Стивен Сейлор - Империя. Роман об имперском Риме
Императором был объявлен Адриан, служивший до того наместником в Сирии.
Он уже несколько дней как прибыл в Рим, но видела его лишь горстка людей. Нынче наступал день, когда он собирался публично предстать императором, а небывалые завоевания на Востоке отметить торжественным шествием – триумфом не Адриана, а посмертным чествованием Божественного Траяна.
Готовя триумф, Марк и Аполлодор сбились с ног. Маршрут полагалось украсить венками и стягами – как и храмы с алтарями по всему городу. Возле колонны Траяна, где торжество достигнет кульминации, возводились трибуны. Обустраивались сцены для предваряющих шествие представлений. Украшались площадки для больших и малых пиров. В первый же день своего прибытия Адриан призвал Аполлодора на частную беседу и с тех пор общался с ним ежедневно. Марк, по-прежнему работающий под началом мастера, еще не виделся с новым императором.
Рассвет едва занялся. Город еще не проснулся, но Аполлодор с Марком и рабочими уже погрузились в дела, трудясь над триумфальным маршрутом при свете факелов. До шествия оставались считаные часы.
Они стояли у колонны, обозревая разноцветные стяги на трибунах. В неподвижном воздухе полотнища свисали, точно саваны, но стоит повеять легчайшему ветерку, как они оживут, добавляя толпе восторга и ярких красок.
Марк запрокинул голову и широко зевнул.
– Да спал ли ты ночью? – спросил Аполлодор.
– Ночью? Еще не рассвело. День пока вчерашний.
Аполлодор рассмеялся:
– Болтаешь, Пигмалион. Ты лег пораньше, как я велел?
– Да, но… – Марк чуть не ляпнул: «Лег-то я вместе с женой, так что какой уж тут сон» – однако, поскольку его супругой стала дочь Аполлодора, вовремя прикусил язык. Тем не менее Аполлодор прочел его мысли и снисходительно улыбнулся – они с Марком так давно работали вместе, что один обычно знал, о чем думает другой. Отношения Пинария и Аполлодоры развивались постепенно, через долгие ухаживания, которые позволили обоим отцам привыкнуть к мысли о браке. Аполлодор знал о сомнительных корнях Марка, однако союз с таким древним патрицианским семейством являлся великой честью для дочери дамасского грека; Пинарий же считал девушку далеко не ровней сыну, но Марк явно любил ее, и Луций, как всегда перед лицом трудных решений, задался вопросом о том, что сделал бы Аполлоний Тианский, после чего с воодушевлением одобрил союз.
Брак оказался счастливым. Детей пока не было, но не из-за недостатка усердия, что читалось по очередному зевку и сонной улыбке Марка.
– Не думал, что дождусь этого дня, – заметил Аполлодор, глядя на уборщиков, подметающих пустую площадь, которой скоро предстояло заполниться людьми.
– Празднования победы над парфянами? – спросил Марк.
– Нет – дня, когда Адриан проедет по улицам Рима как Цезарь. Мне он все еще кажется мальчишкой. Видимо, я считал, что Траян будет жить вечно.
– Как, очевидно, и сам Траян, – отозвался Марк. – Говорят, он не желал составлять завещание даже на смертном одре, уже парализованный и раздувшийся, как аравийская гадюка. Еще болтают, будто он хотел умереть, не назвав преемника, – в подражание Александру Великому. Ума не приложу, как Адриан стал императором.
– Тут заметна рука Плотины, – ответил Аполлодор. – Конечно, Адриан был очевидным претендентом, но именно Плотина подтвердила его легитимность. Она во всеуслышание объявила, что ее муж с последним вздохом выбрал Адриана, а своих верных придворных обязала поддерживать каждый Адрианов шаг. Поговаривают, у Плотины с ним любовь, которой они предавались за спиной мужа.
– Такое возможно?
– А сам-то как думаешь, зная Адриана? – рассмеялся Аполлодор. – Подозреваю, Плотина питает к нему скорее материнские чувства. Тебе так не кажется? О, я уверен, что она без ума от него, как бывает между немолодыми матронами и юнцами, но вряд ли у них плотские отношения.
– Полагаю, сразу после триумфа Адриан отправится на войну, – сказал Марк.
– Почему же?
– Я слышал, что огромное количество недавно захваченных территорий объято мятежом. Восстания грозят свести на нет все молниеносные завоевания Траяна. Адриану придется вернуться и заново завоевать земли, чтобы не потерять их.
– Не обязательно, – возразил Аполлодор. – Я говорил с ним вчера – ты ведь понимаешь, зять, что сведения совершенно конфиденциальны? – В серьезных разговорах Аполлодор обычно называл Марка не Пигмалионом, а зятем. – Адриан считает новые восточные провинции бесполезными. Мол, Траян переусердствовал. Мало бунтов на новых территориях, так еще и евреи опять докучают: устроили кровавые восстания в Александрии и Кирене, а на острове Кипр идет настоящая война. Погибли десятки тысяч. По мнению Адриана, куда важнее справиться с евреями, чем удержать Ктесифон. И вместо того чтобы тратить людей и средства на нескончаемую войну за восточные провинции, Адриан хочет отдать беспокойные земли римским ставленникам и укрепить восточные рубежи цепочкой зависимых государств.
– Похоже, он тщательно обдумал стратегию еще до того, как стал императором.
– Подозреваю, что да. Ты же знаешь, у Адриана всегда свое мнение, о чем бы ни шла речь.
Марк нахмурился:
– Получается, триумф устроен по случаю захвата того, что Адриан намерен отдать.
– Разве не смешно? – рассмеялся Аполлодор. – Но мы с тобой свое дело сделали. Украсили город с таким блеском, будто Адриан готов удерживать завоеванные провинции тысячу лет.
На вершину колонны пали первые лучи солнца. Статую Траяна словно охватило золотое пламя.
Марк опять зевнул и клюнул носом, закрыв глаза.
– Не вздумай заснуть, Пигмалион, когда окажешься дома, а то пропустишь триумф. И ничем другим не занимайся, разве только вы с Аполлодорой соберетесь зачать ребенка сей же час! – С сердечным смехом Аполлодор хлопнул Марка по спине и привел в чувство, хотя тот почти заснул. – Придет ли Луций?
При упоминании отца Марк испытал укол тревоги и резко очнулся:
– Нет, не сможет. В последнее время ему нездоровится.
На самом деле Луций Пинарий, которому исполнилось семьдесят, уже месяц был прикован к постели, страдая от головокружения и слабости в ногах. Илларион, который тоже сильно одряхлел, не отходил от хозяина и часто читал ему старые письма Аполлония Тианского, который продолжал посещать Луция в сновидениях. У постели в качестве напоминания, что смерть не страшна, Луций держал сброшенные Учителем железные кандалы. Как Аполлоний сумел отринуть оковы, так и Луций предвкушал миг, когда его душа покинет земной каркас, вознесется и сольется с Божественной Сингулярностью.
* * *Через несколько часов Марк, стоя под безоблачным небом и ярким солнцем, ждал прибытия триумфальной процессии. Аполлодор, с которым поздоровался знакомый, немного отошел и увел с собой Аполлодору, так что Марк остался один в толпе.
Задолго до того, как шествие достигло колонны, он услыхал громовую реакцию множества людей, которые выстроились вдоль маршрута, пролегающего через весь город. Ликую щий гул приближался, пока наконец не показались первые трубачи.
За ними следовали магистраты и сенаторы в тогах с красным кантом; одни непринужденно переговаривались, словно не впечатленные шумихой; другие выступали с приличествующим достоинством. Затем появились белые быки, обреченные на заклание в храме Юпитера на Капитолийском холме; далее потянулись бесчисленные повозки с горами трофеев, изображениями и макетами покоренных городов, включая Ктесифон, Вавилон и Сузы, а также целый сонм пленных в цепях и лохмотьях, среди которых плелись и мелкие царьки, низложенные Траяном.
Наконец, предшествуемая ликторами с венками и фасциями, прибыла триумфальная колесница. Траян, став императором, прославился тем, что вступил в город пешком, и теперь с Адрианом соседствовала его эффигия. Восковую копию изготовили и раскрасили так искусно, что она казалась живой. Укрупнять фигуру не потребовалось, благо и при жизни Траян возвышался над остальными.
– Неизбежен вопрос: кто крепче из тех двоих в колеснице? – раздался голос возле уха Марка.
Повернувшись, он узнал Фавония. Со скуррой был Светоний. Начальник архивов поднял бровь:
– По-моему, новый император необычно оживлен и расслаблен. Ты только глянь, как Адриан улыбается и машет толпе, – нет, погоди, ведь я смотрю на эффигию Траяна! – съязвил он.
– Думаю, Адриану не нравится, когда на него глазеют, – заметил Марк, вынужденный признать, что молодому правителю явно неуютно стоять рядом с улыбающимся восковым изображением предшественника.
– Говорят, Веспасиан счел свой триумф утомительным до зубовного скрежета, – отозвался Светоний. – В архиве есть письмо, где он пишет: «Какой же я старый глупец, что возжелал столь нудных почестей!»
– Кто знает, о чем думает наш новый император, лицо-то скрыто бородой, – сказал Фавоний. – О ней только и разговоров. Светоний, у нас хоть раз был бородатый император?
