Нильс Хаген - Московские истории
– Не уверен, что мне это интересно, – честно признался я.
Валерий поднял на меня тяжелый взгляд и растянул губы в уже знакомой мне, неприятной ухмылке.
– Допивай, – велел он безапелляционным тоном. – Поехали.
– Куда? – не понял я.
Well, show me the way,To the next little girl.Oh, don’t ask why,Oh, don’t ask why…[9] —
подсказывал из динамика Джим Моррисон, но я не придал значения словам покойного музыканта.
– Узнаешь. – Валерий уже ковырялся в телефоне, непослушными пальцами заполняя форму на Яндекс. Такси.
Я знаю множество людей здесь, в Москве, считающих, что Россия безнадежно отстает от запада по всем параметрам. Это не верно. То есть в чем-то отстает, а в чем-то наоборот. Вот, к примеру, сервиса, похожего на Яндекс. Такси, в Дании нет. Жители Копенгагена по старинке заказывают машину по телефону или берут прямо на улице на специальных стоянках. А ведь мобильный сервис – это так просто и удобно.
Мы расплатились за выпитое пиво и практически нетронутые фисташки и вышли.
Oh, moon of Alabama,We now must say goodbye,We’ve lost our good old mamaAnd must have whisky, oh, you know why…[10] —
напутствовал нас великий Джим.
* * *Если бы такси пришлось ждать, возможно, мы успели бы промерзнуть, протрезветь и мирно разъехались бы по домам. Но – увы, когда мы вышли, машина уже стояла у входа.
Валерий плюхнулся на переднее сиденье рядом с водителем. Я покорно полез назад. Машина тронулась. За окном закружился освещенный мириадами огней город.
У одной русской рок-группы была песенка про Москву. Там есть такие слова:
Ты никогда не бывал в нашем городе светлом,Над вечерней рекой не мечтал до зари,С друзьями ты не бродил по широким проспектам.Значит, ты не видал лучший город земли!
Я не скажу, что Москва – лучший город, вообще не люблю превосходные формы. Лучший фильм, лучшая книга, лучший город – звучит нелепо. Как определить? Как выбрать? Тем более один, или пусть даже десяток из огромного количества разных и по-своему прекрасных? Но одно я знаю наверняка: Москва – красивый город.
Да, он никогда не спит. Он все время торопится. Он очень деловит и очень разнообразен. Но он хороший. А тому, кто считает иначе, надо просто жить в другом городе.
Машина тем временем добралась до ближайшей развязки, развернулась и поехала обратно – в центр.
Куда я еду? Зачем?
Надо позвонить Арите. Я вынул из кармана смартфон, но аппарат оказался мертв. Пока мы с Валерием выпивали и делились проблемами, батарейка села окончательно.
– У вас нет зарядки? – спросил я у водителя.
Тот бросил взгляд на мой телефон, покачал головой:
– У меня другая.
– Трубка села? Позвонить нужно? – оживился Валерий. – Возьми мой.
Я представил себе, как звоню Арите нетрезвый с чужого номера… и отказался. Я подумал, что она будет меньше волноваться, не дозвонившись до моего отключившегося телефона, чем если услышит меня, говорящего заплетающимся языком, едущего неведомо куда и звонящего с чужого номера. Вот такая пьяная логика. Но другой в тот вечер у меня не было.
Таксист свернул в какой-то переулок и остановился под неоновой вывеской.
– Приехали, – сообщил Валерий и полез в бумажник, чтобы расплатиться с водителем.
Я тем временем выбрался из машины и глубоко вдохнул холодный вечерний воздух. В голове не прояснилось, напротив, возникло легкое кружение. Сзади хлопнула дверца, рыкнул мотор отъезжающего такси. Я обернулся и кивнул на неоновую вывеску со словом «кафе».
– Well, show me the way, to the next whiskey bar[11], – предложил я Валерию.
– I show you the way, to the next little girl[12], – парировал он и, пройдя мимо вывески, свернул в арку во двор.
Над дверью, возле которой остановился Валерий, никаких вывесок не было. Обычная, ничем не примечательная металлическая дверь.
– Куда мы приехали? – спросил я, смутно подозревая, что знаю ответ.
Валерий обернулся и посмотрел на меня со своей неприятной ухмылочкой.
– Что, страшно? Оставь свои надежды, всяк сюда входящий.
Он диковато хихикнул и постучал.
Глава 3
Первое, что я увидел, войдя следом за Валерием в небольшой темный холл, была неуклюжая коробка металлоискателя, рядом с которой стоял охранник. В нью-йоркских ночных заведениях таких называют гориллами – и зря оскорбляют приматов. Гориллы все же имеют какой-то особый, природный шарм, они по-своему грациозны и даже изящны.
Человек, стоявший перед нами, был уродлив, огромен и до жути страшен. Он прямо-таки источал угрозу: длинные руки, бугрящиеся мышцами под тканью дорогого пиджака, тяжелая челюсть, исполосованная шрамами, тонкие губы, мясистый плоский нос, крохотные глазки, утонувшие под насупленными бровями, лоб шириной в два пальца и короткие черные волосы, больше напоминающие шерсть хищного зверя.
В целом «страж ворот» походил на антигероя из какого-то голливудского комикс-боевика. У этого человека не было второго дна, его нельзя было представить хорошим мужем или любящим отцом, он не мог в свободное от работы время выращивать лимоны на подоконнике или петь в церковном хоре. Он был – воплощенное зло. Мучитель. Истязатель. Убийца.
– Телефоны, ключи, – весомо и напористо поинтересовался охранник.
Валерий засуетился, его правая рука зашныряла по карманам, словно куница в поисках добычи.
– Все, что звенит, – низким вибрирующим голосом проговорил охранник. За его спиной в проеме арки, еле угадывающейся в полумраке, вспыхивали и гасли фиолетовые огни. Потом раздалась музыка, тихая, унылая, словно толкиеновские умертвия под холмами заиграли реквием на дудках из берцовых костей хоббитов.
Мне эта мысль показалась смешной, я улыбнулся и даже фыркнул, сдерживая хохот.
Взгляд крохотных глазок скользнул по мне, и я ощутил то, что называется «ментальный удар». Меня даже качнуло, как будто сильный морской ветер на набережной ударил в грудь.
– Смешно? – не меняя тембра голоса, спросил охранник и, отодвинув Валерия, сделал шаг вперед, по направлению ко мне.
– Костя, Костя! – заверещал Валерий, суя человеку-горе под нос какую-то яркую пластиковую карточку. – Все нормально, он со мной!
– Уважение, – наставительно произнес глыбистый Костя, уверенно нависая над моими ста девяноста девятью сантиметрами, – залог здоровья.
– Конечно, – ответил Валерий.
– Хорошего вечера. – Костя мотнул уродливой головой в сторону арки.
Валерий тут же ухватил меня за руку и потащил в полумрак, злобно шипя что-то на ухо. Что-то про чужой монастырь, свой устав и что не нужно смотреть людям в глаза без необходимости, особенно таким вот людям.
* * *Миновав арку, мы оказались в неожиданно просторном помещении, скупо освещенном разноцветными лампами. Стены здесь были задрапированы тяжелыми портьерами темно-багровых и пурпурных тонов. Некстати вспомнилось, что в средневековой Европе пурпурный считался цветом траура. Играла приглушенная музыка, теперь это было что-то из Энии; пошарив глазами, я обнаружил источник звука: на небольшом помосте в углу зала ютился диджей.
Народу было не то чтобы мало, но люди вели себя тихо, спокойно, и оттого создавалось впечатление, что зал практически пуст. В то же время все столики, а их было не менее полутора десятков, оказались заняты. Над ними горели тусклые бра в узорчатых абажурах, и на лица людей падали причудливые тени. У меня на краткий миг возникло ощущение, что все присутствующие скрывают свои лица за масками, но, приглядевшись, я понял, что это не так, просто меня ввели в заблуждение игры света и тени.
И тут я понял, чем этот клуб отличается от прочих подобных заведений – здесь никто не шумел. Не гремела музыка, забивая битом сердечные ритмы посетителей, не хохотали заливисто пьяные женщины, не гомонили молодые люди, преисполненные чувства собственной значимости, не басили уверенно «хозяева жизни», никто не орал официанткам.
Люди разговаривали вполголоса. И свет был приглушенный. И тяжелые портьеры. Словно бы я попал в мир антиренессанса. Как-то давно от нечего делать я прочитал целую книгу о русском искусстве конца девятнадцатого и начала двадцатого века. Вот тогда подобный антураж был в ходу, в моде. Это называлось странным словечком «декаданс». Вообще термин декаданс относится к закату Римской империи. Ну, все это помнят еще со школы: кризис после смерти императора Александра Севера, череда «солдатских императоров», всеобщее разложение, оргии знати, восстания рабов и колонов, набеги варваров, «горе побежденным», а потом Аларих со своими вестготами разрушил «тысячелетний город» и положил конец двенадцативековому торжеству Рима.
В русской империи накануне ее упадка все было примерно так же: оргии знати, недовольство народа, жуткая тень Распутина у трона, всеобщая обреченность… и бездействие. И на фоне этого развивался странный культурный феномен, который именуется «Серебряным веком»: поэзия, музыка, живопись. Вот все это вкупе русские и именуют декадансом.
