Кингсли Эмис - Эта русская
– Ах, вот как. – Анна посмотрела на него с легким вызовом поверх бокала. – Только позвольте вам напомнить, это была ваша идея смыться не попрощавшись.
– Признаю, это было нехорошо, и завтра же утром позвоню госпоже Бенде. Получается, вам больше нравится молодежь?
– Ничего подобного, именно поэтому я остановилась там, где остановилась, у одноклассника моего отца, подальше ото всех Молодые все корыстолюбивы, невоспитанны и слишком много шумят.
– Ну, если вы про русскую молодежь, так я только рад, пусть пошумят, после стольких-то лет диктатуры.
– После стольких лет? Ну ладно, давайте не будем затевать политические дискуссии.
– Согласен. Так с кем же все-таки вы хотели встретиться в Англии?
– С влиятельными людьми.
Ричард уже некоторое время испытывал неприятное чувство, что их беседа напоминает разговор преподавателя со студенткой. Теперь же он просто опешил.
– С какими влиятельными людьми? Боюсь, я не смогу представить вас премьер…
– С людьми, влиятельными в поэзии, с кем же еще, уж конечно не с королевой и не с епископом Кентерберийским, непонятливый вы человек.
– Ну, существует поэт-лау…
– С людьми, которые раздают награды и титулы. Не обязательно с поэтами. И еще с журналистами. Со всеми, кто мог бы обеспечить моим стихам известность в Англии.
– А, понятно, – сказал Ричард. – Но, как я уже говорил, я не самый подходящий…
– Да нет, Ричард, ничего вам не понятно. Это нужно не мне, а другому человеку. Которому я пытаюсь помочь. Я ведь сказала, в России ничего не изменилось.
– Вы хотите кого-то оттуда вызволить?
– Я… Да, в определенном смысле.
– Подождите-ка, вы хотите сказать, что, если ваши стихи завоюют известность в Англии, вы сможете кого-то вызволить из России? По-моему, это звучит не очень…
– Я все могу объяснить, но сейчас не хочу. При следующей встрече.
В последней фразе послышался вопрос. Ричард проговорил:
– Да, я с удовольствием вас выслушаю. У меня есть ваш телефон, – И попытался мимически объяснить ей, что он действительно так и сделает. Вообще-то он подумал, что сейчас самое подходящее время предпринять еще что-нибудь, хотя бы взять ее за руку. Однако двое британских представителей описанной Анной молодежи, сидевшие за соседним столиком, услышали звуки русской речи и таращились на них самым невоспитанным образом, а кроме того, он хотел прямо сейчас узнать побольше об ее затее, чтобы потом, когда дойдет до дела, придумать веские объяснения, почему он никак не мог ей помочь. Потом он продолжал: – Но вы, я думаю, знаете, что есть другие, гораздо могущественнее меня.
– Думаю, что есть, Ричард, даже не сомневаюсь в этом, но я очень плохо знаю Англию, мои московские друзья не знают таких людей, зато я знаю вас, я читала вашу книгу в переводе, а теперь мне еще сильнее повезло – я познакомилась с вами и могу попросить вас о помощи как о личном одолжении. – Не дав ему обдумать ее слова, она продолжала: – На задней обложке вашей книги была фотография, она мне очень понравилась.
Она сказала это, не глядя на Ричарда, таким тоном, что можно было предположить, что фотография понравилась ей необычностью ракурса или тем, как отчетливо видны полоски на галстуке. Хотя она еще ни разу до него не дотронулась, если не считать робких попыток похлопать его по груди и по руке для пущей убедительности, он не мог отделаться от мысли, что Анна Данилова подспудно пускает в ход свои женские чары. Потом она вернулась к разговору:
– Я тогда увидела фотографию и подумала, какой вы славный и достойный доверия человек.
– Спасибо на добром слове, правда, я не помню, что там была за фотография. Наверное, старая, уж всяко до 1980 года.
– Да, я тоже так подумала, когда вас увидела. – На сей раз она продолжала без всякой паузы: – Вы ведь не читали моих стихов, нет?
– Нет.
– В них ничего примечательного. Я уверена, вам бы они не понравились. Кое-что один канадец, Анатолий Мак-Киннон, недавно перевел на английский. Мои друзья говорят, он хороший переводчик.
– Он действительно хороший переводчик А почему вы не попросите его вам помочь?
– Черта лысого он поможет. Он живет в Германии. Есть и другие причины. Он говорил, что собирается послать вам экземпляр книги, но, наверное, она до вас не дошла. Называется «Отражения в русском зеркале». – Последние слова она произнесла на своем очень топорном английском, – Это издатель придумал, не он и не я.
В голове у Ричарда шелохнулось, вернее, зашебуршилось смутное воспоминание, оставив его почти что в твердой уверенности, что книгу с таким названием действительно приносили к нему на работу, и теперь она лежит где-то нераскрытая.
– Я найду ее, – пообещал он. Беспричинное замешательство, которое он при этом испытал, внесло в голос повелительные нотки.
– Боюсь, вы об этом пожалеете.
– Ну, это вряд ли.
– Если верить вашей книге, вы тонкий ценитель поэзии.
– Это правда. В детстве я мечтал стать поэтом, еще до того, как понял, что это значит – быть поэтом. В юности выяснилось, что поэтического дара у меня нет, но я по-прежнему считаю поэзию высшим призванием. Знакомство с произведениями некоторых русских поэтов только укрепило меня в этой мысли.
– Боюсь, знакомство с произведениями данного конкретного русского поэта не укрепит. А если укрепит, для меня это будет приятным сюрпризом.
– Поживем – увидим.
Замешательство, возникшее у Ричарда в тот момент, когда разговор коснулся стихов его спутницы, все возрастало. Его тревожило, что он почти что согласился ей помочь, но в чем именно – не имел ни малейшего понятия. Он осознал, что его влечет к Анне Даниловой, практически в тот же момент, когда распознал в ней угрозу стройности своих убеждений и размеренности своей жизни. Впрочем, пожалуй, самое время подвергнуть их испытанию, проверке на прочность.
– Выпейте еще бренди, – предложил он в порядке эксперимента.
Она помедлила, потом качнула головой.
– Правда не хотите?
– Нет, спасибо. Я, может быть, дома еще выпью перед сном.
Он подумал, что осведомляться о том, сколько и что именно, будет несколько самонадеянно, поэтому просто попросил счет.
Улица была так же запружена, так же ярко и разнообразно освещена, как и раньше. Вскоре Ричард заметил на противоположной стороне такси и подозвал его. Водитель отреагировал сразу же, но у него ушло некоторое время, чтобы развернуться и подъехать поближе. Ричард обратился к Анне:
– Э-э… могу я вас попросить не разговаривать при таксисте по-русски?
– Это еще почему?
– Он потом станет слушать каждое слово.
– И поймет хоть одно?
– Конечно нет, не в этом дело. Он поймет, что мы говорим по-русски.
– В этой стране что, нельзя говорить по-русски? Он донесет в Скотленд-Ярд?
– Да нет, – проговорил Ричард, и сам чувствуя где-то логический прокол. – Просто он будет болтать с нами всю дорогу – откуда вы, надолго ли здесь и все такое.
– По-русски?
– По-английски. Мне придется говорить с ним по-английски.
– А разве нельзя попросить его помолчать? И потом, мне казалось, лондонские таксисты очень интересные типы.
– Ничего интересного, уверяю вас – Такси подкатило, и Ричард с облегчением схватился за ручку задней двери. – Залезайте, ладно?
– Прошу вашей светлости прощения, – выговорила Анна на своем английском. – О'кей?
Ричард – он все еще стоял на тротуаре, так что таксист мог его слышать, – забыл о собственном запрете и обратился к ней по-русски:
– Заткнитесь, ладно, Анна? Заткнитесь, и все.
Она зажала рот одной рукой, а другой помахала из стороны в сторону, будто что-то стирая.
– Господи, ну почему вы не можете вести себя нормально! – спросил он.
– Вы о чем, я всегда веду себя нормально, – отозвалась она с сиденья. – Или в вашей стране этим словом обозначают что-то особенное?
Шофер, который некоторое время таращился на Ричарда, теперь проговорил тоном усталого упрека, в котором не чувствовалось ни тени мужской солидарности:
– Слушайте, сэр, если вы хоть малость знаете по-нашенскому, не могли бы вы просветить меня, куда вам ехать? Потому как в таком случае я попробую вас туда отвезти. При условии, конечно, что вы уловили мой намек.
– Да, разумеется. – Ричард окончательно сдался. – Куда-то на юго-запад. Точный адрес я вам скажу через минуту.
– Когда вам будет удобно, сэр.
Глава четвертая
На следующий день Ричард с утра пораньше оказался в своем рабочем кабинете, не затем, чтобы поработать, но в надежде отыскать, если получится, хоть одно стихотворение Анны Даниловой. Прежде чем приняться за поиски всерьез, он вышел из кабинета и заглянул в тот уголок прихожей, где держал всякий «хлам, скорей бессмысленный, чем нет», – приблудные книги и журналы, непригодные для комиссионки, которые тем не менее жалко было выбросить. Тут многие годы копились официальные и неофициальные публикации из России, Восточной Европы, Центральной Европы, эмигрантская периодика со всей остальной Европы и из Америки.
