Люси Кларк - Единственный вдох
Прижимая телефон плечом, Ева берет рамку и медленно протирает краем платья, пока на стекле не остается никаких следов, затем ставит назад на полку.
– Значит, ты вернешься домой? – спрашивает мать.
– Домой? – переспрашивает Ева, отрываясь от своих мыслей. – Нет, пока нет.
– Почему? – переходит мать на повышенный тон.
– Мои планы не изменились.
– А как же ультразвук?
– Не поверишь, в Австралии тоже есть больницы, – отвечает Ева, закатывая глаза. – К тому же через пару дней приедет Кейли.
Волнения матери ей ни к чему, Еве лишь нужно от кого-то услышать, что это отличная новость, что она будет замечательной матерью.
– Ты с ума меня сведешь – ездишь там одна, да еще беременная! – Мать всегда была очень эмоциональной, а значит, любая проблема Евы мгновенно становилась ее собственной проблемой. Беременность дочери – это ее беспокойство, ее содействие, ее страхи. – Может, вернешься жить ко мне, а гостевую переделаем в детскую, и…
– Мама, – резко обрывает ее Ева.
Она выходит на террасу: на пляже ни души, солнце маняще светит над бухтой. Ева провела на Уотлбуне три дня и уже чувствует некую удивительную связь с островом, тем более Джексон в детстве проводил здесь лето: играл на пляжах, занимался серфингом, нырял, ловил рыбу с пристани и с лодки отца. А теперь, столько лет спустя, здесь оказалась Ева и ребенок, которого она носит, – они ходят по тем же берегам, любуются теми же видами. Ева ступает по следам Джексона, которые будто по-прежнему видны в песке.
– Сейчас я хочу быть именно здесь.
Вечером она берет недавно купленную бутылку вина и идет вдоль побережья к дому Сола. Он не заходил к ней в хижину, лишь махнул рукой издалека, когда нырял в бухте.
Воздух пропитался запахом водорослей, у самой кромки воды снуют крабы. Каменистая тропа ведет к крутому, поросшему деревьями холму, на вершине которого и начинается участок Сола. В глубине, среди эвкалиптовых деревьев, расположился скромный деревянный домик на сваях.
Стоя к Еве спиной, Сол разделывает рыбу на старом деревянном верстаке, рядом с которым валяется выцветшая синяя байдарка. На нем темная футболка и шорты, он не обут. Крепкая шея, прямо как у Джексона – Ева представляет, как касается темных волос у мужа на затылке, проводит кончиками пальцев под воротником рубашки, где долго сохраняется запах лосьона после бритья.
Не сдержавшись, Ева шумно вздыхает, и Сол резко поворачивается. На его растрепанные темные волосы полосами падает солнечный свет.
– Ева?
– Привет, – неуверенно произносит она. – Я… вот принесла кое-что. Это тебе. В благодарность за хижину.
– Не стоило, – едва ли не резко отвечает Сол.
«У него ведь руки в рыбе», – понимает Ева и неловко прижимает бутылку к себе.
– На ужин? – кивает она в сторону верстака, прерывая молчание.
– Ага. – Снова пауза. – Может… присоединишься?
Ева краснеет: она и не думала навязываться. Впрочем, перспектива приятная – остаться и поговорить.
– Было бы здорово.
Три ярко-зеленые птицы вдруг срываются с дерева позади и, поблескивая переливающимися крыльями, устремляются ввысь.
– Ласточковые попугаи, – объясняет Сол, проследив за ее взглядом. – Прилетают каждую весну с материка, через пролив Басса. Наверное, устроили гнездо в каком-нибудь дупле за домом.
С пронзительной трелью птицы скрываются в кроне дерева на другой стороне участка.
Ева осматривается.
– Милое у тебя местечко. Это сюда вы приходили в детстве?
Сол кивает.
– А где же хижина?
– Раньше была прямо на месте дома.
– Понятно.
Как-то Джексон усадил ее на колени и начал рассказывать:
– У нас в Тасмании пунктик насчет хижин. Это убежище, где можно скрыться от цивилизации, насладиться личным пространством. Папе когда-то там нравилось…
Он сказал это с такой грустью, что стало понятно, как сильно Джексон скучает по отцу. Ева обняла его и поцеловала в губы.
– За что? – спросил он.
– Просто за то, какой ты есть.
Сол говорит:
– Пойду промою рыбу. Заходи в дом, налей себе что-нибудь.
Внутри пахнет свежим деревом. Гостиная – она же столовая – отделена от террасы раздвижными дверями. В углу – дровяная печь, бревна и хворост для растопки. Обстановка простая: широкий коричневый диван, низенький кофейный столик из необработанного дерева и огромный книжный шкаф, подсвеченный двумя старыми рыболовными лампами.
На стенах фотографии в стеклянных рамках. Снимок из-под воды: солнце пробивается сквозь поверхность моря; бескрайние песчаные дюны, напоминающие припорошенный первым снегом горный хребет; Джексон с тяжеленным рюкзаком у Мачу-Пикчу[4].
У Сола большая коллекция книг, связанных с морской жизнью: «Австралийский рыбак», «Биография трески», «Морской промысел», «Размышления о фридайвинге», «Море вокруг нас», «Узлы и мачты», «Кораблекрушения Тасмании». Но этим полки не ограничиваются – художественной литературы тоже немало, от классики до современных романов.
Вдруг имя на корешке книги привлекает ее внимание: Линн Боу. Мать Сола и Джексона.
Ева ставит бутылку вина на столик и осторожно достает книжку.
Джексон говорил, что их мама была писательницей и любила бывать на Уотлбуне – здешний простор давал вдохновение. Когда мальчишки были маленькие, она водила их то на один, то на другой мыс, и там, на открытом пространстве, они устраивались за чтением или рисованием, пока Линн писала.
С внутренней стороны обложки черно-белая фотография красивой женщины с длинными волосами, скромно заколотыми сзади. Глаза как у Сола – большие, темные и серьезные.
На первой странице посвящение: «Дирку. Как всегда».
Трудно представить мужчину в стоптанных носках, от которого разит виски, рядом с этой привлекательной молодой женщиной. Со слов Джексона Ева знала, как подкосила его отца смерть Линн. Она была главной в их семье, была солнышком, вокруг которого вращались трое мужчин.
– Моя мать, – вдруг говорит Сол.
Ева изумленно оборачивается. Он стоит в дверном проеме и пристально смотрит на нее. У Евы вспыхивают щеки.
– Она была очень красивой.
– Да, – соглашается Сол. – Была.
Ей хочется добавить что-то еще, но Сол уже уходит на кухню.
Он моет руки, вытирает полотенцем и начинает крупно нарезать перец чили, чеснок и кориандр.
Ева стоит, оперевшись о столешницу, предлагает помочь – дважды, – и на второй раз, просто чтобы занять ее, Сол поручает Еве сделать салат.
Он фарширует рыбу нарезанными травами и пряностями. Так странно – в этот дом давно не заглядывала женщина.
– Сегодня поймал? – спрашивает Ева.
– Ага, подводным ружьем. Австралийский лосось. Повезло, собрались косяком почти у берега.
Сол кладет каждую рыбину на большой кусок фольги, вспоминая, как кружили в воде рыбы, сверкая на солнце серебристыми хвостами. Он просто стоял на месте и смотрел. Порой Сол даже не нажимает на курок: ему нравится наблюдать, как они снуют в воде, как блестит чешуя.
– Лучше, чем ловить на удочку? – интересуется Ева, надрезая помидор.
– По крайней мере, так честно, – отвечает он. – Ловишь только то, что можешь съесть, и к тому же никакой наживки. А если вернешься с пустыми руками – что ж, значит, удача сегодня на стороне рыбы.
– В то утро, когда я только сюда приехала, ты нырял без ружья.
Сол кивает.
– Иногда просто плаваю под водой. Без всяких там аквалангов, задерживаю дыхание.
– Я видела про это передачу: люди ныряют на невероятную глубину, да?
– Некоторые да. Рекорд фридайвинга без утяжелителей и креплений – сто двадцать один метр.
– Не может быть! Какие же надо иметь легкие! Ты как-то замеряешь глубину?
Сол сбрызгивает рыбу маслом чили и выжимает сверху пару лаймов. Отдергивает палец, когда сок попадает на царапину.
– Нет, мне все равно. Приятно, что не надо возиться с баллоном или каким-то оборудованием. Да и увидеть так можно больше, рыбу обычно пугают пузырьки воздуха.
Ева выкладывает помидоры в салатницу, начинает резать латук.
– И что тут можно увидеть?
– Дайвинг на Уотлбуне – это совсем не как в тропиках. Тут и скаты, и рыбы-лопаты, и австралийские акулы, и морские драконы.
– Морские драконы?
– Они из семейства игловых – как морские коньки, только крупнее. – Сол ополаскивает и вытирает руки, достает хлеб и режет большими ломтями. – Уотлбун – одно из немногих мест, где их можно наблюдать.
– Джексон рассказывал, что любил бывать здесь в детстве.
Вот оно. Джексон.
Сол был у отца, когда узнал о случившемся. Дирк смотрел телевизор и пил пиво, как вдруг раздался звонок. Воздух будто наэлектризовался. Отец взял трубку и резко выпрямился. Слушал, открыв рот, но не сказал ни слова, просто позвал к телефону сына: далекий голос полицейского с английским акцентом сообщил о несчастном случае на рыбалке. Сол спросил, где все произошло, кто там был, нашли ли тело.