Энтони Бёрджесс - Мистер Эндерби. Взгляд изнутри
Теперь Эндерби увидел, что Уолпол подкупающе улыбается какому-то видению слева за спиной у Эндерби, приблизительно на уровне оконной рамы. Предположив, что это Бог, Эндерби страха не испытал.
– Вот те на! – сказал Уолпол. – Какие чудеса молитва творит, а? Чертово чудо, вот что это! И в завершение, – стал молиться он, снова устремив взгляд на Эндерби, – заставь этого товарища Твоего перестать волочиться за женщинами и верни его на Твои святые пути на службе бесклассового общества, которое Ты обещал по истечении времени во веки веков рабочих. Спасибо тебе, товарищ Бог, – закончил он. – Аминь.
С кряхтеньем, стонами и парой-другой задних выхлопов Эндерби поднялся на ноги. В этот момент электрокамин, точно зороастрийское божество, которому помолились и с которым покончили, погас. Эндерби сопя повернулся и тут увидел миссис Бейнбридж. Не ожидая прямого вопроса Эндерби, она помахала ключом в объяснение того, как попала в квартиру.
– В жизни не встречала мужчины, более способного на сюрпризы.
Она казалась эталоном зимней буржуазной элегантности: маленький черный костюм с крошечным белым жабо из кружевной пены, юбка-карандаш, пальто три четверти с воротником из рыси; длинные зеленые замшевые перчатки; тускло-зеленые замшевые туфли; два оттенка зеленого в лиственной бархатной шляпке; изящная, чистая, худощавая, тонко подкрашенная. Уолпол, марксист божий, был просто очарован. Он протянул ей маленькую желтую листовку, а потом, точно вспомнил, дал еще одну и Эндерби. «БОГ ИЛИ КАПИТАЛИЗМ? – значилось на ней. – И то и другое разом не бывает. Н. Уолпол прочтет проповедь на эту ВАЖНЕЙШУЮ тему в Мемориальном зале лорда Джелдона 11 февраля, в четверг. Вход свободный».
– Непременно приходите, леди, – сказал Уолпол, – и его с собой приводите. В нем есть добро, надо только повнимательней приглядеться, как вы сами скоро убедитесь. Трудитесь над ним усердно, сделайте из него приличного человека и заставьте его перестать посылать стихи женщинам, вот в чем ваша задача, я бы сказал, и вы как будто вполне способны с ней справиться.
– Стихи женщинам? – переспросила Веста Бейнбридж. – У него это в привычку вошло, да? – Она наградила Эндерби жестко-мягким зеленым женским взглядом, держа перед собой большую сумку и чуть расставив – в позе модели – ноги.
При всем его теофаническом социализме Г. Уолпол был приличным человеком самых что ни на есть буржуазных добродетелей и теперь, когда грехи Эндерби были отмолены, не хотел поссорить грешника с нагрянувшей невестой.
– Только иносказательно, так сказать, – забормотал он. – Весьма сексуально активный мужчина, можно сказать… наш мистер Эндерби… с сильными желаниями, которые надобно усмирять, и вы, – добавил он, – сдается, вполне способны с этим справиться.
– Большое спасибо, – ответила Веста Бейнбридж.
– Послушайте, – вмешался Эндерби.
Остальные двое приготовились слушать. Эндерби в сущности сказать было нечего.
– В его стихах, – сказал Уолпол, – пусть и не в личной жизни, если понимаете, о чем я. Вот где вступаете вы, товарищ-мадам, чтобы привить ему чувство реальности. Пусть Бог всех рабочих благословит ваш союз до того времени, пока общество не придумает чего получше.
– Большое спасибо, – сказала Веста Бейнбридж.
– А теперь разрешите откланяться, – весело изрек мистер Уолпол. – Мне очень понравилась наша с вами небольшая диалектическая беседа, и, надеюсь, нас ждет еще много таких. Не трудитесь меня провожать, я сам найду дорогу. Да хранит вас Бог, – повернулся он к Эндерби. – Вам нечего терять, кроме ваших цепей.
Благословив сжатым кулаком Эндерби и его предполагаемую нареченную, он с улыбкой вышел. Эндерби и его предполагаемая нареченная остались вдвоем слушать его удаляющиеся шаги и веселый свист.
– М-да, – протянула Веста Бейнбридж.
– Вот тут я и живу, – объяснил Эндерби.
– Вижу. Но если вы тут живете, то почему переезжаете?
– Я не совсем понял. Не могли бы вы повторить?
– Это я вас не понимаю. Вы посылаете мне письмо, рискну сказать, письмо в стихах, пестрящее весьма недвусмысленными намеками, потом пугаетесь и решаете сбежать. Неужели все действительно так просто? По всей очевидности, вы думали, я получу письмо не раньше утра понедельника, поэтому создается впечатление, что вы планировали атаковать и отступать разом. Только вот я всегда прихожу в редакцию утром в субботу проверить почту и сегодня обнаружила, что бумага едва не тлеет от ваших скромных трудов. Я тут же села в поезд. Я была озадачена, заинтригована. А еще встревожена.
– Встревожены?
– Да. Из-за вас. – С морщинкой отвращения она потянула носом воздух гостиной. – И, как вижу, оснований для тревоги немало. Здесь у вас сущий хлев. Разве никто не приходит убираться?
– Я сам убираюсь, – ответил Эндерби, который внезапно и со стыдом осознал убогость собственной жизни, еще более очевидную на фоне ее пугающего благополучия. – Более или менее. – Он, как школьник, понурился.
– Вот именно. И что, Гарри, если можно так вас называть… Пожалуй, теперь я должна так вас назвать, верно? Что вы предлагаете делать? Куда вы собираетесь поехать?
– Меня зовут не Гарри, – сказал Не-Гарри Эндерби. – Это просто имя в конце стихотворения.
– Ну разумеется, я знаю, это не может быть вашим именем, поскольку в ваших инициалах нет буквы «Г». Однако вы подписались «Гарри», и Гарри вам как будто подходит. – Склонив по-птичьи голову набок, она осмотрела его, точно Гарри был шляпой. – Повторяю, Гарри, что вы собираетесь делать?
– Не знаю, – несчастно ответил псевдо-Гарри Эндерби. – Все надо было продумать, понимаете? Куда ехать и все такое. Что делать и так далее.
– Несколько дней назад, – сказала Веста Бейнбридж, – я напоила вас чаем, и вы ответили приглашением на обед, которое я не смогла принять. Думаю, было бы неплохо, если бы вы повели меня куда-нибудь на ланч. А после…
– Есть одно место, куда я вас не поведу, – сказал преданный и разгневанный Эндерби. – Это уж точно. Меня это отравит. Я там подавлюсь. Каждым куском буду давиться.
– Хорошо, хорошо, – успокоила Веста Бейнбридж. – Поведете меня, куда пожелаете. А после я отвезу вас домой.
– Домой? – со внезапным страхом переспросил Эндерби.
– Да, домой. Дом, дом, милый дом. Ну, знаете, место, к которому сердце лежит? Место, которому нет равных. О вас нужно заботиться. Я отвезу вас домой, Гарри.
Часть вторая
Глава первая
1
– Эйэрр-эрррррп.
Эндерби сидел в крошечном сортире, его тошнило. А еще он был женат – совсем недолго. Эндерби, женатый человек. Блюющий молодожен.
Когда лоб чуть перестал пылать, он со вздохом сел на маленький стульчак. Стояла июльская погода, ведь июль самый подходящий месяц для свадеб. Один в этой гудящей и жужжащей уборной, он впервые улучил минутку испытать удовлетворение и одновременно легкий страх. Невеста, пусть даже и в строгом костюме, уместном в отделе актов записи гражданского состояния, выглядела очаровательно. Сэр Джордж так сказал. Сэр Джордж снова был сама благостность. Все прощено.
Практически первым, на чем настояла Веста, были извинения перед сэром Джорджем. Эндерби написал: «Мне очень жаль, если показалось, что я держу Ваше Сэрство за старого дурня, но я думал, вы оцените это легкое проявление мятежа. Ведь Бог свидетель, вы сами попробовали себя в нашем ужасном, мучительном искусстве, и хотя как поэт вы не стоите даже пуканья рифмоплета, но все же в состоянии понять, что движет поэтом и как он ненавидит руку, пустословием отягощенную…» Но она сказала, что это не вполне подойдет, поэтому он выдавил из себя кое-что покороче и настоящей прозой, а сэр Джордж был только счастлив принять официальные, сквозь зубы извинения.
О, эта женщина определенно начала перекраивать его жизнь. С самого начала, с первого совместного завтрака в большой столовой ее большой квартиры, за стенами которой угрюмилась февральская Глостер-роуд, стало очевидно, что исход возможен только один. Ведь какие еще отношения могут быть признаны в глазах света, нежели узы, которыми они недавно себя связали? От отношений жильца с домохозяйкой Эндерби был вынужден отказаться, поскольку за жилье не платил. Никаких иных, помимо сводных или, так сказать, из вторых рук (как с мачехой), Эндерби никогда не знал, зато в Весте ценил, что своими чистотой и красотой она – полный антипод любой мачехи. Второй брак отца привнес в жизнь маленького Эндерби краткие набеги сводных теток и сказку про образцовую сводную сестру, слишком хорошую для сего бренного мира и потому вскоре скончавшуюся от ботулизма: ее Эндерби всегда представлял себе марионеточной пародией мачехи. Но Весту никак не представишь в роли сводной сестры. Подруга? Он покатал слово во рту, почувствовал его на языке (с прописной буквы, со строчной и даже курсивом) и посмаковал меланхоличную акварельную картинку: утонченная пара, словно с линогравюр Блейка, Шелли и Гудвин[17] дает вечера с декламацией на яхте, кругом глупенькие леди в платьях с высокой талией, любительницы готических романов, а карлики пиликают в печальных сумерках на скрипочках. Эпипсихидион[18]. Эпиталамион[19]. О боже, с этого слова все и началось, поскольку оно породило стихотворение.