Олег Ёлшин - Миллион для гения

Молчание висело, растворяясь в бесконечности, в далекой мастерской художника, в его творческой купели, где никто и ничто не могло помешать творить, рисовать шедевры, заниматься настоящим искусством.

– Алло? – молчание затянулось и уже начинало проникать сюда, в кабинет Леонидова, заполняя все пространство. И он решил разыскать Художника. Тот на мгновение пропал куда-то, растворился в этой тиши, но мгновение затянулось, и ни единого слова, ни дыхания из молчащего аппарата.

– Фу, ты, черт! Леонидов! – внезапно прорезал тишину голос друга. Он никуда не пропадал и находился рядом. Леонидов даже отпрянул от неожиданности.

– Только… я сейчас не смогу, – продолжал друг. Снова короткая пауза разделила их. – Я сейчас работаю! У меня большой заказ, большая работа! Грандиозный проект! Я расписываю Луну!

– Луну? – опешил Леонидов.

– Ну да, Луну! – ответил он.

– И сколько ты будешь там еще работать? – с уважением спросил Леонидов.

– Старик, ну, сам пойми, это же Луна, не что-нибудь, не просто так, – он еще что-то говорил, а перед Леонидовым уже представало сквозь тысячи километров потрясающее зрелище! Огромная желтая планета! Такая маленькая, если глядеть на нее отсюда ничтожными глазами, но теперь она была совсем рядом. И его друг, Большой Художник, на гигантских лесах, которые опоясывали эту планету, перемещался от кратера к кратеру, от моря Дождей к Морю Облаков и дальше к Морю Пены. Полы его длинного халата развевались на Лунном ветру, были замазаны, перепачканы краской, а он все водил лунной кистью и рисовал! Творил! И разговаривал с ним, простым смертным, с маленьким человечком, затерявшимся где-то крошечной песчинкой, каких миллионы на Земле. А тот водил лунной кистью и разговаривал! С ним разговаривал! И творил!

Так вот почему было так тихо. Это великая космическая тишина разливалась в лунной округе, да что там в лунной, во всей солнечной системе, в целой галактике! И на мгновение гордость за друга переполнила все его существо. Ничтожное земное существо.

– Ну, ты понимаешь, – вещал голос с далекого спутника, – это не просто так.

– Да, да! Я понимаю, конечно, понимаю! Старик, ты аккуратнее там. Луна – это все-таки Луна! Это не просто так! – а сколько можно было расписывать эту огромную поверхность, он не мог себе представить.

– Звони-и-и! Давай, звони-и-и! Не пропадай! – продолжал издалека его друг, – через неделю звон-и-и-и, через две-е-е! Поможем, обязательно поможем!

– Да, я и через год позвоню, и через два!

– Давай, звони-и-и через год! Через два! – вещал голос Художника с таинственной планеты.

– Да, я и через двадцать лет позвоню, – с уважением воскликнул Леонидов.

– А потом будет еще один заказ – буду мазать Сатурн! – таял вдалеке голос Художника.

– Сатурн? Мазать? – опешил Леонидов.

– Да, Сатурн! – подтвердил Художник, – так что работы завал, работы хватает. Короче, звони! Поможем! Обязательно! Через двадцать лет и ни днем позже! Ровно через двадцать ле-е-е-е-т! – таяло и растворялось в далекой космической пустоте, в кромешной тишине, где были только одинокий Художник, его удивительное гигантское полотно-Луна и кисть в руке. Он бережно отключил телефон, но какой-то метеорит, заблудившийся в просторах вселенной, все же успел пролететь мимо, прошуршав огненным шлейфом, и раствориться в бесконечной космической ночи.

– Ну, что, договорился? – услышал он Галю. Она куда-то отходила и теперь появилась, пробудив его от завораживающего зрелища.

– Да. Да. Конечно. Договорился, – пробормотал он, приходя в себя.

– Когда? – нежно спросила Галя. Она стояла рядом, такая близкая красивая нежная, но такая земная и не ведала, где он только что побывал.

– Когда? – повторила она свой вопрос.

– Через двадцать лет, – таинственно прошептал он.

– Что-о-о-о??? – возмутилась она.

– Тихо! – прошептал он, словно хотел на мгновение вернуть и сохранить частичку той волшебной космической тишины.

– Он что, издевается? Или ты издеваешься?

Тишину сохранить не удалось.

– Он расписывает Луну! – твердо произнес Леонидов, подумав, что это возымеет на нее свое действие. Она промолчала и странно на него посмотрела.

– Не понимает, женщина! Ни черта не понимает! – подумал он. – А потом он будет мазать,… то есть, расписывать Сатурн, – добавил Леонидов.

– Луну, понятно, – ответила она.

– Что тебе понятно? Ты можешь себе такое представить?

– А что там представлять? – равнодушно ответила она, – кабак, как кабак, таких сотни в Москве.

– Какой кабак? – возмутился Леонидов, – ты что несешь?

– Ресторанчик в центре, а ты не знал?

Он промолчал, потом спросил: – А Сатурн, по-твоему, тоже кабак?

– Сатурн – пивная! Леонидов, ты что, с Луны свалился? Кто из нас должен кабаки знать – ты или я?… А ты что подумал? – спросила она и внимательно на него посмотрела. Он тоже посмотрел на нее и устало спросил: – И откуда ты все знаешь?

– Телевизор надо смотреть, газеты читать – вот и будешь знать все. А ты уткнулся в свой экран и ни черта не замечаешь!

Но он уже не слышал ее слов. Маленький спутник-кабак летел по своей одинокой орбите, а большой Сатурн-пивной-ресторан освещал восхитительным светом неоновых ламп вечернюю улицу. Пьяные посетители вываливались оттуда, рыгали, рассаживались по своим машинам и разъезжались. А маленький художник стоял на лесах и декорировал, красил, мазал поверхности этих пьяных планет. Но где-то оставалась еще одна маленькая планета, там каждый вечер поднимался занавес, актеры играли спектакль, зрители сидели в темном зале, заворожено глядя на сцену, а двое, совсем еще юных мужчин, Художник и Режиссер, следили за этим действом с волнением, словно в первый раз.

– И почему он мне не захотел помочь? – подумал Леонидов.

– Странно.

Они с Галей сидели на синей лужайке. Вокруг поднимались небоскребы, подпирая небо. Посреди нее стоял стол, на котором гордо занимали свои места компьютер и молчащий телефон. Лужайка была блестящая, лакированная. Она сияла на солнце, мерцая серебряным светом, а они, ползая по ней, трудились в поте лица.

– Господи, – пробормотал он, – проще было написать книги, чем обернуть их в твои обложки.

– Ты чем-то недоволен? – строго спросила она.

– Доволен, всем доволен, – проворчал он.

– Аккуратно! – закричала она, – помнешь!

Они с Галей расположились на полу, равномерно покрытом свеженькими, сверкающими обложками. Вокруг поднимались до самого потолка коробки с книгами, а они сидели и оборачивали их. Уже третий день, уже неделю ползали и оборачивали.

Недавно Галя позвонила в полиграфическую фирму и заказала там обложки. Сначала узнала цену, потом долго ругалась, снова куда-то звонила. Он слышал из своей комнаты только слово «суперобложки». Наконец, уставшая, расстроенная пришла к нему.

– Дорого! – сказала она.

– Как может листик глянцевой бумажки с картинкой стоить дорого? – удивился он.

– Один такой листик стоит дороже, чем твоя книга.

– Не может быть! – засмеялся он. – Разве это возможно?

– Возможно! – устало ответила она.

– Не верю!

– Позвони сам, вот телефоны полиграфических фирм, все говорят одно и то же. Будешь с ними разговаривать, называй правильно – суперобложка. Ты меня понял?

– Понял, – улыбнулся он. – Теперь все понял.

Он выбрал первый попавшийся номер и позвонил:

– Сколько стоит суперобложка? – спросил он. Приятный женский голос уточнил: – А что это такое?

– Обложка. Я хочу обернуть свои книги.

Узнав размеры и тираж, ему выдали такую цену, что он присвистнул. – Это дороже, чем стоило напечатать саму книгу! – воскликнул он.

– Вы хотите, чтобы ваша книга смотрелась красиво? – произнесла девушка.

– Конечно!.

– Поэтому такая цена. Это же суперобложка! Супер! Вы понимаете?

– А я тебе что говорила! – громко сказала Галя. Но он трубку класть не стал и, улыбаясь, продолжил: – Вы печатаете буклеты?

– Буклеты? – разочарованно переспросила девушка.

– Да-да! Обыкновенные цветные буклеты?

– Конечно, печатаем! Это наша специализация!

– Тогда посчитайте, пожалуйста, сколько будет стоить такое же количество буклетов таких же размеров, с точно такой же картинкой.

На другом конце провода зашуршало, забормотало, застучало по калькулятору, и, наконец, выдало… сущие копейки…

– Меня вполне устраивает! – воскликнул он.

– А суперобложки вы уже не хотите? – спросила девушка.

– Нет, не хочу, – ответил он и, повесив трубку, гордо посмотрел на Галю.

– Но это одно и то же! – воскликнула она.

– Конечно! – засмеялся он.

– Тогда, какого черта?

– Все дело в названии, – ответил он. – Если без «супера», все намного дешевле – такова жизнь.

И теперь, сидя на полу, не спеша, книгу за книгой, они оборачивали буклетами-суперобложками. Люди выходили из домов-небоскребов и не понимали, зачем их квартиры-книги заворачивают в красочные бумажки? Раньше было неплохо, было строго, красиво, со вкусом, а теперь они стали, как фантики от конфет. Можно жить в книгах, но, разве можно жить в конфетах, пусть даже таких пестрых? Как интересно почувствовать себя начинкой – карамелью, орешками или шоколадом! Какие странные эти двое! Сначала они написали их, потом напечатали, дали им жизнь, приготовили к встрече с читателями, уже готовились поведать свои истории, судьбы, поделиться опытом, а теперь превращают все в начинку, а книги, где они живут, в конфеты. Осталось еще приклеить какую-нибудь ерунду, и можно будет сдавать в сувенирную лавку.