Джонатан Кэрролл - Замужем за облаком. Полное собрание рассказов
У нас были друзья, жившие на Плам-Хилл. Дома там большие и старые, и от многих к озеру спускается длинная лужайка. Там провел одно лето Граучо Маркс и якобы сказал, что это было бы прелестное местечко, не будь там так красиво. Когда я оказываюсь на Плам-Хилл, меня всегда очаровывают эти здания – они восседают на холме, внушительные, как пожилые властные государственные мужи, и уверенные, что выглядят внушительно, даже если ты не знаешь, кто их хозяева. Время от времени мы с Робертой обсуждали, каково было бы жить на Плам-Хилл, но в глубине души понимали, что это не для нас. Что бы мы делали по соседству с Питером Даусоном – владельцем крупнейшей газеты в штате? Или Декстером Льюисом – королем ломбардов? Этих людей видели в городе по субботам в свежевыглаженных брюках цвета хаки и хлопковых рубашках, когда они приезжали подстричься или купить молоток в скобяной лавке. Все они кивали нам, и порой кто-нибудь мог сказать несколько вежливых, ничего не значащих слов, стоя в очереди к кассе. Но, выйдя из магазина, «Пламы» отъезжали в своих новеньких «мерседесах», пока ты рылся в карманах в поисках ключей от своего несколько недель не мытого «шевроле». Существование неравенства в мире не так уж угнетает тебя, и все же порой задержишься у двери своей машины и вздохнешь.
Остановившись у бензоколонки, я воспользовался телефонной книгой в будке телефона-автомата, чтобы узнать ее адрес. «Б. Рашфорт – Плам-Хилл 67а». Я предположил, что маленькое «а» и означает разницу между ее сторожкой и главным домом. Небо начинало по-утреннему синеть, но к тому времени, когда я въехал в ворота Плам-Хилл и стал рассматривать номера, сделалось из серо-белого почти бурым. Из проезда выбежал большой черный лабрадор и с лаем погнался за машиной, пока через несколько домов не утратил к ней интерес и не повернул домой, виляя хвостом. Шестьдесят три, шестьдесят пять, шестьдесят семь. Имя на почтовом ящике было ни больше ни меньше как Сэмюэл Морган, единоличный владелец компании «Морган компьютер». Вы знаете, о ком я говорю, – каждая такая машина стоит миллионы и является любимой игрушкой в министерстве обороны США. Думаю, самому ему нет и сорока, но он слывет астрономически богатым. Бини сняла сторожку у этого парня?
Дорожка вилась и вилась вокруг и вверх, пока не стало хоть что-то видно. Сначала появилась «сторожка», хотя сторожить там было нечего. Рядом не стояло никакой машины, и, насколько я видел, в большом доме тоже никого не было. Я чувствовал себя как вор, высматривающий щелку. Я не вор и не шпион, но решил пошпионить. Впрочем, я не стал скрываться, так что если бы кто-то появился, то сразу бы меня увидел. Но у меня было серьезное намерение заглянуть во все окна и найти какие-нибудь ключи к разгадке, если таковые имеются.
Пошел снег, но легкий и игривый. Моя затея несколько подняла мне настроение. Это было настолько не в моем духе – совать нос не в свое дело и заглядывать в чужие окна, – что я не удержался от улыбки, хотя раздражение не проходило.
Снежинки начали прилипать к моим очкам и таять. Мне пришлось протереть стекла, прежде чем по-настоящему начать шпионить. С очками в руке я огляделся и понял, какое в самом деле это было прекрасное место. Несколько акров лужайки, темные деревья по краям, коричнево-зеленая неподвижность озера за крупными кружащимися снежинками…
Домик Бини не представлял собой ничего особенного.
Маленький, как солонка, цвета осиновой коры, коттеджик в стиле Кейп-Код – снаружи он казался уютным и прекрасным местом для жилья одному, ну от силы вдвоем. В окнах светились тонкие розовые занавески. Я заглянул издали и увидел кушетку, накрытую ситцем в цветочек. Снова надев очки, я подошел к окну в гостиной. Типичная обстановка – соответствующая домику мебель, несколько половиков, скучные обои. Без всякой причины я посмотрел на часы и усмехнулся. Слишком много я смотрел телевизор. Сам того не сознавая, я шпионил так, как это делают по телевизору: взгляни на часы, почаще оглядывайся, не задерживайся у одного окна, поскорее переходи к следующему. Снова взгляни на часы – у тебя не так много времени. Я не имел представления, сколько у меня времени, прежде чем меня заметят за этим занятием и позвонят в полицию, после чего меня ждут большие неприятности.
Медленно передвигаясь вокруг дома, я миновал кухню с остатками завтрака – нож на тарелке с хлебными крошками, на блюдце опрокинутая чашка. Что-то мелькнуло в голове, но прошло еще несколько минут, прежде чем я смог ухватить ускользающую мысль. Маленькое окошко в ванную. Встав на цыпочки, я различил желтую душевую занавеску и брошенное на раковину мятое полотенце.
Я уже было шагнул к следующему окну, когда осознал: беспорядок!
Во всем ее доме царил беспорядок. Бини Рашфорт, Терминатор каждой пылинки, гроссмейстер швабры и веника – «берегись, грязь, я иду!» – жила в доме с мокрыми полотенцами и пятнами клубничного варенья на скатерти? В это было не просто трудно поверить, это было почти невозможно. Знаю: люди – это чудовищная мешанина противоречий, и в жизни ничему не надо удивляться, но, если бы вы видели результаты работы этой женщины, вы бы вполне поняли, почему невозможно было вообразить ее живущей таким образом.
Все еще не опомнившись от изумления, я подошел к последнему окну и увидел умершую Аннетту Тогуолдер. Она сидела на кровати Бини Рашфорт и читала журнал.
Это была шутка, розыгрыш; я был пьян; я сошел с ума. Она умерла. Она не могла быть там. Но вот же, она определенно здесь. Умершая двадцать лет назад Аннетта перелистывала страницы журнала. Не сознавая того, я прижал голову к стеклу, потому что мир вдруг стал для меня совершено новым местом.
– Аннетта? – Я приложил к стеклу и руку. Оно было холодным. Я чувствовал это. Девушка взглянула на меня и улыбнулась. Мне было пятьдесят пять лет, и я подумал… Забудем, что я подумал. Я ошибся.
Она встала и вышла из комнаты. Я по-прежнему прижимал голову к стеклу и глядел на измятую, разворошенную постель, где она только что сидела. Никогда в жизни я не был так близок к ответу, но я окаменел. Все во мне вопило, и кричало, и потрясало прутья клетки. Выпусти нас. Дай убежать. Огонь близок, и он нас убьет.
– Профессор Сильвер?
Я обернулся. Передо мной стояла Аннетта.
– Вы меня напугали.
Она кивнула – понимаю, мол.
– Не знаю, что и делать. Разве можно говорить со Смертью?
– Да, профессор. Нам нужно поговорить.
– Это все из-за Бини?
Она снова кивнула, а потом жестом предложила следовать за ней. Мы прошли через длинную лужайку и спустились к эллингу у озера. Перед ним была сосновая скамья, и мы сели.
– Она думала, что будет лучше, если я приду первой, потому что нам с вами больше всех нужно поговорить об очень многом. Остальное не так серьезно.
– Иногда мне снится, что я говорю с мертвыми. Иногда сны так живы.
Она нахмурилась:
– Это не сон. Я действительно здесь, и нам нужно поговорить, так что, пожалуйста, не щиплите себя и не подпрыгивайте, стараясь проснуться. Это по-настоящему, я настоящая. Я умерла, но сейчас я здесь.
– Почему?
Она прищурилась:
– Потому что ненавижу вас, и вы должны это знать. И тогда это была ваша вина. Или в большой степени. Вы стали соломинкой, сломавшей мне спину. Вы сказали, что моя книга никуда не годится, и – бац! – я не выдержала.
– Ах, Аннетта, я не сделал…
– Нет, сделали! Я не была тупой, вы знаете. Я поняла, что вы говорили.
– Мне следовало солгать? Вы говорили, что хотите правды.
– Я хотела, но не такой, которая убьет меня. Ваша правда была как нож в мои чертовы мозги!.. Я была так уверена, что роман хорош. Так уверена, что вы скажете: «Аннетта, это ошеломляюще! Это ни на что не похоже». – Она придвинулась ближе, яростно тыча в меня пальцем. – Помните, что вы сказали? А? Я помню. Вы сказали: «По-моему, в некоторых местах вы чересчур приблизились к огням ваших любимых писателей. Иногда вы пользуетесь их теплом, чтобы согреть вашу прозу». Напыщенный, самодовольный осел! Это был мой огонь! Это я зажгла все огни в той книге…
– Аннетта, хватит, – раздался у меня за спиной твердый голос Бини.
И прежде чем обернуться, я увидел, как выражение злобы исчезло с лица девушки, словно кулак, который нужно прятать. Она по-прежнему ненавидела меня, но еще больше боялась того, что случится, если она не повинуется.
Я ощутил на плече чью-то руку.
– Привет, Скотт. Не ожидала вас так скоро. Иди в дом, Аннетта. Ты сможешь еще поговорить с ним позже.
Как склонная к гипертрофированной реакции молодая женщина, какой она и была – или была прежде, – она встала, не удостоив меня взглядом, громко цыкнула и потопала прочь. Взглянув на ее обувь, я заметил, что на ней те же сапоги для верховой езды, которые она носила, когда они были в моде – в пору нашего знакомства.
