Джозеф Кутзее - Детство Иисуса
Овчарка Боливар трусит через корт и устраивается в тени. Боливар – самец, с могучими плечами и черным воротником. Внешне мало чем отличается от волка.
– Иди сюда, парень! – кричит Диего. Он встает у мальчика за спиной, берется за ракетку поверх рук мальчика. Другой брат посылает мяч. Они замахиваются вместе – и точно попадают по мячу. Брат кидает следующий. И опять они его отбивают. Диего отходит назад.
– Его нечему учить, – кричит он сестре. – У него дар от природы.
Брат кидает третий мяч. Мальчик машет тяжелой ракеткой и промахивается, едва не упав от усилия.
– Поиграйте вдвоем, – кричит Инес братьям. – А мы с Давидом покидаем мячики.
С уверенной легкостью братья гоняют мяч туда-сюда через сетку, а Инес с мальчиком исчезают за маленькой деревянной беседкой. На него, el viejo, безмолвного наблюдателя, попросту не обращают внимания. Яснее не скажешь, насколько ему не рады.
Глава 12
Он поклялся держать свои горести при себе, но когда Альваро во второй раз спрашивает, что сталось с мальчиком («Я скучаю по нему – все мы скучаем»), история выплескивается наружу целиком.
– Мы отправились искать его мать и – вообрази! – нашли ее, – говорит он. – Теперь они воссоединились и очень счастливы вместе. К сожалению, Инес видит себе его жизнь так, что в ней нет места досугам в порту с мужчинами. В ней есть место красивой одежде, хорошим манерам и регулярному питанию. Что разумно, думаю.
Конечно, это разумно. Какое у него право жаловаться?
– Должно быть, это для тебя удар, – говорит Альваро. – Малец – особенный. Всем это видно. И вы с ними были близки.
– Да, были. Но меня с ним не разлучают. Просто мать чувствует, что им проще восстановить связь, если я пока побуду в сторонке. Что, опять же, вполне разумно.
– Само собой, – говорит Альваро. – Но это не принимает в расчет настоянья сердца, верно?
Настоянья сердца: кто бы мог подумать, что Альваро способен такое сказать? Человек сильный и правдивый. Товарищ. Почему бы честно не излить Альваро душу? Но нет.
– Я не имею права ничего требовать, – слышит он себя. Лицемер! – Кроме того, права ребенка всегда превыше прав взрослых. Разве это не законодательная норма? Права ребенка – вестника будущего.
Альваро оделяет его скептическим взглядом.
– Никогда не слыхал про такую норму.
– Тогда закон природы. Своя рубашка ближе к телу. Место дитя – с матерью. В особенности малого дитя. По сравнению с этим мои притязания – слишком общие, очень искусственные.
– Ты его любишь. А он любит тебя. Это не искусственное. Закон этот – вот что искусственное. Он должен быть с тобой. Ты ему нужен.
– Хорошо ты говоришь, Альваро, но вправду ли я ему нужен? Может, правда в том, что это он нужен мне. Может, я опираюсь на него больше, чем он на меня. Кто знает, как мы выбираем, кого любить? Это все – великая тайна.
В тот вечер его навещает неожиданный гость: юный Фидель приезжает в порт на велосипеде, при нем – записка от руки: «Мы тебя ждали. Надеюсь, ничего такого не стряслось. Хочешь прийти сегодня на ужин? Элена».
– Передай матери: «Спасибо, буду», – говорит он Фиделю.
– Вы здесь работаете? – спрашивает Фидель.
– Да. Помогаю выгружать и загружать суда вроде этого. Прости, что не могу взять тебя на борт, – это немного опасно. Вот подрастешь, тогда может быть.
– Это галеон?
– Нет, у него нет парусов, так что галеоном не считается. Мы их зовем угольными пароходами. Это значит, что они жгут уголь, чтобы работали двигатели, которые приводят его в движение. Завтра будут разгружать уголь на обратном пути. Это на Десятом причале, не здесь. Я не участвую. И рад тому. Скверная работенка.
– Почему?
– Потому что от угля остается черная пыль, ты весь в ней, даже волосы. А еще потому что уголь очень тяжело таскать.
– Почему Давиду нельзя со мной играть?
– Ему не нельзя, Фидель. Просто его мама хочет побыть с ним вместе. Она его долго не видела.
– По-моему, вы говорили, что она его вообще никогда не видела.
– Это так только говорится. Она видела его во сне. Она знала, что он будет. Она его ждала. И вот теперь он есть, и она очень радуется. Сердце ее переполнено.
Мальчик молчит.
– Фидель, мне надо работать дальше. Увидимся с тобой и с твоей мамой вечером.
– Ее зовут Инес?
– Маму Давида? Да, ее зовут Инес.
– Она мне не нравится. У нее пес.
– Ты ее не знаешь. А когда узнаешь, она тебе понравится.
– Нет. Это злой пес. Я его боюсь.
– Я видел эту собаку. Ее зовут Боливар, и я согласен, что тебе лучше держаться от него подальше. Это немецкая овчарка. Овчарки бывают непредсказуемы. Странно, что она привезла его в Кварталы.
– Она кусается.
– Может.
– И где именно ты живешь? – спрашивает Элена. – Ты отказался от своей хорошей квартиры.
– Я тебе говорил – я нашел комнату возле порта.
– Да, но где именно? В общежитии?
– Нет. Не имеет значения, где она и какая. Для моих нужд достаточно.
– Там есть на чем готовить?
– Мне не нужно готовить. Я бы не стал готовить, даже если б было на чем.
– Значит, живешь на хлебе и воде. Я думала, тебя мутит от хлеба и воды.
– Хлеб – пища насущная. У кого есть хлеб, тот ни в чем не нуждается. Элена, пожалуйста, прекрати меня допрашивать. Я вполне способен о себе позаботиться.
– Сомневаюсь. Очень сомневаюсь. Люди из центра прибытия не могут выделить тебе новую квартиру?
– Центр знает лишь то, что я счастливо обитаю в своей старой квартире. Вторую они мне не пожалуют.
– А Инес – ты же говорил, у нее есть комнаты в «Ла Резиденсии»? Почему они с ребенком не могут жить там?
– Потому что в «Ла Резиденсию» нельзя с детьми. «Ла Резиденсия» – своего рода курорт, насколько я могу судить.
– Я знаю «Ла Резиденсию». Я там была. Ты в курсе, что она привезла с собой собаку? Одно дело – держать маленькую собачку в квартире, но это же здоровый волкодав. Это негигиенично.
– Это не волкодав, а немецкая овчарка. Признаюсь, мне самому с ней нервно. Я предупредил Давида, чтоб был осторожней. И Фиделя тоже предупредил.
– Я, разумеется, не позволю Фиделю даже приближаться к ней. Ты уверен, что все правильно сделал, отдав ребенка такой женщине?
– Женщине с собакой?
– Бездетной женщине за тридцать. Женщине, которая все время занимается спортом с мужчинами. Женщине, которая держит собак.
– Инес играет в теннис. Множество женщин играют в теннис. Это удовольствие. Оно держит в форме. И у нее всего одна собака.
– Она рассказывала тебе о своем происхождении, о своем прошлом?
– Нет. Я не спрашивал.
– Так вот, мое мнение таково: ты не в своем уме – отдал ребенка чужому человеку, у которого, может, сомнительное прошлое, откуда тебе знать?
– Это чепуха, Элена. У Инес нет прошлого – такого, что имело бы значение. Ни у кого из нас нет прошлого. Мы все здесь начинаем заново. С чистого листа, с девственной страницы. И Инес – не чужой человек. Я признал ее, как только увидел, а это означает, что у меня есть какое-то предварительное знание о ней.
– Ты прибываешь сюда без воспоминаний, с чистого листа, но при этом заявляешь, что опознаешь лица из прошлого. Бессмыслица.
– Верно, воспоминаний у меня нет. Но образы все еще живы, тени образов. Как это – я не могу объяснить. Живо и кое-что глубже, я называю это памятью о памяти. Я знаю Инес не из прошлого, а откуда-то еще. Словно ее образ запечатлен где-то во мне. Я в ней не сомневаюсь, не имею задних мыслей. И во всяком случае у меня нет сомнений, что она – истинная мать мальчика.
– Какие же сомнения у тебя есть?
– Я надеюсь, что она будет ему хороша.
Глава 13
Оглядываясь на тот день – день, когда Элена прислала сына в порт позвать его, – он понимает: вот миг, когда они, кого он представлял себе двумя кораблями в почти безветренном океане, чуть дрейфуя, быть может, но все же дрейфуя более-менее навстречу друг другу, начали дрейф врозь. Многое в Элене ему все еще нравится, не в последнюю очередь – ее готовность выслушивать его жалобы. Но крепнет чувство, что между ними должно быть что-то такое, чего там нет; и если Элена этого чувства не разделяет, если верит, что все на месте, она не может быть тем, чего ему не хватает в жизни.
Сидя на скамейке у Восточных кварталов, он пишет записку Инес.
Я сдружился с женщиной, которая живет через двор, в Корпусе «С». Ее зовут Элена. У нее есть сын по имени Фидель, он стал Давиду лучшим другом и благотворно на него влияет. Для мальца у Фиделя доброе сердце, сами увидите.
Давид берет у Элены уроки музыки. Уговорите его вам спеть. Он чудесно поет. У меня есть чувство, что ему надо продолжать заниматься, но, разумеется, решать вам.
