Катрин Панколь - Гортензия в маленьком черном платье
– Кончайте, девчонки, – вмешалась Хизер. – Мы видимся раз в неделю, к чему начинать грызться?
И как раз в этот момент в дверях кафе появилась Гортензия – в темных очках, в руке журнал. Ей всегда нравилось это местечко, чем-то похожее на вагон-ресторан из старых фильмов. Вот-вот, казалось, появится Джеки Кеннеди, которая была завсегдатаем этого места. Она усаживалась за барную стойку и заказывала chicken salad sandwich, so chic![2]
– Привет, девчонки! Как жизнь?
– Мы о тебе как раз говорили, – сказала Хизер. – Не знаешь кого-нибудь, кто ищет квар…
– Надеюсь, у вас все хорошо? – перебила ее Гортензия, разматывая большой шарф на шее.
Она села. Поудобней устроилась на стуле. Сделала вид, что изучает меню, а сама украдкой подглядывала за подругами. «Зачем я встречаюсь с ними? Ну… я их люблю по большому счету. Ну, и чтобы быть в курсе последних сплетен, последних модных тенденций, чтобы иметь возможность потом использовать их опыт, когда у меня будет свое дело, поскольку они все настоящие профессионалы. Я знаю, как задействую каждую из них. У них, считай, у всех уже есть свой кабинет, а на двери табличка с именем».
– Жизнь прекрасна? – задушевно пропела она.
– Так скажи все-таки, – вновь взялась за свое Хизер, – насчет квартиры, ты не знаешь…
– Потому что я нахожусь на пороге чего-то великого. Я предчувствую это и вся трепещу. Я еще удивлю вас! И вы мне к тому же понадобитесь.
– Как в добрые старые времена с добрым старым Фрэнком, – улыбнулась Рози.
Фрэнк командовал эскадроном девиц и кичился тем, что он открыт для общения, толерантен и преданно борется за дело женского равноправия. Француженка, ирландка, негритянка из Бронкса, мать-одиночка, девочка из хорошей семьи – безупречный подбор кадров! И все его верные солдатики! Чего еще желать?
– А прибавить денег? – пробормотала Астрид сквозь зубы.
– А не лапать за задницу? – тихо вставила Джессика.
– А карьерный рост? – воскликнула Хизер, хлопнув себя руками по ляжкам.
Рози меланхолично жевала резинку.
– Фрэнк после твоего ухода рвет и мечет, – сообщила она Гортензии. – Все никак не может это пережить.
– Надо было всего лишь дать мне больше самостоятельности.
– Он тебе звонил?
– Обрывает телефон. Достал уже.
– И предлагает вернуться?
– И к тому же с очень высокой зарплатой.
– И ты не хочешь?
– Зачем мне загонять себя на эту галеру? У меня уже почти созрела гениальная идея.
– А по деньгам ты справишься?
– У меня есть кое-какие сбережения…
«У меня были сбережения», – подумала Гортензия. Сегодня она закажет только чашечку кофе. Она питается одним кофе. И карандашными грифелями. Сгрызла все карандаши.
– Однако… – начала Рози, не закончив фразу: она тоже любила, чтобы ее упрашивали.
– Зачем соглашаться на вещь так себе, если есть возможность вскоре согласиться на потрясающую вещь? – объявила Гортензия, упиваясь своей формулировкой. «Надо это запомнить, – подумала она, – хорошо сказано. Я все-таки – просто блеск!»
– Поедешь с нами в воскресенье в Бруклин? Там будет ярмарка, и мы можем побродить, попить пивка, поглядеть на тряпки в бутиках…
Бруклин был теперь новым модным центром людей искусства. Манхэттен стал слишком дорог. На Бедфорд-авеню собирались молодые стилисты, художники, музыканты, писатели и фотографы. Жизнь в Манхэттене теперь считалась прошлым веком, буржуазным пережитком. Так говорили юные дарования, которые не имели возможности снять там даже мансарду, но обязательно туда переезжали, заработав первые доллары.
– А вы на машине поедете? – спросила Гортензия.
– На машине Рози, она куда-то отправляет девчонок на выходные.
– И она поведет?
– А что?
– Неохота закончить дни в виде отбивной.
Девушки расхохотались.
Рози получила права в юности, когда водила машину «Скорой помощи». Она сперва была медсестрой и лишь потом занялась модой.
– Ну хотите, езжайте на метро, – обиженно предложила Рози.
– Я чур на переднем сиденье, – сказала Джессика, поднимая палец, как на уроке в школе.
Подошел официант, чтобы принять заказ. Гортензия попросила только кофе и пожаловалась, что ужасно объелась на встрече с одним типом, который угощал ее блинами с семгой. Затем, чтобы перевести разговор на другую тему, она спросила, как поживает Скотт, заместитель Фрэнка, который раньше тоже был в их компании. Девушки терпели его в своем кругу, он был в курсе настроений патрона и платил за них в кафе.
– Все в холостяках ходит, – сказала Астрид. – Встретила его тут на прошлой неделе. Болтался по улице, хотел девушку подцепить. Но шансы у него невелики, учитывая его внешность.
– Да, это точно, – прыснула Гортензия. – Такого парня если встретишь, лучше бежать куда глаза глядят.
– Ну не всем же гулять с Гэри Уордом, – проворчала Рози, которая завтра как раз собиралась идти в пикап-бар ужинать со Скоттом.
Услышав о Гэри, Гортензия загадочно улыбнулась. Вчера вечером он подкатился к ней на их широкой кровати, положил ей руку поперек горла и холодно произнес: «Ты не будешь шевелиться, не будешь ничего говорить, будешь подчиняться мне, я не желаю слышать ни единого звука…» И взял ее молча, не лаская, не целуя, она застонала, он остановился, тихо бросил: «Я же сказал, ни звука» – и повернулся к ней спиной. Это было восхитительно.
– Эй ты! Вернись к нам! – воскликнула Хизер. – Надо же, стоит только произнести его имя, и ты расплываешься розовой лужицей.
– Вам не понять, – парировала Гортензия, испепеляя подругу взглядом.
– Так что, едем в Бруклин или нет? – вновь спросила Астрид.
– Я позвоню тебе. Пока только понедельник, к чему спешка?
И вечеринка продолжалась, официант приносил заказы, в воздухе летали последние новости. Нашелся тональник, который не сушит кожу, обнаружен бутик, где можно приобрести Те Самые брюки-сигареты, Лора Денэм произнесла речь на вручении премии «Женщина года» журнала «Гламур», а Дженна Лайонс на последней фотографии была в шелковых штанах с набивным рисунком и мужской рубашке, это круто.
«Однажды я стану такой же, как они, и даже еще лучше. I’ll crush them»[3].
Она сформировала свое пожелание, сморщила нос, вспомнила, как дрожала сегодня ночью в постели. Гэри обернулся к ней, укусил за плечо. Она лежала, затаив дыхание.
– Моя шефиня в «Джей Крю» хотела бы встретиться с тобой… – сказала Джессика.
– Ну пусть мне позвонит, – ответила Гортензия, исподтишка посматривая на принесенную еду.
«Как же я голодна! Я с удовольствием бы стащила из чьей-нибудь тарелки корочку хлеба, но это значило бы признаться, что я все насочиняла про блины и семгу».
– По-моему, она охотно разместила бы рекламу в твоем блоге. Ее очень впечатлило, сколько людей на него подписано.
– Они все хотят оказать мне спонсорскую помощь или переманить меня к себе на сайт, но я отказываюсь. Чтобы тебе доверяли, нужно сохранять индивидуальность. Никому не принадлежать и говорить все, что думаешь.
– Но пока ты будешь дожидаться успеха, не сможешь ничего заработать.
– Я заработаю уважение читателей.
– Уважение на хлеб не намажешь!
– Ничего, посижу на диете. И в тот день, когда я выпущу свою первую коллекцию, весь мир начнет следить за мной и я окажусь на вершине пьедестала. Подумай немножко головой, а?
– Гортензия права, – заметила Хизер. – Она создает себе репутацию, а это стоит дороже золота.
– А есть тут одна, которая скоро будет купаться в золоте. Это моя младшая сестричка, – сказала Астрид. – Ее заметил фотограф в метро, сделал несколько снимков и – бинго! Через месяц она подписывает свой первый контракт с агентством «Ай-Эм-Джи». А ей только-только шестнадцать исполнится.
Девочки повесили нос. Они внезапно почувствовали себя такими старыми…
– Шестнадцать лет… – вздохнула Рози. – Моя шестилетняя дочь красит себе ногти и ворует у меня тушь для ресниц.
– Шестнадцать лет, – продолжала Астрид, – метр восемьдесят два рост, пятьдесят восемь кило, жесткие каштановые волосы, тонкий прямой нос, детский рот, светящаяся кожа, большие синие глаза…
– Синие глаза? – хором поразились девушки.
– Мама зачала ее от литовца, который пришел устанавливать кондиционер. Это был ее первый акт независимости, она на свои сбережения приобрела климат-контроль. Они вместе отпраздновали это событие, и через девять месяцев… Мама не признаёт противозачаточные таблетки. Не из религиозных соображений, а потому, что не хочет находиться в зависимости от всякой химии. Она говорит, что после нескольких веков рабства наконец можно почувствовать себя свободным.
– И как же зовут это твое чудо?
– Антуанетта. Моя мама производит на свет только королев.
– А почему ты нас с ней до сих пор не познакомила?
– Вы староваты для нее. Она зовет меня мамулей, я ведь на десять лет ее старше. А кроме того, она слишком красива. Я рядом с ней кажусь дурнушкой.
