Крис Клив - Золото

– М-м-м. Да.

– Гонщица?

– Да. Меня зовут Кейт.

Мужчина уставился на нее в упор. В чертах его лица было так много от Джека, что это просто пугало. Кейт отчаянно моргала, стараясь окончательно прогнать сон. Она сжала колени: между ног было влажно. Ей вдруг стало не только страшно, но и стыдно. Образы из ее сна угасли. «Не издавала ли я во сне каких-то звуков?» – в ужасе подумала она.

– Это ты – та девчонка, из-за которой разбился наш мальчик?

О боже… Так это родители Джека! Кейт отрицательно покачала головой.

– Тогда почему ты здесь?

Кейт почувствовала, что краснеет.

– Ах, отстань ты от бедной девочки, – сказала женщина.

– Роберт Аргалл, – представился мужчина. – А это моя жена, Шейла.

Шейла была в синих джинсах, голубой футболке и бежевых замшевых туфлях, стертых по бокам до блеска. На вид лет сорока. Худая и бледная. Кожа с желтоватым оттенком. Сухие, ломкие волосы, голубые глаза, под глазами круги. Выглядела она плохо – не как кто-то, кого избивают, скорее, как кто-то, потребляющий нечто скверное, ядовитое. В небольших количествах, но долгие годы. Кейт почему-то легко представила, как эта женщина тайком спускается к буфету, стоящему под лестницей, снимает крышечку с банки гуталина и нюхает, а может, и лижет. Потом спешит в кухню и готовит Роберту чай. А Роберт как выглядел? Пожалуй, как человек, способный довести тебя до того, что тебе захочется попробовать гуталина.

Шейла опустила глаза и принялась мять в руках джинсовую куртку.

Роберт был ниже ростом, чем его сын. Поджарый, лысый, болезненный, кожа желтая, грубая. Он, конечно, напоминал Джека, но, похоже, выкурил из себя жизнь. Кейт не могла избавиться от мысли о том, насколько Джек красив – словно райская птица, вылупившаяся из маринованного яйца, – настолько отравленными выглядели его родители.

Роберт и Шейла сели у противоположной стены, лицом к Кейт, оставив между собой свободный стул. На этот стул Роберт положил ключи от машины и сложенную в несколько раз газету – из тех, где на первой странице публикуют фотки девиц с голыми сиськами, а поверх сосков малюют звездочки – чтобы никто не почувствовал себя оскорбленным. Рядом с ключами Роберт положил маленькую зажигалку и пачку Benson & Hedges на десять сигарет. Воздух вокруг него сразу наполнился горьковатым запахом сигаретного дыма и старой кожи – на нем была коричневая кожаная куртка с погонами. Он сидел и смотрел поверх Кейт, уставившись в одну точку.

– Наш сын приехал, чтоб успехов в спорте достичь, а не за девками волочиться. Так что ты ничего такого в голову-то не бери. – Его взгляд медленно скользнул вниз и наконец остановился на лице Кейт. – Ясно?

Даже белки глаз у него были желтыми. Шейла покраснела, крепко сжала свою куртку. Не глядя на Кейт, сказала:

– Извини, Кейт. Мы люди простые и откровенные. А ты не знаешь, какая там у нас жизнь. Для нашего Джека спорт – единственный шанс выбраться.

В подтверждение своих слов она несколько раз кивнула. Роберт взял зажигалку, почиркал колесиком.

– Как из больницы позвонили, мы прямиком сюда, – сказал он. – Мы даже не знали, живой он или мертвый.

– Живой или мертвый, – эхом повторила Шейла.

– Мы по М6 ехали, – добавил Роберт. – А бензин по фунту за литр. Но ведь он же наш сын.

Шейла повторила:

– Наш сын.

– Мне очень жаль. Простите, – вырвалось у Кейт смущенно.

Она сама не знала, почему так сказала. Ей снился Джек, а потом она проснулась и увидела перед собой его родителей – это уж слишком. Она поспешно попрощалась, взяла свою спортивную сумку и торопливо зашагала прочь по коридору.

И тут она все поняла. Как она могла так неправильно оценить ситуацию? Как можно было принять невинный флирт Джека за что-то глубокое? Он, наверное, всегда говорил девушкам что-то приятное, а у нее просто отсутствовал к этому иммунитет. Все те годы, когда другие девчонки получали что-то вроде прививок, все чаще и дольше общаясь с мальчиками, она все быстрее гоняла на велосипеде по кругу, и вот теперь ее подвели, обыграли те самые силы, которые жили внутри нее.

Ежась от стыда, в темноте, под дождем, с тяжеленной сумкой, она добралась до станции Пикадилли, где едва успела на последний поезд до Грейндж-овер-Сандс. Потом добралась на такси до дома и почти всю ночь смотрела в окно на черные волны, лижущие берег. Утром Кейт на тренировочном велосипеде доехала до станции и снова купила билет в Манчестер. Она была настолько измучена, что у нее уже не было сил удивляться собственным поступкам. Она успела на первый поезд, идущий к югу, робко устроилась в углу вагона, быстро наполнявшегося пассажирами. Даже храбростью она похвастаться не могла – сидела, сложив на коленях руки и отвернувшись к окошку. Поезд мчался на такой скорости, что струи дождя рисовали на окнах горизонтальные линии. Кейт смиренно ждала унижения, в реальности которого ни капли не сомневалась.

Шагая по Пикадилли, как узник, приговоренный к смерти, тяжело передвигая ноги, она добрела до больницы и поднялась по лестнице в интенсивную терапию, где медсестры сообщили ей, что Джека перевели в палату. В ушах звенело от голода и недосыпа. Кейт долго бродила по коридору, разглядывая яркую маркировку, пока не нашла палату, в которую поместили Джека. Она остановилась и прижала ладонь к стальной пластине на тяжелой двустворчатой двери. Как Джек откликнется на ее появление? Наверное, сначала посмотрит на нее недоверчиво, потом смущенно, а потом – с жалостью. Кровь часто-часто застучала в висках, в глазах потемнело, казалось, сейчас она упадет в обморок.

Кейт толкнула обе створки дверей. Посреди полупустой палаты возвышалась кровать, а на ней спал Джек. Светло-зеленые простыни, шея закована в корсет, сломанная нога подвешена на вытяжке. А рядом с кроватью на коричневом пластиковом стуле сидела бритоголовая, в черном пуховике, явно не сомкнувшая за ночь глаз Зоя. Она нежно держала пальцы Джека двумя руками.

Когда в палату вошла Кейт, Зоя оглянулась.

Их взгляды встретились. Глаза Зои, наполненные страхом, вызовом и тоской, Кейт не сможет забыть никогда. Она помнила их даже теперь, столько лет спустя, хотя давно считала Зою подругой.

Кейт оторвала два листочка туалетной бумаги, положила один на другой и осторожно опустила на поверхность воды в унитазе, чтобы накрыть последнюю прядь волос Софи. Бачок успел наполниться, и Кейт снова нажала рычаг и смыла в канализацию волосы вместе с бумагой. Удостоверившись, что теперь ничего не осталось, она закрыла крышку и снова села. Ярко светила голая лампочка. Кейт случайно задела серый, растрепанный шнурок, с помощью которого включался и выключался свет. На его конце раскачивалась из стороны в сторону золотая медаль, выигранная ею на чемпионате стран Содружества.

Джек в третий раз услышал шум сливного бачка.

– У тебя там все в порядке? – крикнул он.

– Все нормально! – ответила Кейт. – Просто мою этот чертов унитаз.

Джек улыбнулся. Как это похоже на Кейт – как это похоже на них обоих… Они терпеливо сносили беспорядок – ведь в доме растет ребенок, – но иногда теряли терпение и доводили до идеальной чистоты унитаз, раковину или кухонную плиту – словно эта усердная чистка могла заставить выстроиться по стойке «смирно» другие неодушевленные предметы их жизни. «Может быть, – подумал Джек, – стоит нанять уборщицу?» Это было бы хорошо и для него, и для Кейт. Да и здоровью Софи никакого вреда не будет, если поверхности в доме вымоет и почистит кто-то другой, у кого к этому лежит душа, а не они, входящие в тысячную долю процента населения Земли из-за блестящих показателей емкости желудочков сердца при анаэробном пороге.

Джек начал насвистывать задорную мелодию.

Софи, шаркая тапочками, вошла в кухню и вдруг уселась на пол, выложенный белыми и синими керамическими плитками. Осела, как крыша, отяжелевшая от дождя.

– Ты руки вымыла, моя уже большая девочка?

Софи ничего не ответила и уставилась на пол. Это было на нее не похоже.

Джек устроился рядом с ней.

– Все хорошо?

– Отлично.

– Точно?

Софи прижала ладони к полу и принялась сплетать и расплетать пальцы.

– Плохо себя чувствуешь? – догадался Джек. Софи растерялась, но покачала головой.

– Умница. Ты поправляешься. Если у тебя слабость, значит, химия уже действует. Мы начали этот курс четыре дня назад, верно? Слабость – знак того, что твоему организму становится лучше.

Софи изумленно вытаращила на отца глаза. Джек улыбнулся. Когда дочь смотрела на него так, словно он чокнутый, она на миг казалась ему здоровой.

– Софи?

– Что?

– Даже если тебе кажется, что я – полное дерьмо, все равно я твой папа, ясно? – Джек сжал плечи дочери. – Мы победим эту болезнь, мы останемся непреклонными.

– Я хочу остаться сильной.

– И непреклонной!