным звездами. Ее преследовали неотвязные мысли о Тарке.
Чуть погодя с реки послышался тихий плеск весел. Катеш всмотрелась в темноту, но лодку не разглядела.
Тарк появился на тропе внезапно, ступая бесшумно, как дикий зверь. Катеш непроизвольно подалась ему навстречу, забыв о муже и сыне.
– Ты знала, что я приду? – прошептал он.
Катеш, ахнув, прильнула к нему.
– Я для тебя колыбельную пел, – признался он, обнимая ее и увлекая за собой в хижину.
Целый месяц Нума провел в каменоломнях и только в последний день лета решил вернуться в Сарум. Он собирался выйти сразу после полудня, чтобы засветло добраться домой, но припозднился. По дороге он дважды останавливался передохнуть. С наступлением сумерек в роще завыли волки, однако Нуму это не испугало.
До вершины холма, ведущего в долину, каменщик добрался глубокой ночью. Темное небо затянули облака, лишь кое-где сверкали звезды. Луна еще не взошла, и на траве поблескивала роса. С пастбища на взгорье тянуло овечьим навозом, над хижинами в долине вились дымки костров. Каменщик, предвкушая встречу с женой, позабыл об усталости и закричал во весь голос:
– Катеш! Катеш! Нума вернулся!
По долине прокатилось эхо, залаяли собаки. Коротышка довольно усмехнулся и торопливо зашагал по тропе. У входа в хижину горел костер, освещая поляну, сама хижина и роща за ней оставались в тени. Где-то по соседству лениво гавкнул пес, и все стихло.
– Катеш! – радостно заорал каменщик – и тут увидел, как из хижины выскользнул какой-то человек, перебежал поляну и скрылся за деревьями.
Нума рассеянно заморгал и вгляделся в темноту: ему показалось, что он различил знакомую фигуру и характерную походку приятеля. Сердце Нумы отчаянно забилось, и он ворвался в хижину.
Едва Катеш с Тарком обнялись, как до них донесся голос Нумы.
Катеш отпрянула и испуганно прошептала:
– Уходи, скорее!
Она заставила себя успокоиться, но чувство стыда не отпускало. Катеш не могла понять, отчего поддалась преступной слабости. Нума ворвался в хижину и гневно уставился на жену:
– Кто к тебе приходил?
– Здесь никого не было, – пролепетала Катеш, мотая головой.
– Нет, здесь кто-то был, я сам видел! – заорал каменщик и выбежал из хижины в рощу.
Верховный жрец не сомневался, что Крун обезумел от горя, но успокоить его не мог – слишком свежи были воспоминания о потоках крови в доме вождя. Увы, оставалось лишь надеяться, что рассудок вернется к Круну.
После смерти Рахи вождь неожиданно спросил Длуха:
– Правда, что богиня Луна покровительствует охотникам?
Жрец ошарашенно уставился на Круна – даже малые дети знали, что бог Солнце покровительствует земледелию и скотоводству, а богиня Луна – охоте.
– Отвечай, жрец! – потребовал вождь.
– Да, покровительствует.
– А еще она охраняет мертвых, верно?
– Верно, – кивнул Длух.
Опять же, всем было известно, что богиня Луна охраняет могилы предков на взгорье.
Крун печально огляделся и вздохнул:
– Мой дом – жилище мертвых.
Жрец молчал – сказать ему было нечего.
– Вы, жрецы, начинаете каждое обращение к богам со слов: «Бог Солнце, ты, что даруешь жизнь…» – Вождь с размаху стукнул кулаком по стене и воскликнул: – А Круну бог Солнце даровал только смерть!
Длух бросился успокаивать вождя, но тот не умолкал, гневно сверкая налитыми кровью глазами:
– Раз Круну дарована смерть, он ее примет! Отныне мы будем молиться не богу Солнцу, а богине Луне. И Сарум назовем не благословенным поселением, а обителью смерти!
Жрец заикнулся было, что незачем хулить богов, но Крун его не слушал.
– И жертв богу Солнцу не смей приносить! – орал вождь. – Бог Солнце над Сарумом больше не властен. Только богиня Луна достойна наших жертв, и новое святилище мы строим для нее.
Длух решил, что от горя вождь помутился рассудком, но Крун, помолчав, хрипло спросил:
– Где Омних?
– В святилище, – ответил Длух.
– Он привез мне новую жену из Ирландии, обещал, что она родит мне наследника… – простонал вождь. – Омних меня обманул!
– Ты с ума сошел! – воскликнул верховный жрец.
– Омних заслуживает смерти.
О таком кощунстве невозможно было даже помыслить.
– Омних – жрец, – напомнил Длух. – Служители богов неприкосновенны.
Крун уставился вдаль невидящим взглядом. Верховный жрец вздохнул и вышел из дома вождя.
Длух не верил, что Крун осмелится нарушить священные заповеди богов, но на всякий случай отправил жреца в леса на западе Сарума, в сутках пути по реке. На следующий день слуги Круна явились в святилище за Омнихом и вернулись к вождю ни с чем. Крун взъярился и призвал к себе Длуха.
– Куда ты спрятал Омниха?! – заорал вождь.
Длух промолчал, видя, что Крун по-прежнему безумствует.
– Ты тоже решил меня предать? – пробормотал вождь.
– Нет, я не предам ни тебя, ни богов, – печально ответил верховный жрец.
– Боги меня предали! – настойчиво повторил Крун. – Отдай мне Омниха.
– Нет! – решительно ответил Длух.
Вождь осыпал его проклятиями.
На следующий день Длух отправил Омниха к горам Уэльса, в дальнее святилище, надеясь, что там юноша будет в безопасности.
В последующие пять лет Длух не раз опасался, что Крун замышляет убийство всех жрецов. Безумие вождя темной пеленой накрыло пятиречье, и обитатели Сарума жили в постоянном страхе. Весть о случившемся разнеслась по всему острову и за его пределы; даже чужеземные торговцы опасались путешествовать вверх по реке.
– Сарум – обитель мертвых, – говорили они.
Так оно и было. Спустя месяц после смерти Рахи умерла и верная Айна. Крун помрачнел еще больше, перестал выходить из дому и сидел в одиночестве, не допуская к себе близких и родных. Он ожесточился, признавал только власть богини Луны, с подозрением относился к окружающим и каждый день заставлял слуг выведывать, о чем говорят не только обитатели пятиречья, но и жрецы в святилище.
– Ты язык-то придержи, Крун услышит, – опасливо наставляли жен мужья.
Вождь запретил любые чествования бога Солнца – ни дни солнцестояния, ни праздники равноденствия отмечать было нельзя. Вместо этого каждый месяц совершались обряды, посвященные богине Луне. Длух воспротивился было такому порядку, но Крун возмущенно заявил:
– Если не желаешь поклоняться богине Луне, новому святилищу не бывать!
Длух для виду смирился, однако продолжал наставлять жрецов:
– Терпите, и воздастся вам по заслугам. Пройдут лихие времена, мы построим святилище, и воля богов будет исполнена.
Вдобавок он приказал, чтобы обряды в честь бога Солнца совершались по-прежнему, хотя и втайне. Сам он часто взывал к божеству:
– О бог Солнце, дай мне силы перетерпеть темные времена, наставь руку мою!
Больше всего верховного жреца угнетали бесконечные жертвоприношения. Крун, наотрез отказавшись от помощи жрецов, утверждал, что повинуется лишь воле богини Луны. Раз в три месяца слуги вождя приводили к нему какую-нибудь девушку из окрестных селений. Поначалу жители Сарума считали это за честь и надеялись, что вождь наградит семью счастливицы. Увы, они не подозревали, чем обернется выбор Круна. В течение трех месяцев девушке приходилось под неустанным присмотром денно и нощно обхаживать и ублажать вождя. Из дому ее не выпускали, обращались хуже, чем со скотиной, а если запуганной бедняжке не удавалось забеременеть, ее приносили в жертву богине Луне.
Поначалу Длух отказывался исполнить требование вождя.
– Богиня Луна мне благоволит, исполняет мои желания, не то что твой бог Солнце! – взъярился Крун. – Не хочешь, я сам убью девчонку, но тогда святилища тебе не видать!
