Эдвард Резерфорд - Сарум. Роман об Англии
Встретившись с каменщиком, Катеш и вовсе отчаялась. Нума заметил, что она украдкой его разглядывает, но не подозревал, какое отвращение в ней вызывает.
«Ох, какой урод! – думала Катеш. – Ниже меня, ноги кривые, голова огромная, пальцы как обрубленные… Нет, притерпеться можно, но он весь какой-то… нелепый. Как же его полюбить?»
Всю ночь она рыдала, прощаясь с мечтами о прекрасном муже, а утром кинулась умолять родителей, но все напрасно.
– Отец тебе завидного мужа нашел, – сказала мать, грустно покачав головой.
Через несколько дней, когда каменщик принес назначенный выкуп – до смешного малый, – Катеш, обливаясь горькими слезами, спряталась в амбаре, так что родителям пришлось ее разыскивать и вести чуть ли не силой. На прощание мать дала дочери суровое напутствие:
– Тебе уже тринадцать. Ты взрослая женщина, сможешь убедить мужа, что ты его любишь. Вдобавок твой долг – во всем ему повиноваться. Если поступишь иначе, тебе худо придется.
В последующие годы Катеш выполняла материнский наказ, но в тот ясный, солнечный день, в лодке на пути к новому очагу, девушка глядела на высокие гряды холмов, окружавшие Сарум, и думала, что ей всю жизнь суждено промучиться с постылым мужем.
Однако же, памятуя о словах матери, каждую ночь Катеш покорно отдавалась каменщику. Нума гордился своей мужской силой, и ему не приходило в голову, что жене могут быть не по нраву его неуклю жие ласки. Впрочем, мысль о том, что ее красота приводит мужа в возбуждение, доставляла Катеш некоторое удовольствие, но больше всего ее устраивала возможность проводить дни в одиночестве. Ночи приходилось терпеть.
Несколько раз Нума приводил ее в святилище, где полным ходом шло строительство – древние священные камни заменяли громадными новыми сарсенами. Работники жадно разглядывали Катеш и ухмылялись, а она с отвращением представляла себе их сальные шутки и проклинала богов за то, что ей в мужья достался кривоногий коротышка, полюбить которого она не могла.
Примерно в это же время Нума-каменщик сделал поразительное открытие. Чтобы лучше понять замысел жрецов, он соорудил небольшую деревянную модель нового святилища с точным соблюдением всех пропорций. Жрецы подтвердили, что именно так они и представляют себе новый хендж, однако каменщику что-то в конструкции не нравилось, хотя он и не понимал, что именно. Он целыми днями разглядывал деревянный макет и наконец сообразил, в чем дело.
Последующее поведение Нумы весьма обеспокоило Катеш – она решила, что муж окончательно утратил рассудок, – и доставило немало радости соседским ребятишкам. Каждый вечер при свете лучины каменщик выстругивал крошечные деревянные арки и собирал из них маленькие хенджи. На закате и на рассвете он устанавливал странные сооружения на траву перед домом, сам ложился рядом и пристально рассматривал их на просвет.
– Эй, ты такой большой, а с игрушками возишься! – кричали дети, подбегали к Нуме и прыгали вокруг, опрокидывая деревяшки.
Каменщик добродушно ворчал, ласково отгонял ребятню и опять начинал составлять деревянные арки по кругу.
– Да они у тебя кривые! – заметила однажды Катеш.
Спустя месяц каменщик прекратил свои странные занятия и отнес жрецам первоначальную модель хенджа и свои арки.
– В замысле нового святилища есть изъяны, – без обиняков начал Нума, расставляя деревяшки по кругу. – Смотрите, при свете солнца ровные столбы, накрытые поперечными плитами, кажутся неустойчивыми, верх словно бы перевешивает. Но если стоячие камни вверху чуть сузить, то они будут выглядеть ровными, прямыми сверху донизу, – объяснил он изумленным жрецам и в доказательство развернул кусок коры с изображением. – Надо строить вот так.
Впоследствии греки назовут этот выразительный архитектурный прием энтазисом – созданием оптической иллюзии, зрительного эффекта, придающего стройность вертикальным сооружениям, – такой высокий уровень строительного искусства не обнаружен ни в одном доисторическом монументе на территории Европы.
Следующей весной Катеш сказала Нуме, что ждет ребенка. Лицо каменщика озарила счастливая улыбка.
– Когда я стану отцом? – спросил он.
– По моим подсчетам, к Первозимью или чуть позже, – ответила Катеш, радуясь, что угодила мужу.
– Родится мальчик, – уверенно заявил Нума и гордо напыжился. – Будет каменщиком, как я.
Он отнес жрецам овцу, дабы принести ее в жертву и призвать на первенца благословение богов. На строительство святилища он приходил в хорошем настроении, а каждый вечер часами сидел в хижине, удовлетворенно рассматривая набухший живот жены.
Наступила осень, и Нума с нетерпеливой радостью ожидал приближения зимы. Тем временем обитатели Сарума отчаивались – юный жрец Омних до сих пор не объявился.
– Где моя новая жена? – гневно вопрошал Крун.
– Потерпи, боги обязательно сдержат свое обещание, – успокаивал его верховный жрец, хотя сам томился ожиданием.
– А вдруг Омних утонул? Сгинул в пути? Надо другого жреца послать, – мрачно настаивал вождь.
Длух внутренне признавал правоту слов Круна. В народе росло недовольство.
– Если Омних не вернется к Первозимью, то придется отправить на поиски еще жрецов, – кивнул он и пообещал: – К зимнему солнцестоянию у тебя будет новая жена.
Поздней осенью, чтобы подбодрить и своих жрецов, и строителей святилища, Длух посетил каменоломни, где работа шла полным ходом.
День выдался пасмурный и ветреный. Кое-где сквозь тяжелые, низкие тучи пробивались солнечные лучи, резко освещая сумрачную, пустынную равнину. Порывы студеного северо-западного ветра вздымали пыль над торфяными болотами и швыряли острую каменную крошку в лица жрецов и работников.
Нума, растрепанный и чумазый, повалился ниц к ногам верховного жреца, а потом, поднявшись, отряхнул длинный кожаный передник и отправился показывать гостям выполненную работу.
За прошедший год каменотесы совершили невероятное: три огромных сарсена уже подготовили к отправке в святилище, завершалась обработка еще нескольких камней. Жрецы направились к громадному валуну – шириной семь футов и длиной в десять человеческих ростов, – у которого суетились каменотесы.
– Это будет самый высокий стоячий камень, – гордо заявил Нума, похлопав серый бок валуна. – Сейчас ему будут придавать форму, откалывая лишнее, – объяснил он.
По всей длине валуна продолбили глубокий желоб и точно по этой линии разожгли костры, подбрасывая в них хворост длинными жердями. Когда камень раскалился едва ли не добела, а воздух вокруг задрожал от жара, Нума велел принести воды. Работники бы стро притащили кожаные бадьи с холодной водой и опорожнили их в желоб, над которым тут же взвились клубы пара.
– Быстрее, быстрее! – торопил сородичей каменщик.
Каменотесы выливали воду из ведер и поспешно отскакивали в сторону, чтобы не обвариться. Через несколько мгновений раздался резкий треск, и со всех сторон послышались восторженные возгласы: по всей длине огромного валуна, в точном соответствии с выдолбленным желобом, пробежала трещина. Этим трудоемким способом древние каменотесы успешно раскалывали камни любой величины.
Затем Нума показал жрецам и другие работы в каменоломне. Повсюду лежали валуны в разных стадиях готовности, и каменщик тщательно следил за ходом их обработки. Вначале сарсены вчерне обивали тяжелыми округлыми булыжниками из той же породы, понемногу стирая поверхность в пыль и придавая столбам желаемую форму, а затем начиналась более тонкая работа.
– Видите, точные удары наносят в одном и том же направлении, сверху вниз, начиная с вершины и по всей длине камня. Таким образом мы добиваемся единообразия поверхности сарсенов.
И действительно, обработанные камни были по всей длине покрыты тоненькими бороздками – когда сарсены установят на площадке святилища, то свет будет отражаться от ребристой поверхности, дополняя величественную картину.
Только теперь, любуясь массивными сарсенами, Длух в полной мере осознал, каким искусным мастером своего дела был Нума.
Внезапно к ним подбежал запыхавшийся мальчишка.
– О верховный жрец! – вскричал он. – Немедленно возвращайся в Сарум, Крун захворал!
Крун был при смерти. В тот же день, когда верховный жрец отправился в каменоломни, вождя сразила внезапная хворь – его знобило, хотя по телу разливался жар. Послали за жрецами, но Крун чувствовал себя все хуже и хуже, и никакие снадобья не помогали. Он лежал на соломенной подстилке, обливаясь по том; по измученному телу пробегала легкая дрожь, кожа приобрела землистый оттенок, ввалившиеся глаза потускнели, недвижный взор обратился к потолку.
Прихода Длуха вождь не заметил. Верховный жрец понял, что жить вождю осталось недолго. У края подстилки тенью сидела Айна. Верная жена Круна превратилась в согбенную старуху с дряблым телом и жидкими седыми космами. На впалых морщинистых щеках блестели дорожки слез.
