Любко Дереш - Голова Якова
– Я что, кровью должен вам на стенах писать симфонию? – прокричал Яков ему вслед. – Тут ничего нет.
Через некоторое время дверь открылась, и Матвей бросил в комнату горсть маркеров.
X. Черный заяц, красная рука Andante non troppo (неспешным шагом)
1
Вся компания сидела тихо.
– Ты, – сказал Матвей Майе. – Я тебя знаю. Можешь оставаться. Чтобы никаких поджогов дома. Найду твоих родителей и сожгу их дом, чтоб ты понимала. Чтоб никаких, поняла? Это тебе не романтическое кино. Никаких подкопов, тайного освобождения, никаких покушений на главного надзирателя. Завтра мне нужно съездить в Киев. Я приеду и проверю, не было ли диверсий. И проверю, что там наш маэстро. На хлеб и воду его. Ты отвечаешь за него, уяснила?
Майя поняла, что настал момент, по которому она плакала, когда слушала Мари Лафоре, когда думала про Львов. И от ее решения зависит все.
2
Ей уже давно не пятнадцать, не шестнадцать, не восемнадцать, а она все равно лажает. Есть жизнь, которую нужно прожить, и лучшее, что можно с ней сделать, – это позволить ей происходить.
Поняв это, Майя, вплоть до сегодняшнего дня, ставила вновь и вновь один и тот же диск – нью-эйдлсевский сборник с песнями Оливера Шанти, Китаро, Вангелиса и других композиторов, чья музыка отвечала мотиву океанической любви.
В конце концов, Йоланта действительно девочка для секса. Не больше. Достаточно посмотреть на нее, на ее манеру краситься и одеваться – это какой-то эскорт сервис, а не человек.
3
С Матвеем Майя держала дистанцию еще в Киеве, с той поры, когда он попытался ею овладеть на йога-студии.
В Зазеркалье оставался только Иван. Он лучшим образом подходил для того, чтобы разрядить эмоции.
Эмоции нагромождались.
Их становилось тем больше, чем сильнее Майя старалась разобраться в себе и в том, что с ней происходит.
Уже не вспомнить, какой это был день по майянскому календарю, когда Майе довелось встречать Богуса одной за завтраком. Скорее всего, это был день флейты – день выдохов в одиночестве: вздохов от грусти, усталых вздохов, вздохов по любимому. А еще вздохов от труда, от оргазма без партнера, от курения голубого лотоса, от облегчения и от бестолково потраченного дня. Майя поняла, что флейты – ее астрологический знак в космосе Якова. При воспоминании о Якове становилось одиноко.
Одиноко встречать Богуса выпало как раз на флейты.
4
Майя учила с Иваном уроки, потому что решила заменить ему мать. Она много читала, знала, что это перенос, понимала, что здесь замешаны воспоминания об Анатолии. Ничего больше сделать с этим не могла.
Она потеряла свой путь еще там, в детстве. А блуждать в потемках больше сил не было.
Она поставила все на Якова и считала, что он приведет ее назад, к началу всего. Туда, где она утратила себя.
Где есть смысл, более сильный, чем год 2012, туда, где есть ради чего жить и есть за что умирать. Где есть нечто большее, чем нейрофизиологические реакции, и где не обязательно должно произойти то, что она увидела во снах и растолковала по жестам и взглядам.
Но завтра она будет плакать не из-за печального содержания своих снов. Утром она разберется в символах своего сновидения, сделает выводы – и ничего не изменится. Майя знала это и ничего не могла предпринять. Она падала.
Майя зажгла ароматическую палочку. На упаковке с палочками она прочитала девиз фирмы – лучший рекламный слоган за всю историю человечества. «Everyone has a reason to pray – у каждого есть причина помолиться». Разве не фантастика? 5
Она заметила в себе склонность брать над ним верх. С Иваном у нее было неоспоримое преимущество – ведь кто он такой? Ему едва исполнилось четырнадцать, представитель нарциссического поколения эмо. Не слышал про гештальт-терапию и Уилбера, не добирался до Юнга и Грофа, не задумывался, что со всем этим потом делать.
Майя видела сценарий их взаимодействия, пыталась выйти из него и понимала, что сама же хочет еще.
Она подтягивала свой английский видеолекциями Кена Уилбера с YouTube. Лекция, которую они смотрели, была посвящена высшим холонам эволютивного проекта – тонкому и причинному уровням. Для Ивана эта лекция была обречена на непонимание, и Майя ждала, когда тот выкажет недовольство. Он сопел, но переводил предложение за предложением вслух, останавливая фильм на несколько секунд.
– Each of you has the sense of "I am", and recognition of I-am-ness signifies the presence of Big Mind, – говорил маленький Кен Уилбер с монитора.
– «Каждый из вас имеет… смысл»…
– Ощущение или переживание, – подсказывала Майя.
– «…имеет ощущение или переживание»… оф… «переживание "я есть" и»… не разобрал.
– «И распознание состояния Самости обозначает присутствие Великого Сознания». Слушай внимательнее. – Майя пустила видео дальше.
– You're aware of your own I-am-ness right now. It's the unavailable guide to big mind, and the only way to this is to be aware of the only think – the presence of I am… I am… I am… I am… I am… I am… I am… I am… I am… I am… I am…
– Заело, – прокомментировал Иван.
Майя с раскрытым ртом смотрела на экран.
Экран дергался в петле, голос Кена Уилбера повторял из колонок:
– I am… I am… I am… I am… I am… I am… I am…
– Невероятно, – произнесла она. – Ты понял, что произошло?
– Дай перезагружу его, – отодвинул ее Иван.
– Погоди. Ты вдумайся, что произошло!
– А шо произошло?
– Компьютер попал в состояние Биг Майнд, про которое говорил Уилбер! Наш компьютер только что осознал себя, нашел свое Я! Прикинь, это работает!
Иван не доверял ее восторгам.
– Ты осознай! Компьютер понял, что он существует. Это самадхи. Мы с тобой стали свидетелями самадхи. У нас в доме появилось просвещенное существо. Ты знаешь, что семья, в которой родился просветленный, благословенна Богом, потому что он будет молиться не только за семью, но и за все село?
– I am… I am… I am… I am… I am… I am… I am… – повторял компьютер.
– Я в это не верю, – буркнул Иван.
– Ты бы еще спросил «что это ему дает?» – рассмеялась Майя. – В этом доме происходят чудеса!
Иван поднялся и выдернул из розетки тройник, к которому был подключен компьютер. Монитор погас, комп замолчал.
– Ты что сделал? – спросила Майя.
– Он перезагрузится, и все будет нормально.
Наглость, которую Майя ощутила в его интонациях, в его ленивой, пассивной, блудливой позе, разогнала ее злость до опасного градуса, и девушка хлопнула его рукой по заднице. Раз, другой, третий…
– Ай, ты что делаешь! – обернулся Иван.
Майя схватила его за руку, дернула к себе и стала лупить ладонью по этому наглому, самодовольному заду. Иван вырвался. Под горло ей подступили слезы.
– Ты что, сдурела?
Ее рука гудела и горела. Врезала она хорошо ему. Так ему и надо. Иначе с ним разговаривать нельзя.
Майка поднялась и молча вышла из комнаты.
– Эй, ты чего? – услышала вслед.
Бессилие и злость сжимали ей горло, но Майя так и не смогла расплакаться и начала собираться на прогулку.
Просто все это зашло слишком далеко. Слишком болезненно. Слишком надрывно. Она заигралась. Все, что она хотела, – отомстить, не больше. А надрывалось что-то в совсем другом месте.
Вот всегда так. И главное – в поле же не убежишь от себя. Вокруг – только ты.
6В то утро Майя проснулась, когда Якова уже не было в постели. Она вспомнила, что происходило днем раньше, вспомнила, что Яков спал отдельно, вспомнила сцену с Йолантой и Матвеем. Подумала, что ее конец таким и должен быть. Психодрама, которая всегда с тобой.
Майя отогнала эти мысли. На самом деле все прекрасно.
Только вот эта дыра на сердце, а так все прекрасно.
По окну барабанил дождь.
7На истории с Иваном она всерьез обеспокоилась тем, что с ней происходит. В глобальных масштабах. What the blip do we know, так сказать.
Было воскресенье. Яков замкнулся в себе. Еще ничего не случилось, но Майя уже знала, что сегодня она пройдет точку невозврата.
Циклон с севера еще держал небо в серой скорлупе, и только на западе из-за туч пробивался свет, от чего небесный купол окрашивался золотом. Солнце было тусклым, зимним, напоминало то ли комету, то ли гаснущую звезду.
На полнеба раскинулась радуга. До радуги ей не было дела. Майя сидела, оперев голову на руку, и циркуль, которым она чертила календарь, повис в руке. Листы бумаги свернулись в рулоны.
Пес, привезенный Матвеем и Богусом, – Месье, – скрутившись под ногами, спал.
Иван, херувим, сосредоточенный на домашнем задании, скользнул взглядом от Майки к волейбольному мячу, который выкатился на середину комнаты.
Поделиться бы сердцем, оживить все это – да не оживлялось оно, не было больше огня.
Майя думала про море. Но разве море за спиной могло изменить то, что уже случилось?
8Человек похож на йо-йо, которым забавляется Вселенная. Она бросает человека в бездну, и в бешеном лете человек даже не догадывается, что его полет – это падение, а ощущение борьбы – это только натяжение резинки.
Дойдя до крайнего положения, йо-йо возвращается. Не про этот ли момент рассказывают те, кто видел, как вся жизнь пролетает перед глазами в обратном порядке?
