Любко Дереш - Голова Якова

Ее сожитель имел привычку драться. Яне это нравилось, она считала это проявлением мужественности и прятала на экзаменах синяки под очками.

Когда она порвала с ним, ее снова развели на секс, на этот раз только на оральный, тоже по глупости. Яна пошла со взрослой подругой на Праздник пива, это было в девятом классе. Напившись пива, Яна ужасно захотела в туалет. Она не придумала ничего лучше, чем взбежать на третий этаж дома и справить нужду на лестничной клетке. Ее поймал пьяный малый и пригрозил, что сдаст в милицию, если она не отсосет.

Они пришли вдвоем покурить в отцовский кабинет. Иван вдруг задал вопрос, который ее обескуражил.

– Как я себя идентифицирую? – переспросила Яна.

Иван сменил тему, поняв, что подход брата к девушкам – не для него. Они начали обсуждать латинские названия сексуальных перверсий, где нашли богатую жилу. Иван сказал, что раньше мечтал стать сексопатологом. Кроме познаний в сексологии, Иван проявил наблюдательность и заметил, что под штанами у нее танга черного цвета.

– Ты можешь показать мне свои груди? – спросил Иван, и Яна расстегнула пижаму.

– Красивые, – сказал он. Ничего более совершенного в своей жизни он действительно еще не видел.

Яна разрешила ему коснуться их, и Ивану этого оказалось достаточно. Он запомнил это ощущение и решил сохранить его. Он предложил выкурить еще по сигарете. Яна согласилась, и Иван зачитал ей с мобильного стихи, которые писал в свободную минуту. Стихи были про жизнь, любовь и дерзание в познании. Яна в поэзии соображала, и сама прочитала наизусть пару собственных стихов.

Они докурили и разошлись спать.

Наступил понедельник. Утром Иван поехал на занятия, а когда вернулся, увидел, что никого нет. Все собрались в зимнем саду и слушали какую-то музыку. Иван решил не мешать и пошел на кухню взять себе что-нибудь поесть.

Он передвинул колесико станции на волну, которую слушал отец: «Радио Свобода». Радио заговорило приятным баритоном. Трансляция шла на русском. Иван решил послушать.

– Следующая, привычная нашим постоянным слушателям рубрика – «Музыкальный альманах» с Соломоном Волковым. Сегодняшний выпуск «Музыкального альманаха» мы откроем рассказом об американской премьере симфонии Шнитке. Но прежде, чем вы, Соломон, познакомите нас с этой новостью, я хочу задать более общий вопрос: какова роль Шнитке в современном репертуаре – международном и российском?

Гость программы, упомянутый Соломон Волков, начал рассказывать:

– Она очень существенна в международном репертуаре. Что касается российского, то это как бы вещь в себе в некотором смысле, и там очень многие значительные композиторы, в том числе и российские, почти не звучат. Хороший пример – творчество Мясковского, человека, который в свое время был главой московской музыкальной школы. Это одна из самых значительных фигур отечественной музыки. Практически ты не натыкаешься на произведения Мясковского в текущем репертуаре. Почему это так – загадка…

«Чушь какая-то», – подумал Иван, доставая из холодильника холодный суп и масло.

– …конечно, сочинения Шнитке звучат регулярно. Он – исполняемый автор.

– И теперь к этим сочинениям прибавилось еще одно? – спросил ведущий у Соломона Волкова, который уже нравился Ивану.

– Да. Это Девятая симфония Шнитке, которая в первый раз прозвучала в Америке, и интерес к этому опусу был огромный. Вообще, очень любопытная история. Произведение прозвучало в новой реконструкции. Тут уже двойная загадка…

Слушая вполуха Соломона Волкова, Иван разогрел себе поесть. Все-таки Йоланта готовила лучше, чем Майя.

– Тем не менее вдова поведала нам сравнительно недавно, что сам Альфред Гарриевич услышал запись этой московской премьеры и этим звучанием остался недоволен. Она обратилась к композитору Николаю Корндорфу, как близкому по духу творчеству Шнитке, с тем, чтобы он сделал новую редакцию. Тут я должен сказать, что над симфонией номер девять висит некая мистическая туча. Номер девять – это симфония Бетховена, самая знаменитая его симфония, которая как бы возвышается, как скала, в симфоническом жанре. И так сложилось, что с композиторами, которые подходят к написанию симфонии номер девять, часто что-то такое приключается.

– Проклятие Девятой симфонии.

– Да. Шенберг по этому поводу сказал, что «те, кто пишут Девятую симфонию, слишком близко подходят к потустороннему». Действительно, Малер пытался обмануть судьбу, свою Девятую симфонию он назвал «вокально-симфонический цикл» – «Песня о земле», но все равно, написав Девятую симфонию, приступил к Десятой, и тут и умер. Шостакович проблему Девятой разрешил, как ему казалось, чрезвычайно удачно. Он сделал не грандиозный памятник, монумент, а сравнительно короткую юмористическую симфонию. Но эта симфония, именно из-за того, что она не соответствовала ожиданиям, связанным с номером девять, навлекла на него гнев Сталина и последующее постановление сорок восьмого года. То есть и здесь проклятие номера девять сработало.

– Страшная, мистическая история.

– Я говорю об этом не зря. Потому что Николай Корндорф, который начал работать над новой редакцией Девятой симфонии Шнитке, внезапно умер.

– Молодым человеком.

– Да, он был здоровяком, жизнерадостным человеком. Это была мгновенная смерть. Он играл, как рассказывают, с сыном в футбол и упал мертвым. То есть мистика нарастает. Но тем не менее нашелся мужественный человек Александр Раскатов, очень сильный композитор сам по себе. Он живет сейчас во Франции, и он согласился осуществить новую редакцию симфонии Шнитке, и в этом новом качестве она и прозвучала впервые в Америке в исполнении оркестра Джулиартской школы. Что же касается вообще музыки Шнитке последнего периода, то я должен сказать, что сочинения последнего периода не принадлежат к числу его, как мне представляется, наивысших достижений. И вот примером такого позднего Шнитке является фрагмент, который мне предоставил Джулиарт – эксклюзивное право показать запись этого концерта. То, что сейчас услышат наши слушатели, – премьера. Они сами смогут вынести суждение об этой размеренно-сумрачной и обволакивающей музыке Шнитке.

Из радио зазвучала музыка, от которой тащился его брат Яков. Иван под «размеренно-сумрачную и обволакивающую» музыку Шнитке начал есть суп. Иван порадовался за отважного композитора, который снял заклятие с симфонии.

– Сегодня мы подводим итоги цикла «Музыка двадцать первого века», которым завершался каждый выпуск «Альманаха» в две тысячи десятом году. Итак, Соломон, чего мы достигли за эти двенадцать месяцев, что мы услышали?

Слушать, чего за последний год достигли и что услышали эти господа, Ивану расхотелось, и он выключил радио. Он поднялся по лестнице к себе, но взгляд его остановился на распахнутой двери той комнаты, где накануне вечером закрыли Якова.

Он зашел в помещение, все исписанное красными, синими, зелеными, черными чернилами. Знаки музыки. Да его брат – настоящий фрик, как в фильмах.

– Ого, – сказал он и вернулся через мину ту с фотоаппаратом.

Внизу гремела на полную громкость музыка. Иван понял, что может сделать фильм, и начал снимать в режиме видео.

Музыка достигла апогея, Иван наехал камерой на красное пульсирующее нечто, к которому сходились все стрелочки. Симфония обвалилась, замолчала и снова обвалилась. Наши на Луне. Маленький шаг для одного человека, гигантский шаг для всего человечества. Задний план. Вся комната. Косой северный свет. Базовая гамма – золотой и зеленый.

– Снято! – крикнул Иван в камеру и нажал «стоп».

Внизу царила тишина.

Постлюдия

XIV. Кто ищет Металл, находит Дерево Moderata (сдержанно)

1

Кто ищет Дерево, находит Землю. Кто ищет Землю, находит Воду. Кто ищет Воду, находит Огонь.

Кто ищет Металл, находит Дерево.

Кто ищет Бога, находит себя.

Кто ищет себя, находит Бога.

Матвей, как только проснулся, сразу же пошел в комнату, где он закрыл Якова.

– Мне нужен компьютер, – сказал Яков.

Матвей оглядел стены комнаты. Они все были исписаны маркерами.

– Хорошо, – сказал он Якову. – Иди, бери.

Яков пошел за аппаратурой, а Матвей ходил по комнате и водил рукой по узорам знаков, которые выписал за ночь его брат. Они казались ему знакомыми. Яков все-таки сделал это. Его брат это сделал.

Ему было плохо, непонятно – то ли от тяжелого сна, то ли от тяжелого рагу, которого он переел вчера.

Он подумал, что лучше съездить к врачу.

Вспомнив сон, Матвей содрогнулся и почувствовал, что непереваренный ужин просится назад.

Вышел из ванной и позвал фигуру, что дремала подле камина.

– Богус! Богус, завезите меня в больницу.

В больнице ему промыли желудок и сказали, что это пищевое отравление. Матвей попросил, чтобы его прокапали, и его прокапали.