Дэвид Бейкер - Обольщение Евы Фольк
Без долгих предисловий Биберу зачитали постановление суда, требующее от него к понедельнику 15 сентября освободить дом, вывезти всю мебель и обеспечить свободный доступ к земельным угодьям, хозяйственным постройкам и винодельне. От имени Герковски говорил его поверенный.
— Мой клиент наслышан о вашей помощи бедным, и сожалеет, что все так случилось, но у него есть обязательства перед инвесторами.
Среди собравшихся у дома Бибера пронесся недовольный рокот. Не обращая на него внимания, поверенный продолжил.
— Мы достаточно долго шли вам на уступки, господин Бибер, и все происходящее не доставляет нам радости, однако мы вынуждены выставить ваше имущество на аукцион до начала сбора урожая. Это позволит получить максимальную сумму для покрытия вашего долга.
Ганс оцепенело слушал поверенного, зная что тот совершенно прав, а позиция банка — абсолютно законна. Все это было неизбежно.
— Значит, у меня есть время до 15 сентября?
— Да.
— А если к тому времени я найду необходимую сумму то все мое имущество останется у меня?
Поверенный удивленно уставился на упрямого винодела.
— Да, конечно.
Ганс посмотрел на Герковски.
— Значит, отсрочка совершенно невозможна? — спросил он после долгой паузы.
За банкира ответил поверенный.
— Мы же этот вопрос уже обсуждали. Нет, невозможна. Сколько еще раз мы должны это повторить?
Ганс с гордостью расправил плечи.
— Я не дурак, все понимаю.
— А почему бы вам не обратиться за помощью к деревне? — спросил Герковски с сочувственными нотками в голосе. — Если каждый даст по пять…
— Во-первых, я — не попрошайка, господин Герковски, — оборвал его Бибер, — а во-вторых, все остальные еще в большей нужде, чем я. У них нет лишней марки за душой. Вы хотите, чтобы я отобрал хлеб у голодных детей ради того, чтобы собрать деньги для вашего нетерпеливого банка? Этому не бывать!
— Нетерпеливого? — раздраженно выпалил поверенный. — Вы еще не видели, что такое настоящее нетерпение. Всего хорошего! — развернувшись, все трое направились к своей машине.
* * *— Не смей выходить из дома! — кричала фрау Фольк.
— Так останови меня, если сможешь, — бросила ей Ева, спокойно проходя мимо. Наступил понедельник 15 сентября, и она направлялась к дому Бибера, чтобы помочь ему достойно встретить банкиров.
— Пауль! — крикнула Герда. — Останови свою дочь! Она собирается на митинг.
Преподобный Фольк, выйдя из своего кабинета, быстро спустился по лестнице…
— Ева, остановись! — крикнул он вдогонку дочери.
— И не подумаю.
Пауль сделал глубокий вдох.
— Ты проявляешь непослушание.
— Господин Бибер заслуживает моей помощи. Если бы ты был мужчиной, то тоже помог бы ему.
— Я пытался помочь ему в рамках закона, — резко ответил Пауль, задетый последними словами дочери. — Ева, ваш протест ни к чему хорошему не приведет. Полиция не будет панькаться с деревенским сбродом.
— Деревенским сбродом? Так вот, значит, кто мы для тебя? И я для тебя — тоже деревенский сброд?
Герда, сняв с себя передник, швырнула его на пол.
— Ты ведешь себя как последняя грубиянка.
На это Ева только презрительно усмехнулась.
— Мои друзья — не сброд, — она распахнула входную дверь.
— Ева, дорогая, опомнись, — попытался остановить ее отец.
Она, задержавшись на пороге, обернулась.
— Папа, у господина Бибера дозревает хороший урожай. Если бы этот еврей хотел, он бы что-нибудь придумал.
— Не смей говорить в моем доме подобным тоном! — оборвал ее Пауль.
— Как пожелаешь! — огрызнулась Ева, хлопнув за собой дверью.
Утро выдалось пасмурным и дождливым. Ночью прошла гроза, покрыв дороги лужами. Шлепая прямо по ним, Ева бежала мимо групп решительно настроенных вайнхаузенцев, стекающихся со всех сторон к дому Бибера. Возле дома профессора Кайзера ее обогнали несколько парней. Поспешив за ними вдогонку, Ева свернула на Вайнштрассе и от увиденной картины остановилась как вкопанная, изумленно открыв рот. По ее спине пробежали мурашки. Улица была запружена жителями Вайнхаузена, и те, кто еще недавно смотрели на Еву с еле скрываемым презрением, теперь приветствовали ее, как одну из их числа.
Она пробиралась сквозь толпу, здороваясь со знакомыми, пока, наконец, не нашла Анну и Андреаса. Еве показалось, что парень чем-то расстроен.
— Ты чего такой? — спросила она. Андреас только пожал плечами. — Нет, скажи мне. Что случилось?
— Знаешь, мне все это не нравится, — сказал Андреас, нагнувшись к Еве.
— «Это» — это что? — вмешалась Анна.
— Вот это, — Андреас кивнул головой на толпу.
— Ну и что же тебе тут не нравится? — спросила Ева, чувствуя, как в ней закипает гнев.
— Ну… Хм… Я не уверен, что банкир не прав.
Ева и Анна посмотрели друг на друга, отказываясь верить своим ушам.
— Ты, наверное, шутишь? — первой обрела дар речи Анна.
— Вовсе нет. Бибер не выплатил долг. Банк ожидал несколько месяцев, а потом даже дал еще несколько недель отсрочки. Что еще они должны были сделать?
— А ты не понимаешь? — Ева уперлась кулаками в бока. — Подождать еще пару месяцев, чтобы Бибер смог собрать урожай!
Дав понять, что на этом разговор окончен, Анна и Ева, развернувшись, решительно направились в сторону таверны Краузе, которая стала неофициальным штабом повстанцев. Андреас покорно последовал за ними.
— Вы только посмотрите! — воскликнула Ева, указывая рукой на участок улицы от таверны до дома Бибера, весь завешенный флагами национал-социалистов. Некоторые полотнища свисали из окон, в то время как другие были привязаны к вьющимся по стенам виноградным лозам. Эти флаги Еве понравились.
— Клемпнер хорошо поработал, — сказала она с улыбкой.
— И Вольф тоже, — добавила Анна. — Он теперь — помощник Клемпнера по вербовке в «Гитлерюгенд». Бегает и всем рассказывает, что «Гитлерюгенд» — это что-то типа американских бойскаутов, но я сомневаюсь, что у американских парней проверяют чистоту ногтей. Вольф говорит, что аналогичная организация есть и для девочек.
— Да. «Союз немецких девушек». Он и мне предлагал вступить в него, но я еще не решила. — Вдруг Ева заметила в окне на втором этаже таверны знакомое лицо. — Смотрите! Там Линди!
Ева помахала рукой, но безучастно смотревшая на толпу Линди, похоже, не видела подругу. Она была уже на пятом месяце беременности, и с ужасного дня конфирмации не выходила из дома. Ева регулярно навещала ее, но ей ни разу так и не удалось выманить подругу на улицу. Линди не помогали даже добрые письма Гюнтера Ландеса — парня с фермы, которому она нравилась.
Откуда-то из-за угла раздалась барабанная дробь. Толпа утихла. От мерного стука ног, марширующих в ритм ухающих барабанов, у Евы по спине побежали мурашки. Затаив дыхание, она с восторгом наблюдала за происходящим. С боковой улицы появился одетый в синюю униформу деревенский оркестр, во главе которого шел почтальон Шмидт, гордо сжимающий в руках жезл с красно-бело-черным флагом Второго Рейха.
Под приветственные крики толпы отряд, чеканя шаг, промаршировал к таверне Краузе и, не переставая играть, остановился перед ее крыльцом. По спине Евы опять пробежал холодок. Глядя, как пекарь-весельчак Оскар Оффенбахер надувает щеки, извлекая звуки из своей тубы, она рассмеялась — впервые за несколько месяцев. Молодой помощник мясника Ульрих Оберман четко выбивал ритм на басовом барабане, а станционный носильщик играл на кларнете. Ева захлопала в ладоши.
Шмидт поднял жезл, и музыканты под бурные аплодисменты толпы умолкли. Кивнув Оберману, почтальон взмахнул рукой, и оркестр грянул «Наш Бог — надежная крепость» Мартина Лютера. Со слезами на глазах Ева присоединилась к дружному хору вайнхаузенцев, единодушно подхвативших торжественный гимн великого реформатора:
Наш Бог — надежная крепость,Наш щит, наша крепкая башня…
Это исповедание веры эхом разносилось по улицам Вайнхаузена, и, казалось, никакая сила на земле не сможет проникнуть за стену праведности, ограждающую Ганса Бибера. На втором куплете Ева, замолчав, огляделась по сторонам. Невзирая на личные трудности и разногласия, все эти люди единодушно собрались в защиту одного из них. Теперь, несмотря на собственные проблемы, Ева была уверена, что ее земляки, если понадобится, станут рядом с ней в борьбе с жестоким миром.
В этот момент ее взгляд упал на детей из сиротского Дома, создавших живой барьер поперек Вайнштрассе. У Евы перехватило дыхание. Оборванные, грязные малыши, взявшись за руки, решительно смотрели вниз на склон холма, готовые броситься под колеса злодеев из Кобленца, посягающих на дом их дорогого господина Бибера.
