Орхан Памук - Снег

Ка показалось, что присутствие этого человека дает ему ощущение покоя. Он вспомнил чувство, которое не испытывал за двенадцать лет свой жизни в Германии, с тех самых пор, как в последний раз имел возможность радоваться тому, что понимает человека слабее себя и сочувствует ему. В такие минуты он старался смотреть на мир глазами этого человека, которого сейчас любил и которому сострадал. Подумав об этом, Ка понял, что почти не боится нескончаемой снежной бури, что они не упадут в пропасть и что пусть с опозданием, но автобус все-таки доедет до Карса.

Когда в десять вечера, опоздав на три часа, автобус въехал на заснеженные улицы Карса, Ка совсем не узнал город. Он не мог понять, где здание вокзала, которое появилось перед ним однажды весенним днем двадцать лет назад, когда он приехал сюда на паровозе; где отель «Джумхуриет»[2], к которому таксист подвез его, покружив сначала по всему городу, и в котором каждый номер был с телефоном. Под снегом все словно стерлось, как будто исчезло. Несколько запряженных лошадьми телег, ожидавших на автовокзале, напоминали о прошлом, однако город выглядел еще более печальным и бедным, чем двадцать лет назад, каким его запомнил Ка. Сквозь заледеневшие окна автобуса Ка видел блочные жилые дома и пластиковые панно, из-за которых в последние десять лет все города Турции стали похожими друг на друга, и флажки с предвыборной рекламой, развешанные на веревках, натянутых поперек улицы.

Как только он вышел из автобуса и коснулся ногами невероятно мягкого снега, под брюки потянуло резким холодом. Когда Ка выяснял, как пройти к отелю «Кар-палас»[3], номер в котором он забронировал из Стамбула по телефону, он увидел знакомые лица среди пассажиров, забиравших свои чемоданы у помощника водителя, но снег мешал вспомнить, кто это.

В закусочной «Йешиль-юрт»[4], куда он пошел после того, как разместился в отеле, он вновь увидел этих людей. Усталый, потрепанный жизнью, однако все еще привлекательный мужчина и полная, но подвижная женщина, видимо спутница его жизни. Ка помнил их по Стамбулу и по театральным постановкам семидесятых, переполненным политическими лозунгами. Мужчину звали Сунай Заим. Рассеянно глядя на них, он понял, что женщина похожа на его одноклассницу из начальной школы. У других мужчин за столом кожа была такой же мертвенно-бледной, что свойственно актерам. Что делала эта маленькая театральная труппа снежной февральской ночью в богом забытом городе? Перед тем как выйти из этой закусочной, которую двадцать лет назад посещали служащие в галстуках, Ка показалось, что за другим столом он увидел еще одного героя воинствующих леваков из семидесятых годов. Но воспоминания Ка тоже, казалось, стерлись, будто засыпанные снегом, как и обедневший и поблекший Карс, и закусочная.

Почему на улицах так пусто – из-за снега или, может, на этих замерзших мостовых вообще никогда никого не было? Ка внимательно прочитал предвыборную рекламу на стенах, объявления закусочных и учебных курсов, а также недавно повешенные губернской администрацией плакаты, порицающие самоубийство: «Человек – шедевр Аллаха, самоубийство – кощунство». Затем Ка увидел группу мужчин, смотревших телевизор в наполовину заполненной чайной с заледеневшими окнами. Вид старых, построенных еще русскими каменных зданий, благодаря которым Карс представлялся Ка особенным, не похожим на другие городом, пусть ненадолго, но успокоил его.

Одним из элегантных русских зданий в петербургском стиле был и двухэтажный отель «Кар-палас» с узкими высокими окнами. Чтобы попасть внутрь, нужно было пройти через арку, ведущую во двор. Когда Ка проходил под сводами построенной сто десять лет назад арки, достаточно высокой, чтобы здесь могли проезжать телеги, он почувствовал неясное волнение, однако он так устал, что даже не задумался об этом. Скажем все-таки, что это волнение было связано с одной из причин, по которой Ка приехал в Карс: три дня назад в Стамбуле, зайдя в редакцию газеты «Джумхуриет», он повстречал там друга молодости Танера, который сказал, что в Карсе будут выборы мэра, к тому же девушки в этом городе заразились странной болезнью совершать самоубийства, совсем как в Батмане, и предложил ему поехать в Карс, чтобы написать об этом. Он сказал также, что никто не рвется писать на эту тему, а если Ка по прошествии двенадцати лет хочет увидеть и узнать настоящую Турцию, то ему выдадут временное журналистское удостоверение, и добавил, что в Карсе находится их университетская приятельница, красавица Ипек[5]. Они с Мухтаром расстались, и теперь она живет в отеле «Кар-палас» со своим отцом и сестрой. Слушая Танера, ныне политического обозревателя «Джумхуриет», Ка вспомнил, какой Ипек была красавицей.

Получив ключ от двести третьего номера у портье по имени Джавит, который сидел и смотрел телевизор в вестибюле с высоким потолком, Ка поднялся на второй этаж, заперся в номере и только тут почувствовал себя спокойнее. Он внимательно прислушался к себе: нет, опасения, которые мучили его в дороге, не оправдались и ни его разум, ни сердце не были заняты вопросом, есть в отеле Ипек или нет. Он смертельно боялся влюбиться – об этой опасности его предупреждал инстинкт человека, все немногочисленные любовные истории в жизни которого не приносили ему ничего, кроме боли и стыда.

В полночь, надев пижаму, перед тем как лечь в постель в своем темном номере, Ка слегка раздвинул занавески и долго смотрел, как за окном, не останавливаясь, большими хлопьями падает с неба снег.

2

Наш город – спокойное место

Снег, скрывающий грязь, слякоть и темноту города, позволяющий забыть о них, всегда будил в Ка чувство духовной чистоты, но в первый же день, проведенный в Карсе, он утратил это навеянное снегом чувство безгрешности. Здесь снег был утомительным, наводил тоску и страшил. Снег шел всю ночь. Пока утром Ка бродил по улицам, сидел в кофейнях, заполненных безработными курдами, пока он, словно жаждущий информации журналист, встречался с избирателями (с ручкой в руке) или карабкался по обледенелым крутым дорогам в бедных кварталах, встречался с бывшим мэром, с заместителем губернатора и родственниками девушек-самоубийц, снег шел, не прекращаясь. Виды заснеженных улиц, которые в детстве, из окна их надежного дома в Нишанташи[6], казались ему частью какой-то сказки, сейчас уже много лет как представлялись ему той границей, где начиналась жизнь среднего класса, о которой он мечтал многие годы как о последнем прибежище, и в то же время за этой границей лежала безнадежная бесконечная нищета, которую ему не хотелось даже представлять себе.

Утром, когда город еще только просыпался, он, не обращая внимания на снег, быстрым шагом двинулся от проспекта Ататюрка[7] вниз, в кварталы «геджеконду»[8], самые бедные в Карсе, по направлению к кварталу Кале-Ичи. Быстрым шагом проходя под заснеженными платанами и дикими маслинами, Ка смотрел на старые обветшалые русские дома, из окон которых наружу высовывались печные трубы, на снег, падающий сквозь пролом в куполе пустующей армянской церкви, построенной тысячу лет назад и возвышающейся между дровяными складами и электрическим трансформатором; он смотрел на задиристых собак, лаявших на каждого проходившего по построенному пятьсот лет назад каменному мосту через скованную льдом речку Карс, на тоненькие струйки дыма, подымавшиеся от крохотных лачуг в квартале Кале-Ичи, которые под снегом казались совсем пустыми и заброшенными; и ему стало так грустно, что на глаза навернулись слезы. Двое ребятишек, мальчик и девочка, отправленные рано утром на противоположный берег реки к пекарне, прижимали к себе горячие хлебы и, подталкивая друг друга, так счастливо пересмеивались, что Ка тоже улыбнулся им. С такой силой на него действовала не бедность и не безысходность, а странное и сильное чувство одиночества, которое впоследствии он все время будет ощущать повсюду в городе, глядя в пустые витрины фотомастерских, в заледеневшие окна чайных, битком набитых играющими в карты безработными, и на безлюдные заснеженные площади. Словно это было позабытое всеми место, и снег безмолвно падал на самый край света.

Утром судьба Ка начала складываться удачно: его встретили как известного стамбульского журналиста, он всем был интересен и каждый хотел пожать ему руку. Все – от заместителя губернатора до последнего бедняка – открывали ему двери и говорили с ним. Жителям Карса Ка представил Сердар-бей, издатель газеты «Серхат шехир»[9], выходившей тиражом триста двадцать экземпляров. Некогда Сердар-бей отправлял в «Джумхуриет» сообщения о местных новостях (большинство из которых не печатали), так что в Стамбуле ему дали прозвище Наш Собственный Корреспондент. Утром, выйдя из отеля, Ка первым делом разыскал этого старого журналиста (столкнулся с ним в дверях редакции его газеты) и сразу понял, что тот знаком со всем Карсом. Сердар-бей первым задал вопрос, который Ка зададут еще сотню раз за те три дня, что он проведет в этом городе.