Хелен Браун - Кошки-дочери. Кошкам и дочерям, которые не всегда приходят, когда их зовут
Все, кто когда-либо проходил маммограмму или осмотр груди, знают, что лучше надеть юбку/брюки и верх, который легко снять. Если на вас останется хоть часть одежды, считайте, что вам повезло. Так что этот наряд подходил идеально.
Я примерила красную шляпу, в которой выглядела точь-в-точь, как моя мама. Если мне не изменяет память, нечто подобное носила еще бабушка; этот фасон уважал Уинстон Черчилль и до сих пор ценит Колин Фаррелл. Учитывая, что природа наградила всех женщин в нашем роду одной выдающейся фамильной чертой (а именно носом), мы должны радоваться, что нам подходит хотя бы такой головной убор!
Есть что-то успокаивающее в мысли, что твои предки веками были верны одной шляпе. Не сомневаюсь, что дочери, поэкспериментировав с беретами и широкими полями, поддержат семейную традицию. Я больше не боялась выглядеть, как моя мама. Значило ли это, что я наконец выросла? Красная шляпа с успехом реабилитировала бы непогожий серый день. Но, увы, для нее нужна была соответствующая прическа. Поэтому шляпа вернулась на полку.
Пролистав все старые журналы в приемной больницы, я наконец оказалась у рентгенолога. «Расслабьтесь, – сказала доктор, помогая мне принять правильную позу для маммограммы. – Вы слишком напряжены. Сдвиньтесь чуть-чуть вправо. Опустите плечи. Расслабьтесь. (Да я уже расслабилась!) Подойдите вперед. Правую руку на аппарат. Возьмитесь за эту ручку. Нет. Отойдите назад. Вот так. Расслабьтесь, – говорила она, сплющивая мою правую грудь между двумя пластинами механизма. – Вдохните. Не двигайтесь. Теперь возьмитесь за ручку».
Это повторилось три раза, а через пять минут доктор выскочила в холл, извинилась и сказала, что недодержала снимки, так что придется все переделывать. Меня удивила ее некомпетентность. Хотя потом я поняла: она вполне могла притвориться, что ошиблась, поскольку не хотела нервировать меня раньше времени. Вскоре доктор проводила меня в кабинет для ультразвукового исследования.
В отличие от рентгенолога, которая явно была не расположена общаться с пациентами, узистка страдала словесным поносом. Она выдавила теплый гель мне на грудь и осмотрела ее при помощи УЗИ-сканера. Обычно я люблю задавать вопросы врачам – так я чувствую, что они тоже люди, а не безликие ученые в белых халатах. Но с этим доктором я не могла вставить ни слова! Она рассказала о своих детях и внуках, о засухе, о том, где живет, а под конец спросила, не чудесно ли, что в наши дни все могут записаться на УЗИ, чтобы проверить грудь?
– Вы такая молодец, обязательно побалуйте себя чем-нибудь вкусненьким, когда вернетесь домой, – щебетала она. – И не один раз!
«Господи, да что с ней такое?» – недоумевала я, пока доктор вытирала гель бумажными салфетками, помогала мне надеть больничный халат и провожала в холл.
Не люблю замкнутые пространства. В холле было пусто, если не считать очередной пачки журналов. Эти по большей части рассказывали о доме и декоре. Рассеянно пролистывая фотографии белоснежных кухонь, за окнами которых простирался неправдоподобно синий морской пейзаж, я вдруг заметила, что остальные пациентки уже ушли…
Получается, про меня забыли и заперли здесь! Я не испытывала ничего подобного с тех самых пор, когда в начальной школе учитель закрыл меня в шкафу для щеток во время перемены. Я всегда попадала в беду из-за своего неуемного языка. Но теперь-то я уже взрослая! В сердце закралось тревожное чувство. Я хотела как можно скорее одеться и пойти домой.
– Ах, вот вы где! – воскликнула рентгенолог-индианка в белом халате.
Сверкая глазами, она проводила меня в кабинет, где уже лежали снимки моей правой груди. Десятки белых шариков, похожих на маленькие звезды, обозначали места скопления солей кальция. Что, в свою очередь, могло быть признаком неправильной работы клеток. Доктор очень осторожно подбирала слова.
Живущее во мне первобытное существо спряталось в углу кабинета и оттуда с опаской наблюдало за врачом.
Доктор назначила мне биопсию и записала к хирургу на следующий день. Она настоятельно рекомендовала привести с собой кого-нибудь для поддержки.
«Я что, умираю?» – подумала я, чувствуя, как внутри все замирает.
Мне казалось, что в кабинете сидит не одна Хелен, а несколько, и каждая по-своему переживает случившееся. Та, прежняя Хелен шла за мной по пятам, стояла рядом, пока я ехала на лифте, а потом села ко мне в машину. Она с любопытством наблюдала за тем, как внимательно я изучаю вцепившиеся в руль руки. Выступающие синие вены я унаследовала от мамы, они были неотъемлемой частью меня. По ним бежала кровь, в них бился пульс – кто знает, сколько еще он будет биться?
Пока я набирала номер Филиппа, пальцы у меня дрожали. Он вышел с совещания, чтобы ответить на звонок. Муж мягко сказал, что завтра обязательно сходит со мной в больницу. Я хотела, чтобы он разрыдался и закричал, что не хочет меня терять, что не позволит мне умереть! Тогда я смогла бы ощутить всю реальность ситуации.
Но ради его блага я старалась держать себя в руках. И Филипп поступал точно так же. Он спросил, не хочу ли я, чтобы он приехал и забрал меня из больницы. Да, да, увези меня отсюда, спаси меня! Но холодный голос рассудка заставил меня отказаться. Ведь в этом случае придется оставить машину в городе.
Я вышла из кабинета врача всего несколько минут назад, но уже сидела и представляла, как семья справится без меня. Для Филиппа это будет совершенно новый опыт. Он еще никого не терял, если не считать бабушек и дедушек. Мне нужно быть сильной для него.
Зато есть человек, который уже проходил через это. Мы с Робом через многое прошли вместе. Конечно, мы по-разному переживали смерть Сэма – и переживаем до сих пор. Но справиться с болью нам помогла Клео – черная кошка оставалась той ниточкой, которая связывала нас с Сэмом почти четверть века. В двадцать четыре года Роб страдал язвенным колитом, ему удалили толстую кишку. Так что сын куда лучше меня знал, каково это – быть одиноким, напуганным и преданным собственным телом.
Когда Роб узнал о случившемся, я сразу ощутила нашу эмоциональную связь. Он был очень осторожен в высказываниях, но я чувствовала: сын со мной, он рядом.
– Это ерунда по сравнению с тем, через что тебе пришлось пройти! – ободряюще сказала я по телефону.
На самом деле, с того момента, как врач упомянула о неправильной работе клеток, я впервые нашла силы быть честной с самой собой. Мы оба понимали, что доктора старались выдавать информацию аккуратными порциями, чтобы подготовить нас к результатам завтрашних анализов…
Отключая телефон, я была на удивление спокойна. Может, мой мозг наконец-то преодолел потрясение и включился в работу, но разговор с Робом заставил меня с надеждой взглянуть в будущее. Даже если все настолько плохо, что мне пора выбирать музыку для похорон, это не самый худший сценарий. Куда страшнее терять ребенка, который только начал жить. Вот это – настоящая трагедия.
Я включила радио, и в машине зазвучала джазовая заставка к четырехчасовым новостям. В Египте в железнодорожной катастрофе погибли сорок два человека; от Канады отделился кусок льда площадью семь квадратных миль. Да, обращаться за поддержкой к радио не самое продуманное решение. Это даже хуже, чем думать о тех, кто не попал в новости: о детях, страдающих от тяжелой болезни, или о взрослых, которым придется жить с горькой болью утраты.
В конце выпуска сообщили, что военные Шри-Ланки вытеснили из главного города в северном районе Маннар группировку «Тамильских тигров»… Снова Шри-чтоб-ее-Ланка.
Если и было что-то хорошее во всем случившемся, так это то, что Лидии теперь придется отменить поездку. Вряд ли она захочет ехать на другой конец света, чтобы сидеть на вершине скалы в то время, как ее мать борется с тяжелой болезнью. Признаюсь, в тот момент я даже поблагодарила Бога/Будду/мать-природу за свои «неправильные клетки».
Проезжая по берегу реки, в которой отражалось серо-стальное небо, я раздумывала и о других положительных моментах. В конце концов, врачи пока не сказали ничего определенного – быть может, все еще не так страшно. С другой стороны, слишком уж они интересовались историей моей семьи. Несколько лет назад Мэри, моя сестра, перенесла мастэктомию, а две тети умерли от рака груди.
Внезапно мне в голову пришла еще одна замечательная идея. Если я действительно тяжело больна, значит, можно с чистой совестью отменить тренировки в спортзале, куда я ходила два раза в неделю!
Девочки сидели на кухне, когда я зашла в дом и поставила сумку на стол. Мои малышки, мои доченьки, уже такие взрослые… Они заслуживают того, чтобы знать правду.
– Доктор сказал, что мои клетки работают не так, как нужно, – сказала я твердым голосом, как учитель, сообщающий о дополнительном задании на дом. Слова прозвучали так, будто я намеревалась пробить ими стену. Тактичность никогда не была моей сильной стороной. – Но все в порядке.
