Мартин Винклер - Женский хор
Когда пациентка устроилась, Карма наклонился к ней:
– У вас есть вопросы?
– Будет больно?
– Не очень. Вам дадут вдохнуть закись азота, это приглушит ваше сознание, а затем я сделаю местную анестезию шейки матки, чтобы вы не чувствовали боли. Если все равно будет больно, то характер боли будет напоминать родовые схватки, (Эх, не надо было ей этого говорить! Ведь ты не роды у нее принимаешь, а делаешь аборт! Как, по-твоему она на это отреагирует?), только они будут не такими сильными и долгими. А если боль и потом не пройдет, вам на живот положат лед и дадут противовоспалительные средства. Хорошо?
Она кивнула.
– По ходу процедуры я буду вам объяснять, что я делаю. Хорошо?
Она снова кивнула.
– Итак, начнем?
– Начнем, – пробормотала она.
Он пошел к раковине, тщательно намылил руки, вытер их бумажными полотенцами, натер пальцы антисептическим раствором. Затем носком ботинка пододвинул табурет на колесиках к гинекологическому креслу, сел между раздвинутыми бедрами пациентки, повернулся, протянул руку к подносу, который ему подала медсестра, достал из прозрачного пакета гинекологическое зеркало, осторожно раздвинул большие половые губы пациентки и попросил:
– Не могли бы вы мне посветить?
Я положила карту на стол, посмотрела на потолок, опустила к нему хирургическую лампу и направила свет на ось зеркала. Карма неторопливо протолкнул инструмент вглубь влагалища, медленно раскрыл его, раздвинул стенки, чтобы показалась шейка матки, розовое колечко в центре темного пятна, как мишень в глубине коридора.
Длинными щипцами он добрался до шейки, в один или два захода («Холодно, сыро, неприятно»), и приложил к ней компрессы, пропитанные стерильным раствором.
Он повернулся к медсестре, достал пару стерильных перчаток из конверта, который она только что открыла, надел их, затем взял шприц, прикрепил к кончику длинного пинцета иглу, ввел его в зеркало, затем в вагинальную полость справа («Я делаю вам местную анестезию. Если у вас вдруг закружится голова или появится неприятный привкус во рту, не волнуйтесь, это быстро пройдет») и медленно нажал на поршень шприца, выжал его до половины, затем вынул иглу, сделал укол слева и ввел оставшуюся половину шприца.
Закончив с этим, он нанес на шейку матки антисептик. Теперь из полостей текли две тонкие, как ниточки, струйки крови. Он поднялся, ногой отодвинул табурет и подошел к пациентке:
– Все в порядке?
Она кивнула.
– Подождем три минуты, пока анестезия подействует, а потом дадим вам маску, чтобы немного подышать. Хорошо?
– Хорошо…
Он прислонился спиной к столику рядом с раковиной и посмотрел на меня:
– Вы прочли карту?
– Да.
– Замечания?
Я колебалась.
– Десять лет – слишком долгий срок для ВКС, разве нет?
– Нет. ВКС, которое было у мадам В., могло бы оставаться на месте намного дольше. В США его разрешается использовать в течение двенадцати лет.
В первый раз слышу.
– Если это правда, то я очень удивлена…
– Да, удивлены, и было бы лучше, если бы об этом знало больше наших коллег. Вы, судя по всему, об этом не знали, так что вряд ли эту информацию можно считать распространенной. Еще одна штука, которую высоколобые интеллигенты забыли отметить. Но дать женщинам такой метод контрацепции, который действует в течение двенадцати лет, и не иметь над ними господства – совсем не интересно. Гораздо удобнее заставить их приходить каждые полгода, проходить вагинальный осмотр и делать УЗИ, а потом назначать им таблетки.
Только я собиралась ответить, как в палате зазвонил телефон. Медсестра сняла трубку:
– Это вас, это Алина.
Улыбнувшись, Карма подошел к телефону. Медсестра положила трубку ему на плечо, и он, не прикасаясь к трубке, наклонил голову, чтобы прижать ее к плечу:
– Слушаю, дорогая.
Опять? Можно составить целый список ласковых словечек, которыми он их всех называет.
– Мммм… Мммм… Да! – сказал Карма. – Разберемся.
Он показал медсестре, чтобы та забрала у него трубку, подошел к пациентке и склонился над ней:
– Все хорошо?
Она кивнула.
– Тогда начнем.
Он повернулся к медсестре:
– Анжела занята наверху. Дайте маску Джинн, пусть она этим займется.
Медсестра показала, что мне следует занять ее место.
– Но… я…
– Не волнуйтесь, у вас все получится, – сказал Карма, улыбнувшись в бороду.
Держа в руке маску с закисью, чувствуя себя полной дурой, я вдруг оказалась на том месте, которое ненавидела больше всего. Я должна была стоять в другом конце кресла, рядом с ним, а вовсе не здесь, как какая-нибудь мелкая сошка.
Но Карму это, видимо, не волновало. Он уже закрепил на кончике пинцета компресс, окунул его в антисептический раствор и смазал внутренность влагалища, а медсестра достала из какого-то футляра длинный прозрачный зонд и закрепила его на трубке всасывания.
– Ну же! – сказал мне Синяя Борода. – Чего вы ждете? Хотите, чтобы она помучилась?
Глаза у пациентки были закрыты. Я опустила маску ей на лицо, но она отреагировала очень бурно, схватив меня за запястье:
– Что вы со мной делаете?
– Простите… Я даю вам газ… закись азота. Чтобы вы заснули.
Она кивнула, и я установила маску:
– Дышите глубже.
Она глубоко вздохнула, но ее рука не отпустила запястье, а только сжала его еще крепче.
– Я начинаю всасывание, – сказал Карма.
Аппарат засвистел.
Рука женщины искала мою руку, она крепко стиснула мои пальцы. Я не отнимала руку и не отпускала маску. Я поднесла другую руку к ее голове и положила ей на волосы.
Там, по ту сторону кресла, стоял Карма, его рука двигалась взад-вперед между бедер женщины, красно-белая масса текла по трубке и забрызгивала стенки флакона, установленного на аппарате.
Женщина застонала.
У меня резко свело живот.
ОТКРОВЕНИЕ
В человеческом теле шурупов нет.
Когда я вошла в палату, две из трех женщин, которым Карма сделал аборт на моих глазах, сидели на своих кроватях перед подносами. Одна из них улыбнулась и продолжила жадно поглощать солонину с чечевицей. Вторая ела курицу с пюре. Карма сидел на стуле между двумя кроватями, на его коленях лежали медицинские карты. Я взглянула на лица женщин, и, если бы не чепцы у них на голове, я бы их не узнала.
– А вот и наша интерн, доктор Этвуд! Это она помогла вам заснуть перед операцией.
Две женщины одновременно кивнули мне и пробормотали слова благодарности.
Я энергично затрясла головой, не зная, что им ответить.
– Мы как раз говорили о контрацепции, дорогая. Мадам В., – Карма указал головой на левую кровать, – разумеется, выступает за спираль, и ей ее установят перед уходом, если боли прекратятся… У вас сильно болит?
– Меньше, чем еще совсем недавно, – ответила мадам В. – Четыре из шести.
– Хорошо. Значит, противовоспалительные средства действуют. – Он повернулся ко мне. – А вот мадемуазель А., – он указал на другую кровать, – больше не хочет пить таблетки, потому что она дважды с ними беременела.
Я вытаращила глаза:
– Вы забывали их принять?
По длинным волосам, спадавшим ей на плечи, я предположила, что ей нет и двадцати. Она выстрелила в меня взглядом:
– Ни разу не забывала.
– Правда?
Как будто ты признаешься, что у тебя ветер в голове, как же!
– Ни разу. Мой будильник звонит каждый вечер в одно и то же время, упаковка с таблетками лежит в том же кармане, что и будильник. Я ни разу не забыла их принять.
В ее голосе и глазах сквозила ярость.
Я повернулась к Карме и увидела, что он качает головой.
– Когда мадемуазель А. пришла к гинекологу, чтобы ей прописали противозачаточное, в прошлом году, эта… коллега прописала ей самые современные таблетки, объяснив, что у них «очень маленькая дозировка» и что вследствие этого ей не грозит ни рак груди, ни гипертония, ни прибавка в весе, ни холестерин… и что у нее не будет никаких побочных эффектов.
Молодая женщина отставила свою тарелку в сторону и посмотрела мне прямо в глаза:
– Это правда, рака груди у меня не было. Только через три месяца не пришли месячные, и когда я ей позвонила, она мне сказала: «Такое бывает, это не страшно». Я понимала, что раздражаю ее, но все же настояла, а поскольку она была знакома с моими родителями, она записала меня на прием через три дня, втиснув между двумя другими пациентками. Первый раз, когда я шла к гинекологу за таблетками, я об этом маме не сказала, я сказала, что у меня болезненные месячные и, чтобы не ходить в аптеку, я заказала лекарства у гинеколога. Но теперь, три месяца спустя, когда я вошла в ее кабинет, она состроила гримасу, молча приказала раздеться и засунула мне во влагалище свой зонд и начала ругать меня, говорила, что если я неспособна правильно принимать таблетки, то зачем тогда она вообще старалась и мне их прописывала. Я ничего не поняла из того, что она говорила, я спросила, что она имеет в виду, и она ответила: «Вы на восьмой неделе беременности! Только не говорите, что вы об этом не знали!» Нет, я не знала, просто у меня немного набухла грудь, и я сообщила ей об этом по телефону, а она ответила: «Ничего страшного». Она продолжала осыпать меня бранью, говорила, что я наверняка принимала таблетки как попало, и прежде чем я успела вставить хотя бы слово, она сказала, что сделает мне это и не скажет родителям, потому что я несовершеннолетняя, но только это последний раз и чтобы я больше с ней таких глупостей не вытворяла. На следующей неделе я оказалась в зале ожидания, снова раздетая, с талоном в руке. Я очень страдала, во-первых, из-за того, что беременна, во-вторых, из-за головомойки, которую мне устроили и после которой я дошла до дома, сама не знаю как. Я даже не помню, как села в автобус и прошла по пешеходному мосту. В дом я вошла промокшая до нитки, я даже не заметила, что идет дождь, легла в постель, мама решила, что я больна, ей хотелось со мной поговорить, но я ничего не могла ей сказать, ведь она не знала, что я сплю со своим парнем. Через неделю я вышла из дома, как обычно, в половине восьмого утра, но пошла не в школу, а в больницу, а чтобы из школы не сообщили родителям о моем отсутствии, моя тетя, которой я во всем призналась, позвонила в школу, представилась моей мамой и предупредила, что я заболела и на уроки не приду. Я вышла в половине шестого вечера и пришла домой вовремя. Гинеколог сделала мне аборт под общим наркозом, но за весь день ни разу ко мне не зашла, я даже думала, что и во время операции ее не видела, я видела только медсестру и анестезиолога, она сделала мне аборт, пока я спала, и ушла прежде, чем я успела проснуться. Когда мне стало лучше, за мной пришла моя тетя, это она подписала все бумаги, потому что за несовершеннолетних бумаги должен подписывать взрослый. Медсестра дала ей пакет и сказала, что в нем лежат таблетки, которых хватит на полгода. Тетя открыла сумку и сказала: «Но она на этих таблетках и забеременела!» А медсестра ответила: «Она наверняка забыла их выпить. При правильном приеме забеременеть невозможно». И когда она дала мне сумку, я расплакалась, потому что была уверена, уверена-преуверена, что не забывала принимать таблетки. Первые несколько недель после аборта я не хотела заниматься любовью со своим другом, я очень боялась снова забеременеть. Так что первые несколько месяцев он еще и презервативами пользовался, несмотря на то что я продолжала пить таблетки. И постепенно я стала говорить себе, что такое со мной случилось, возможно, потому, что я принимала их слишком недолго; нам осточертело пользоваться презервативами, ему они не мешали, а я почти ничего не чувствовала, они меня раздражали, мне от них было больно, так что в один прекрасный день я сказала, чтобы он их больше не надевал. В течение месяца все было хорошо, а на второй месяц месячные не пришли. Я сразу сделала тест, и он оказался положительным. И тогда я пришла в ярость…
