Стивен Сейлор - Империя. Роман об имперском Риме
Адриан присоединился к ним, когда Аполлодор и Марк в последний раз проверяли, надежно ли закреплена статуя для подъема.
– Все идет по плану? – спросил императорский родич.
– Мы готовы начать в любую минуту, – ответил Аполлодор. – Ждать ли нам Цезаря?
– Он собирался прийти, но государственные дела не пускают. – Улыбнувшись, Адриан понизил голос: – Подозреваю, на самом деле ему немного не по себе. По-моему, он не в восторге от мысли увидеть себя вздернутым на сотню футов и болтающимся на цепи.
– Наверное, и к лучшему, что его нет, – сказал Аполлодор. – Его приход лишит работников душевного равновесия.
Адриан медленно обошел статую и одобрительно кивнул:
– Как умно ты придумал, Марк Пинарий, когда слегка увеличил и удлинил черты императорского лица, чтобы с земли они выглядели естественнее. Я забыл специальное слово для подобного искажения.
– Секрет перспективы, называемый ракурсом, – сказал Марк. – Я благодарен тебе за поддержку.
– Будем надеяться, что она себя оправдает. Цезарь исполнился скепсиса, когда увидел результат. Говоря откровенно, пришел в ужас. «Таких носов не бывает! – кричал он. – Даже у меня он не такой длинный!» Вблизи и правда немного карикатурно, но я подозреваю, что при взгляде издали и под углом подобный нос ему польстит.
Рабочие, обязанные взойти на колонну и направлять статую, заняли места; они крикнули и помахали Аполлодору, сигнализируя о готовности. Те, кого поставили на разные во́роты и шкивы подъемника, тоже встали на позиции, как и рабы, которым предстояло натягивать веревки, поворачивать рычаги и стабилизировать противовесы. Статуя была готова к подъему. Аполлодор закрыл глаза и пробормотал молитву. Марк дотронулся до фасинума.
Аполлодор дал сигнал начинать. С тяжким стоном части подъемника пришли в движение. Статуя оторвалась от земли и начала подниматься.
Вот она достигла середины колонны и возносилась все выше, пока не закачалась над колонной. Аполлодор всмотрелся в рабочие механизмы и вдруг разволновался.
– Беги наверх, Марк, – приказал он. – Присмотри, чтобы все сделали правильно.
Марк ринулся к колонне, скрылся внутри и помчался по лестнице. Он так спешил, что забыл о правиле считать ступени.
Рабочие наверху стояли кругом, готовые направить статую на предназначенное место, которое очертили мелом. Каждый на случай падения опоясался веревкой, привязанной к вбитому в мрамор железному штырю. Марк обошелся без страховки.
Статуя словно парила рядом и чуть покачивалась, сверкая на солнце позолотой. Затем она медленно поплыла к ним и в итоге повисла над головами. Рабочие взялись за основание, которое начало очень медленно опускаться. Десятник выкрикивал команды, требуя сохранять скульптуру в правильном положении. Марк убрался с дороги и присел, чтобы не потерять равновесие.
Статуя еще висела в двух футах от колонны, когда он услышал резкий звук. Где-то щелкнула цепь.
Марк посмотрел на фигуру Траяна, которая чуть качнулась. Потом на подъемник, который тоже едва заметно пошатнулся. Потом механизм начал крениться.
– Нумины яйца! – заорал десятник. – Статуя сейчас рухнет! Держите ее!
Рабочие вцепились в скульптуру, но она так раскачивалась, что ее уже не удавалось направлять. Одна из деталей подъемника с оглушительным треском сломалась. Марк, стараясь сохранить равновесие и не угодить под статую, мельком увидел, что часть механизма валится набок, а люди внизу разбегаются. На секунду Марка охватило головокружение, и померещилось, будто статуя устойчива, а вращается все остальное – небо, земля и колонна под ним.
Статуя задела рабочего. Хотя размах был невелик, но вес придал чудовищную силу даже легкому касанию. Рабочий, размахивая руками, отлетел. Шагнув с колонны на верхнюю площадку лесов, он не устоял и продолжил пятиться. Марк надеялся, что человека удержит страховочная веревка, но узел на поясе оказался слаб. Она соскользнула, и рабочий свалился с лесов. Раздался пронзительный вопль. Затем тело с отвратительным шлепком врезалось в землю, и донесся страшный грохот: сломанная часть подъемника рухнула на греческое крыло библиотеки.
Марк запаниковал. Он представил, как статуя раскачивается все безудержнее, сшибая рабочих одного за другим, а после ударяется о колонну, выбивает верхний блок и обруши вает все сооружение.
Но вышло иначе.
Накренившись, статуя вдруг сорвалась и с резким стуком встала на колонну. Никто не пострадал, а когда все присмотрелись, то потрясенно обнаружили, что скульптура приземлилась точнехонько в меловой контур. Несмотря на сломанный подъемник, о лучшем не приходилось и мечтать.
Земля и небо понемногу перестали вращаться, все пришло в норму, и Марк осознал, что сжимает в кулаке фасинум. Костяшки пальцев побелели. Медленно отпустив амулет, молодой скульптор ступил на леса и глянул вниз, оценивая ущерб.
Подъемник восстановлению не подлежал. Часть крыла греческой библиотеки была разрушена, но, так как ее еще не достроили, потери оказались сравнительно небольшими. На мостовой в луже крови лежал исковерканный труп рабочего. К безжизненному телу подошли Аполлодор и Адриан. Аполлодор какое-то время смотрел на погибшего, затем поднял взгляд на Марка. Лицо мастера было пепельно-серым.
Марк, тоже не в силах говорить, вытянул руку и выставил большой палец, давая знать, что наверху все в порядке. Аполлодор от облегчения, казалось, едва не лишился чувств.
Адриан сделал шаг назад, чтобы не ступить в кровь, и тоже посмотрел на Марка – вернее, за него, на статую Траяна.
– Нос! – крикнул он.
О чем он? Марк запрокинул голову, глядя на статую. Позолота слепила глаза. Он обернулся вниз, к Адриану, и сделал жест непонимания.
Племянник императора расплылся в улыбке. Сложив ладони рупором, он прокричал:
– Нос… выглядит… идеально!
* * *Месяцем позже Луций Пинарий устроил в честь сына скромный пир.
Близилось официальное открытие колонны, и в ходе торжеств император и его главный архитектор окажутся в центре внимания. Луцию хотелось первым признать достижения сына и его колоссальный труд. Обед стал крупным событием в доме Пинария, где редко принимали гостей, помимо узкого кру га друзей Луция, большинство которых было в преклонных годах, да еще последователей Аполлония Тианского – не та компания, чтобы пировать как положено, ибо они не ели мяса и не пили вина.
В доме Луция уже много лет не готовили и не подавали мяса, и он не сумел заставить себя включить в меню убоину, в том числе рыбу и дичь, однако повар заверил его, что подаст такие яства, которыми никто разочарован не будет. Но без вина было не обойтись, поскольку приглашение принял член императорской семьи – Адриан. Луций не пил, но Марк ино гда употреблял вино, не возбранялось оно и гостям. Если их разочарует отсутствие мяса, то уж вином останутся довольны; его хозяин припас достаточно – по уверениям торговца, лучшего, как итальянского, так и греческого.
Сын уведомил Луция, что по такому случаю среди гостей должен быть скурра; ни одно заметное событие в среде римской знати не обходилось без подобного нахлебника, которому полагалось развлекать публику. В городе существовал целый класс таких людей, в буквальном смысле живших за счет остроумия. Скурры напрашивались на пиры в зажиточные дома и платили болтовней и шутками, вставляли в беседу двусмысленности, льстили хозяевам и добродушно подначивали гостей.
– Помилуй, да где же я его найду? – расстроился Луций, совершенно уверенный, что среди степенных последователей Учителя нет никаких скурр.
– Аполлодор обещает привести одного малого по имени Фавоний, – успокоил его Марк.
Аполлодор пригласил и начальника имперских архивов – Гая Светония, человека за сорок, который, прознав о знакомстве Пинария-старшего с Нероном и его давно почившим окружением, возгорелся желанием встретиться с Луцием.
И вот после многодневных приготовлений назначенный час настал. Гости явились дружной вереницей и были препровождены к обеденным ложам. Дом наполнился мерным гулом голосов, зазвучали разговоры и смех.
Скурра немедленно взял быка за рога. Фавоний был рыжеволос и кудряв, с пухлыми щеками и скособоченным носом; солидное брюшко выдавало в нем завзятого едока, не упускающего случая перекусить. Когда стало ясно, что мяса не подадут, Фавоний притворился обиженным:
– Вижу, накормят нас нынче, как гладиаторов: ни крошки мяса, только ячмень и бобы! Хвала богам, что гладиаторам дозволено вино.
Луций и Марк опешили от его наглости, но остальные рассмеялись, и впредь уже никто не заговаривал об отсутствии мяса и рыбы; грубоватое недовольство скурры исключило всякое ворчание в дальнейшем, и гости, напротив, соревновались в восхвалении мастерства и изобретательности повара.
Адриан и Светоний втянули Луция в разговор. Архивариуса интересовал Нерон, тогда как Адриан хотел во всех подробностях расспросить о дружбе хозяина с Аполлонием Тианским, Эпиктетом и Дионом Прусийским.
