Олег Ёлшин - Миллион для гения
Женщина задумалась и спросила: – Как ты, Гоша, как твои дела? Как мама?
– Спасибо, Марина Сергеевна, – обрадовался он простому человеческому вопросу. – Я хорошо, мама тоже хорошо. – Он задумался и добавил: – Давно хотел вам позвонить, но не решался. Вы все там же, в нашей школе? По-прежнему преподаете математику?
– Да, Гоша, все по-прежнему. Куда я от вас денусь, – устало ответила она.
– Я очень рад вас слышать. Вы не представляете, как я рад с вами говорить! – воскликнул он.
– Я прочитала твою работу, – перебила она. – Гоша, я не совсем поняла, что ты имел ввиду. Но, ты молодец, ты умница, я всегда верила в тебя…
– Спасибо, Марина Сергеевна! Я готов объяснить! Честно говоря, за последние годы вы первая, кто спросил о моей работе. Там нет ничего сложного.
Марина Сергеевна поправила прическу, испуганно огляделась и прошептала: – Гоша, потом… объяснишь еще,… не сейчас,… скажи, мне…
Она немного помолчала, покраснела, и даже толстый слой краски на ее лице не смог спрятать стыдливый румянец.
– Гоша, скажи…, а почему ты не взял этот миллион?
– Как? – он опешил. – Марина Сергеевна! И вы тоже? Зачем вам это? Почему вы спрашиваете? Вы всегда учили, что мы должны делать свое дело хорошо. Делать его просто хорошо не ради чего-то, а ради науки!
Женщина схватилась за голову, нечаянно сбив нелепую прическу, хотя сейчас ей было все равно.
– Гоша, так надо. Прости меня. Гоша, это интервью. Сейчас мы в прямом эфире… Мне заплатили…
И тут фигура в немыслимом наряде промелькнула рядом. Это был фантастическим образом одетый человек. Или не человек вовсе. Он бросился к ней и после ее последней фразы отгрыз половинку трубки, которую та держала в руке. Судя по его зубам, это был вовсе не человек, хотя, кто его знает – разговаривал он на настоящем человеческом языке, только в выражении его лица или мордочки, было что-то звериное.
– Стоп! – заорал он на все огромное помещение, выплевывая кусок трубки из пасти. А помещение действительно было огромным. Внезапно оно заполнилось ярким светом, и перед нашими глазами возникла та самая студия, где свет софитов и прожекторов теперь нещадно слепил глаза.
– А вот и мы! – закричал немыслимый человек. – А вот и наше Шоу! Не ждали? – и дико захохотал. – Мы снова в прямом эфире и наша передача о человеке и его миллионе!
– Миллионе… миллионе, – вторили голоса сотен людей, заполнявших это огромное помещение. Шоу начиналось.
– Итак, – продолжал ведущий, – мы продолжаем нашу передачу, и сегодня у нас в гостях многие-многие, знавшие гения. Только что говорила его учительница математики, – и он небрежно подтолкнул ее с места у обгрызенного аппарата. По-видимому, она уже свое сказала. Или сказала не совсем то.
– Сейчас здесь находятся его друзья и коллеги, знакомые и враги… как бывает у всех людей – все его окружение. Нет только его самого. Что же, продолжим без него!
И зал откликнулся приветливым рычанием и возгласами: – Продолжим… миллион… миллион… миллион.
– Кто хочет выступить, кто хочет начать встречу друзей? С кого начнем? Гоша, ты с нами? – и он посмотрел в камеру. – Гоша, включай телевизор, включай Шоу и будь с нами. А мы будем с тобой!
Если присмотреться внимательней, можно было заметить, что сегодня в этой просторной студии находились по большей части люди. Настоящие люди, неизвестные, незнакомые нам, поэтому неинтересные. Но, как любопытно было послушать их, узнать, что они скажут про Него. А голос ведущего уже дрожал от нетерпения, и зрители, прильнув к экранам телевизоров, тоже испытывали отчаянный голод от нехватки информации, требуя пищи и зрелищ! Настоящего зрелища и настоящего Шоу.
– Итак, только что мы установили контакт с Гошей. А поскольку он всех вас хорошо знает и помнит, он не оторвется от экрана телевизора и будет смотреть. Вы, так сказать, заложники положения, а он наш заложник и фигурант по делу о миллионе. Прошу, господа, вам слово! Говорите правду, говорите, все, что вздумается, пусть он послушает вас… Слово предоставляется его недавнему коллеге по Математическому институту, где совсем недавно он изволил протирать штаны… Пардон, работать… Прошу вас. Прошу.
На сцену вышел маленький человечек и посмотрел в камеру. Потом смутился и не смог произнести ни слова. Его слепило со всех сторон. На него смотрели миллионы глаз, и он не знал, куда себя деть.
– Смелее, господин математик, смелее. Вы же хотели нам рассказать о вашем коллеге?
– Да, да… хотел, – пробурчал тот, – и снова растерянно замолчал.
– Так, расскажите же нам, как господин Клейзмер отобрал у вас пальму первенства, как не дал сделать открытие, лишил вас всего!
– Да! – внезапно взвизгнул человечек. – Все было действительно так, – но снова замолк.
– Вот! Вот! – подбадривал его ведущий по хорошей традиции, стравливая его с противником, как на собачьих боях, а делать это он умел хорошо. – СМЕЛЕЕ! Математик! Вы же великий ученый! Вы могли бы им стать, если бы не Гоша! Расскажите всё! Пусть знают!
– Да, это так! Все было именно так! – завелся математик. – Я расскажу! Я все расскажу!
Он перевел дух и начал свой рассказ:
– Каждый день, приходя в институт, я ставил перед собой конкретную задачу, и должен был ее решать, но этот человек, этот Клейзмер…
– Что?
– Он не давал мне работать, он не позволял осуществлять мои планы. Он намеренно отвлекал меня, вставляя палки в колеса, создавал такую атмосферу в отделе, такой климат, где было невозможно собраться с мыслями и заниматься наукой!
– Что же он делал? Чем вам мешал? Интриги? Козни? Кляузы начальству? Мышиная возня у вас за спиной?
– Если бы за спиной, – чуть не плакал математик. – Над головой!
– Над головой? – прошептал ведущий, – как интересно! Продолжайте!
И математик продолжал. Он уже задыхался от возмущения, и теперь яркие лампы прожекторов не мешали ему. Негодование и ярость завладели этим человека всецело.
– Каждый день, приходя на работу, этот человек…, этот Клейзмер, нагло вынимал из кармана теннисный мячик и бросал его в стенку. Ни черта сам не делал, тупо наблюдая за мячом. И так целый день,… каждый день! А стенка была за моим столом!
– Мячик! Стенка! – зашипел зал.
– Да, стенка! – заорал математик. – Я был так близок к открытию, можно сказать, был на пороге, в преддверии, а тут этот мячик над головой, и так целый день, месяц, год за годом. Каждый день я приходил на работу и вынужден был уворачиваться от этого мяча, а он все бросал и бросал.
Математик был в ярости, слезы бессилия застилали его глаза, сверкая в свете прожекторов.
– Это мой миллион! – внезапно завопил он на весь зал. – Он должен отдать его мне! Вот почему он его не берет – ему стыдно!
– Стыдно… стыдно! – вторил зал.
– Это мой миллион! – продолжал кричать он.
– Миллион! Миллион! Миллион! – эхом гудел разъяренный зал.
– Он должен отдать его мне! – не мог остановиться математик.
– Вот первое свидетельство нашего гостя! – ворвался ведущий, – вот первый факт! Математик Гоша намеренно, изуистически, год за годом мешал нашему математику, вставляя палки в колеса, то есть, бросая теннисный мячик над его головой, и в итоге лишил его миллиона… Спасибо, спасибо, дорогой друг, не расстраивайтесь, садитесь на место… Садитесь,… садитесь же! – теперь он тщетно пытался столкнуть математика со сцены, но тот упирался, продолжая кричать.
– Сидеть! – неожиданно заорал ведущий, и несчастный оратор замолчал, тупо уставившись на него, приходя в себя.
– Дайте ему воды, – мягче добавил ведущий, – пусть полакает воды. Пусть успокоится… Так, кто еще?
И он по-хозяйски оглядел зал, выбирая следующую жертву.
– Давайте вы, – и ткнул пальцем в какого-то человечка. Тот, словно ожидая, подскочил на месте.
– Это сокурсник нашего Гоши, – представил ведущий, – еще один математик, только несостоявшийся. Прошу, вам слово.
– Гоша, ты помнишь меня? – зло начал человечек, – ты помнишь, как мы с тобой сидели за одним столом на лекциях, как мучились на семинарах. А потом… Что ты сделал потом?
– Что он сделал? – зашипел зал.
– Он дал мне однажды списать, да так, что меня выгнали из института.
– Он был бездарным студентом, двоечником?
– Нет, сам он учился на отлично, но подсунул мне такое решение задачки, которое не смог объяснить никто, даже преподаватель. А я тем более.
– Но ответ сошелся? – спросил ведущий.
– Ответ сошелся, – сказал человечек, – но этого решения объяснить я не мог, и никто не мог! Он намеренно издевался надо мной. Все задачки он решал в уме, потом выдавал ответ, а мне подсунул свое гениальное решение. Я не смог объяснить, и меня выгнали… Только спустя год в институте согласились с таким решением, но меня там уже не было… Это мой миллион! – внезапно закричал он. – Если бы меня из-за него не выгнали, я бы закончил университет, потом сделал бы это открытие, и тогда я, а не этот Клейзмер получил бы его.
