Сара Груэн - У кромки воды
Майри боком спустилась по склону, выпростав из рукавов заледеневшие пальцы, чтобы придержать подол пальто.
Когда она добралась вниз, у ее башмаков заплескалась вода. Возле берега озеро выглядело маняще мелким, оно скользило по камешкам и снова вбирало волну в себя. Майри шагнула вперед, и у нее перехватило дыхание, когда вода залилась в ее башмаки – холодная, такая холодная, и все же она ни разу не замерзла, ни разу за все время, что была здесь. Еще шаг, и снова Майри задохнулась. В воде вокруг ее щиколоток кружились осколки перламутра, маня вперед. Еще шаг, и она споткнулась, внезапно обнаружив, что вода доходит ей до колена. Шерстяное пальто Майри всплыло нелепым зонтиком, сперва отталкивавшим воду, но в конце концов пропитавшимся и потянувшим ее на глубину. Майри оглянулась на берег с внезапным отчаянием. Будь у нее шляпка, она могла бы бросить ее на колючий дрок. Будь у нее хоть что-то, что могло бы остаться на воде, возможно, все подумали бы, что все вышло случайно, и ей позволили бы лечь рядом с дочкой. Может, решили бы, что ее забрала Келпи. А потом она вспомнила, что озеро никогда не отдает своих мертвецов, и раскинула руки, чтобы обнять его.
Глава 1
Шотландские горы, 14 января 1945 года.
– Боже, вели ему остановиться, – сказала я, когда машину швырнуло на очередном повороте в кромешной тьме.
Прошло уже почти четыре часа, как мы покинули базу флота в Олтби и с тех пор неслись от поста к посту. По-моему, только там водитель и вспоминал про тормоза. У последнего поста меня обильно стошнило, я чуть не попала на сапоги часового. Он даже не потрудился проверить наши документы, просто поднял красно-белый шест и махнул нам с нескрываемым отвращением на лице.
– Водитель! Давай к обочине! – крикнул Эллис, сидевший на заднем сиденье между мной и Хэнком.
– Вряд ли тут обочину припасли, – ответил водитель с сильным шотландским выговором, роскошно раскатывая «р».
Остановился он посреди дороги.
Так и получилось. Выйди я из машины, оказалась бы по щиколотку в колючих зарослях и грязи, хотя едва ли это нанесло бы моим туфлям и одежде больший урон. Я с головы до пят пропиталась серой, кордитом и зловонием страха. Чулки мои превратились в паутину, висевшую на лодыжках, а алые ногти облупились и обломались. Волосы я последний раз укладывала накануне отплытия из Филадельфии. Никогда прежде я не доходила до такого состояния.
Я свесилась из открытой двери и блевала, пока Эллис гладил меня по спине. На затылок мне падал мокрый снег.
Потом я выпрямилась и захлопнула дверь.
– Прошу прощения. Я все. Может быть, можно снять эти штуки с фар? Думаю, мне станет лучше, если я буду видеть, куда мы едем.
Я говорила о металлических пластинках с прорезями, которые наш одноглазый водитель прикрепил к фарам, прежде чем мы выехали с базы. Они ограничивали поле зрение примерно тремя футами перед машиной.
– Нельзя, – весело отозвался он. – Затемнение же.
Когда он со скрежетом переключал передачу, голова моя болталась взад и вперед. Я согнулась и спрятала лицо в ладони.
Эллис похлопал меня по плечу:
– Мы, наверное, уже почти на месте. Как думаешь, от свежего воздуха тебе станет легче?
Я села, уронив голову на спинку дырявого кожаного сиденья. Эллис потянулся и со скрипом опустил стекло. Я подставила лицо холодному воздуху и закрыла глаза.
– Хэнк, ты не мог бы потушить сигарету? Пожалуйста?
Он не ответил, но по тому, как свистнул ледяной воздух, я поняла, что Хэнк выбросил сигарету в окно.
– Спасибо, – слабым голосом произнесла я.
Спустя двадцать минут, когда машина наконец-то остановилась и водитель заглушил мотор, мне так отчаянно хотелось оказаться на твердой земле, что я вывалилась наружу, прежде чем водитель успел открыть свою дверь, не говоря уже о моей, и приземлилась на колени.
– Мэдди! – тревожно воскликнул Эллис.
– Я цела, – отозвалась я.
За быстро бегущими облаками стояла почти полная луна, и в ее свете я впервые увидела место нашего малообещающего назначения.
Кое-как я поднялась на ноги и побрела прочь от машины, опасаясь, что меня сейчас опять стошнит. Ноги сами понесли к дому, срываясь на бег. Я врезалась в стену и сползла по ней, оказавшись на корточках.
Где-то вдали проблеяла овца.
Сказать, что я хотела бы оказаться в другом месте, было бы смехотворным преуменьшением, но даже иллюзия выбора на мою долю выпала только однажды.
– Мы должны это сделать, – сказал Хэнк. – Ради Эллиса.
Отказ был бы равносилен предательству, он стал бы расчетливой жестокостью. И вот, из-за войны моего мужа с его собственным отцом и их безумной одержимости мифическим чудовищем, мы пересекли Атлантику, в то время как настоящий безумец, подлинное чудовище, пытался захватить мир, к чему его толкали эго и гордыня.
Я все бы отдала, чтобы вернуться на две недели, в начало новогодней вечеринки, и переписать случившееся.
Глава 2
Площадь Риттенхаус, Филадельфия, 31 декабря 1944 года.
– Пять! Четыре! Три! Два!
Наши губы уже сложились в слово «один», но прежде чем оно с них слетело, раздался взрыв. Кругом закричали, и я прижалась к Эллису, плеснув на нас обоих шампанским. Он охранительно обнял мою голову – и не пролил ни капли.
Когда крики стихли, я услышала над нами звон, словно билось стекло, и зловещий скрежет. Не отрываясь от груди Эллиса, я взглянула вверх.
– Что за черт? – спросил Хэнк без тени удивления в голосе.
Думаю, он один в комнате не вздрогнул.
Все обратили взгляды наверх. В тридцати футах над нами покачивалась на посеребренной цепи тяжелая люстра, бросавшая мерцающие отсветы на стены и пол. Словно радуга раскололась на миллион кусков, и теперь они танцевали на мраморе, шелках и парче. Мы завороженно наблюдали. Я с тревогой взглянула Эллису в лицо, а потом снова на потолок.
Огромная пробка упала рядом с генералом Пью – хозяином этой, без преувеличения, самой ожидаемой вечеринки года – и запрыгала, похожая на распухший гриб. Долю секунды спустя кусок хрусталя размером с перепелиное яйцо плюхнулся с небес в коктейль генерала, почти опустошив бокал. Генерал задумчиво и нетрезво поглядел на него, потом спокойно достал носовой платок и промокнул пиджак.
Все рассмеялись, и тут я заметила официанта в старомодных бриджах, сжавшегося на вершине стремянки, – бледного, неподвижного, пытавшегося удержать самую большую бутылку шампанского, что я видела в жизни. На мраморном столе перед ним высилась конструкция из бокалов, поставленных так, что, если лить в верхний, все они в конце концов наполнятся. По бутылке в рукава официанта струился поток пузырей, и он в ужасе, с побелевшим лицом, смотрел на миссис Пью.
Хэнк оценил ситуацию и, судя по всему, пожалел несчастного. Он поднял бокал, воздел свободную руку и с чувством, на публику, как шпрехшталмейстер, провозгласил:
– Один! С Новым годом!
Оркестр заиграл «Auld Lang Syne». Генерал Пью дирижировал пустым бокалом, а миссис Пью, стоя рядом, широко улыбалась – ее вечеринка не просто блистательно удалась, на ней случилось забавное происшествие, о котором будут вспоминать годами.
Забыть ли старую любовь и не грустить о ней.Забыть ли старую любовь и дружбу прежних дней…
Те, кто знал слова, подпевали. Я днем освежила текст в памяти, чтобы быть готовой к главному событию, но, когда пробка врезалась в хрусталь, слова вылетели у меня из головы. Когда дело дошло до топтания травы родных полей, я сдалась и подхватила «ля-ля-ля» Эллиса и Хэнка – так мы и добрались до конца.
Они махали бокалами вместе с генералом Пью, свободными руками обнимая меня за талию. В конце Эллис наклонился меня поцеловать.
Хэнк огляделся по сторонам, и на его лице отразилось недоумение.
– Хм. Кажется, я лишился своей дамы. Что я с ней сделал?
– Чего ты не сделал, так это не женился на ней, – ответила я и фыркнула, отчего шампанское едва не пошло носом.
Я выпила натощак по меньшей мере четыре бокала и была смела.
Хэнк округлил рот, изображая обиду, но даже он не мог притвориться, что не знал о нарастающем отчаянии Вайолет из-за казавшегося бесконечным процесса ухаживания.
– Она и в самом деле ушла? – спросил он уже немного серьезнее, снова оглядывая комнату.
– Точно не знаю, – сказала я. – Я ее уже давно не видела.
– Тогда кто же меня поцелует в Новый год? – спросил он с тоской.
– Иди сюда, дылда ты бестолковая.
Я встала на цыпочки и чмокнула его в щеку.
– У тебя всегда есть мы. И нам даже не нужно кольцо.
Эллис бросил на нас искоса веселый взгляд, жестом показав Хэнку, чтобы тот стер со щеки мою помаду.
За ним все еще балансировал на второй сверху ступеньке стремянки официант. Он согнулся пополам, стараясь нацелить бутылку в верхний бокал, и от усилия побагровел. Губы его были стиснуты в угрюмую линию. Я огляделась, не спешит ли ему кто на помощь, и никого не увидела.
