Стивен Сейлор - Империя. Роман об имперском Риме
– Не столь достойная вещь, как твои жизнеописания?
– Именно так. Не хочешь прочесть уже готовый текст? Мне пригодится мнение человека вроде тебя – ученого, опытного, но без литературных претензий и камня за пазухой. Прислать экземпляр?
– Да, будь добр, – ответил Марк, чтобы избавиться от Светония. Ему не терпелось вернуться в студию и в одиночестве обдумать дальнейшую работу над статуей Антиноя.
* * *Через несколько дней, когда Марк, как обычно, собрался в мастерскую, явился императорский порученец с сообщением, что Пинария вызывают в Дом народа.
– Ты знаешь, зачем я понадобился? – спросил Марк.
– Боюсь, что нет, – ответил тот.
Марк пришел в раздражение. Работа над статуей достигла особенно приятного этапа: шлифовки и полировки камня, мельчайших поправок. Теперь самая светлая, а значит, лучшая часть дня пропадет, а ему придется менять простую тунику на тогу.
Неожиданный вызов внушал и некоторую тревогу. Если Адриан хочет спросить о статуе, то почему попросту сам не придет взглянуть? Может, визит Светония заметили и донесли о нем императору? Впрочем, Адриан уже достаточно хорошо изучил скульптора, чтобы понимать: тот ни за что не покажет статую кому-либо раньше императора. Одеваясь, Марк решил, что беспокоится зря. Наверное, Адриан хочет обсудить храм и архитектурные мелочи.
Покои, где Адриан его принял, были со вкусом обставлены приобретенной в странствиях греческой мебелью; в помещении царила задушевная атмосфера скорее частного дома, нежели государевой приемной. Сопровождавший Марка раб указал на ложе и принес чашу вина. Часть гостей уже собралась, другие продолжали прибывать. Марк отметил, что Антоний присутствует, а императрицы Сабины нет. Общий настрой напоминал литературные чтения. Почти все мужчины обзавелись бородами, хотя немногие могли похвастать такой красивой и густой растительностью, как у императора.
Наконец Адриан встал и велел выйти вперед ученому Флегону Тралльскому – невзрачному человечку, которого император представил как автора нового труда под названием «Удивительные истории». Флегон прочел обществу несколько отрывков, которые якобы подкреплялись доскональными изысканиями и повествовали о диковинных вещах: встречах с живыми кентаврами, явлении призраков, рожающих мужчинах и людях, изменивших пол. Он закончил рядом сообщений о нахождении гигантских зубов и костей, существование которых доказывает, что на земле раньше жили огромные чудища, ныне вымершие.
– «Во время землетрясения на Сицилии обнажился зуб величиной с человеческую ногу, который показали императору Тиберию, – читал Флегон. – Тиберий призвал геометра по имени Пульхер, и тот заключил, что существо с подобным зубом должно быть ростом с корабль, то есть крупнее любого известного создания современности. Исполинские кости нашли в далмацийской пещере, и такие же выкопали на Родосе, в Афинах и Египте. Кое-кто говорит, что это просто камни, похожие на кости, или умышленные подделки, но я заявляю, что не следует с недоверием относиться к сим замечательным свидетельствам. Задумайтесь лучше о том, что в начале времен, когда природа находилась в расцвете, все ее порождения стояли ближе к богам, но как истекает время, так и живые создания мельчают».
Флегон поклонился. Марк увидел, что Адриан сияет, точно гордый сочинитель. Он вспомнил слова Светония, что император и есть подлинный автор, а потому присоединился к общим аплодисментам.
После коротких чтений Адриан перешел к более серьезным делам:
– Недавно наше внимание привлекла смерть гражданина, имеющая признаки насильственной. В убийстве хозяина подозревается раб.
Гости, особенно сенаторы, негодующе загудели.
Адриан поднял руку:
– Каким бы возмутительным ни являлось преступление, я упомянул о нем с целью обсудить возможность реформы некоторых законов, переданных нам предками, а именно: суровых мер, подразумевающих допрос под пыткой всех рабов из дома, где совершается подобное злодеяние, и казнь опять-таки всех, если виновным признают хоть одного. Марк Пинарий…
Марк удивленно моргнул и поднял взгляд.
– Я пригласил тебя, Пинарий, ибо твой дед при Нероне однажды выступил в сенате с пылкой речью на эту самую тему. Полагаю, тебе известен тот прецедент?
Марк кашлянул:
– Да, Цезарь, отец кое-что мне рассказывал.
– Пусть ты не знал деда, но тебе следует гордиться его словами. К счастью, речь Пинария записали и сохранили в архиве сената. Я впервые ознакомился с ней вчера вечером. Флегон, будь добр, прочти отрывок, который я выделил.
Секретарь снова встал и взял свиток.
– «Но здешние рабы-домочадцы не таковы. Они находятся в одном с нами городе: живут в нем, трудятся и свободно по нему ходят. Их знают не только прислужники из других домов, но и лавочники, ремесленники и прочие граждане, имеющие с ними дело. Среди них есть мальчики на побегушках и посыльные, портнихи и цирюльники, повара и уборщики; попадаются счетоводы и писцы, глубоко образованные и ценные рабы, заслуживающие известного уважения. Есть новорожденные, только вступившие в мир. Есть те, кто находится в расцвете сил и представляет немалую ценность. Есть беременные, готовые породить жизнь новую. Будущие жертвы – не безликая масса, а человеческие существа, знакомые соседям и родне, а потому не следует удивляться, что в городе поговаривают о чрезмерной суровости закона».
Адриан кивнул и забрал свиток.
– По-моему, слова замечательные, если учесть, по какому случаю и в какой атмосфере они прозвучали. Твой дед говорил об обреченных рабах как о людях, а не собственности, словно их страдания не пустяк. В то время его мнение осудили и вы смеяли, но поколения меняются, человечество развивается, и я полагаю, что Тит Пинарий был не только сострадателен и храбр, но и мудр. Божественный Траян часто говорил мне: если император может найти способ справедливо уменьшить страдания пусть даже самых презренных подопечных, то он обязан его применить. Думаю, нам представился случай поступить именно так. Поэтому я объявляю ряд эдиктов, касающихся наказания рабов. Первое: если хозяин убит дома, то ни один раб не подлежит допросу под пыткой, кроме тех, кто находился достаточно близко, чтобы знать об убийстве. Реформа назрела давно.
Собравшиеся одобрительно загудели. Многие почтительно кивнули Марку, признавая прозорливость его деда.
– Далее, – продолжил Адриан, – хозяин больше не вправе убить раба сугубо по желанию. Казнь раба назначается судом. Далее: хозяин не вправе продать раба или рабыню для плотских утех или в гладиаторы, пока не доказано, что больше раб ни к чему не годен. Далее: я намерен ликвидировать существующие работные дома, куда некоторые хозяева за плату передают нежеланную челядь и где оказываются даже несчастные вольноотпущенники, вынужденные отрабатывать долги. Я побывал там, увидел невообразимые мучения обитателей и собираюсь закрыть подобные заведения.
Откровения императора были встречены молчанием. Адриан оглядел помещение:
– Хочет ли кто-нибудь высказаться о моих идеях?
Вперед шагнул седой, гладко выбритый сенатор:
– Цезарь, сегодня ты познакомил нас с трудом под названием «Удивительные истории». Но твои радикальные предложения чудеснее любой диковины из книги. Услышав о зубе существа величиной с корабль, я затаил дыхание, однако новость, что римский гражданин будет не властен наказывать рабов по своему усмотрению, и вовсе вышибла из меня дух. Боюсь, новые законы Цезаря окажутся крайне непопулярными, и не только среди людей богатых, владеющих многими рабами. Представь простого человека, у которого лишь горстка прислужников. Без абсолютной власти над ними – да, вплоть до права убить – не видать ему покоя в родном доме ни днем ни ночью. Наши предки приняли подобные законы неспроста, и Божественный Август заново их утвердил. Я опасаюсь, что новшества вызовут немалое недовольство и создадут хаос, с которым магистратам не совладать.
Адриан поднял руку, призывая к молчанию:
– Если случатся беспорядки, ответственность ляжет именно на магистратов. Их обязанность – пресекать подобные вспышки независимо от причин и следить за исполнением законов, в том числе и таких. Если магистраты не справляются с порученным делом, их заменят более способными.
Сенатор склонил голову и отступил. Больше никто не осмелился высказаться.
– Если других дел нынче утром нет, я готов приступить к завтраку, – объявил Адриан.
Подали разнообразные блюда, и император подозвал к себе Марка.
– Пигмалион, а каково твое мнение о моих идеях?
– Я не государственный деятель, Цезарь.
– Пожалуй, но им был твой дед. Удивительно, правда? Мне пришлось дважды проверить, дабы убедиться, что Пинарий, произнесший речь перед Нероном и сенатом, и впрямь твой дед. Он проявил нешуточную выдержку. Гордись, Марк Пинарий, что в твоих жилах течет его кровь.
