Уильям Голдинг - На край света (трилогия)
Вахты в ту ночь я почти не запомнил, хотя она оказалась короткой. Меня вызвали на вахту. Против сильного ветра я проковылял к шканцам и скрючился у юта. Помню свет, особый штормовой свет, который невозможно описать и в который – именно поэтому – многие не верят. Казалось, светился сам воздух.
Ко мне подошел Чарльз.
– Ступайте в каюту, Эдмунд. Здесь от вас все равно никакого толку.
– Когда же это кончится?
– Кто знает? Вы бы прилегли… Камбершам вон тоже свалился.
– Как?! Если даже Камбершам…
– Нет-нет, обошлось без членовредительства. Просто не выдержал, несмотря на привычку к такого рода вещам, понимаете, о чем я? Идите. Я провожу вас. Ваше место сейчас в койке. Там и оставайтесь!
Пожелание отнюдь не героическое. В свою защиту могу сказать только, что в те сутки остальные пассажиры даже не рискнули вылезти на палубу. Не думаю, впрочем, что они были напуганы больше моего. Скорее всего в них возобладал здравый смысл. В пассажирском салоне Бейтс рассказал, что Чарльз разрешил переселенцам и подвахтенным матросам оставаться в гамаках. Я боялся представить, как выглядит их переполненная палуба, тем более что волны время от времени перекатывались через шкафут и, подобно водопаду, устремлялись на бак. Немного качало, но судно поднималось и опускалось ровно, не рыская, словно шло по узкому тоннелю, который не давал кораблю уклоняться в стороны.
Я добрался до каюты и без сил упал на койку, хотя в сущности ничего не сделал. Проснулся я серым утром, под нескончаемый гул ветра. Как сжалось истерзанное сердце при таком безрадостном пробуждении! А что творилось с детьми? Может быть, родители и друзья убедили их, что бояться нечего? О нет! Бледные лица и дрожащие губы куда убедительней слов. То шепот, то крики, то вспышки гнева, истерика и слезы – бедняжки, конечно же, понимали, что творится кругом!
День не принес никаких изменений. Я с трудом собрал силы, чтобы выползти из каюты, да и то – выгнали меня оттуда естественные потребности. Я натянул плащ и все остальное и добрался до салона. Там с невидящим взором сидел мистер Боулс. Я сел рядом и тоже уставился в никуда. Как ни странно, но вместе молчать было легче. Прошло немало времени, прежде чем он промолвил:
– Качать не успевают.
– Да.
– Скоро и мы понадобимся.
– Да.
– Если честно…
Повисла тяжелая тишина. Боулс откашлялся и продолжил:
– Если честно, я все время спрашиваю себя, не стоит ли отринуть всякую надежду, выползти отсюда, рухнуть на койку…
– Я уже пробовал. Не помогает.
Дверь в салон распахнулась. Наш бравый офицер, Олдмедоу, тяжело дыша, рухнул на скамью напротив нас.
– Некоторым, видимо, до сих пор кажется, что весь корабль должен на них работать.
– Это что – оскорбление?
– Как похоже на вас, Тальбот! Возражать будете, когда заимеете такие же руки.
Он выставил перед собой воспаленные, окровавленные ладони.
– Воду откачивал. Он забрал моих солдат, даже не спросив разрешения! Сказал только: «Некому качать».
– Лейтенант Саммерс?
– Он самый, дружок ваш, чертов лейтенант Саммерс…
– Возьмите ваши слова обратно!
– Господа!
– Вы мне надоели, Олдмедоу! И ответите за такие речи!
– Что мне за радость стреляться с вами, Тальбот, если море все равно нас прикончит? А Саммерсу я сказал: «Почему бы вам не позвать пассажиров: Боулса, Пайка, Тальбота, Викса, Брокльбанка?» Даже этот старикан продержался бы пару минут. Я…
Он повалился на столешницу. Боулс вскочил и бросился к нему, но Олдмедоу прохрипел:
– Оставьте меня, черт вас дери!
Он с трудом встал на ноги и поволокся в каюту. Боулс, качаясь вверх-вниз, вернулся к своему месту и упал на скамью от очередного рывка. Мы застыли в молчании.
Позже я оставил Боулса, сходил по нужде и уселся рядом с гудящим тросом, с помощью которого спускали в море бурдюки с маслом. Несмотря на улиточный след и прочее, казалось, мы плывем под водой, а не по ней. Промокнув от брызг, я вернулся в салон, но Боулса там уже не было. Едва я занял свое место, как появился Пайк. Мелкий и невзрачный, он, может быть, и терялся в обществе, зато та же самая миниатюрность определенно помогала ему избежать увечий во время шторма. Сейчас, к примеру, он то ли проехал по нетвердой палубе, то ли пролетел над нею и приземлился на скамью, точно птица на шесток – бледный, но вроде бы трезвый.
– Добрый день, Эдмунд. Шторм просто ужасный.
– Того и гляди сдует, мистер Пайк.
– Мы же договорились – Ричард.
– О Боже! Сперва Боулс, потом Олдмедоу, теперь вы! Ладно, Ричард так Ричард.
– Как-то оно поприятнее, не находите, Эдмунд?
– Нет, не нахожу.
– Как-то подружелюбнее.
– О Гос… Как ваши домочадцы, Ричард?
– Мы с миссис Пайк – возможно, вы слышали, Эдмунд, – несколько повздорили. Это случается в каждом доме – когда люди долго вместе, Эдмунд, они, знаете ли…
– Сомневаюсь.
– Вы же не женаты, верно?
– И что, черт побери?
– Женатый бы понял. С тех пор как мистер и миссис Ист начали помогать миссис Пайк, девочкам, нет сомнений, стало получше.
– Хоть у кого-то хорошие новости.
– Да-да. Знаете, некоторое время назад, когда тралом оторвало часть киля…
– Вы изъясняетесь как заправский моряк, мистер Пайк.
– …я был почти уверен, что они умирают. Но как только мы последовали совету мистера Бене…
– Опять Бене!
– Он предположил, что от бесконечной качки девочек подкосила морская болезнь. Сказал, что тем же самым страдал адмирал Нельсон.
– Не может быть!
– Оказывается, Нельсон спал не в койке на козлах, а в свободно болтавшемся гамаке – так качку легче переносить. Бене предложил…
Я вскочил на ноги. Меня мотнуло в сторону.
– Но это же я придумал!
– …чтобы мы повесили для них гамаки, тогда качка станет ощущаться не так остро и даже превратится в подобие игры…
– Моя мысль!
– Да какая разница, чья мысль, Эдмунд? Главное, что она помогла! Им стало гораздо лучше.
– Я приходил к вам – постучал в дверь, заглянул в каюту. Там была мисс Грэнхем. Но стоило мне заикнуться в точности о том же самом, как она строго нахмурилась и буквально заткнула мне рот! Глаза каменные: «Ни слова, мистер Тальбот! Закройте дверь!»
– Как я уже сказал, Эдмунд, не важно, кто это придумал. Детям лучше – и это главное!
– Нет, я придушу эту женщину!
– Кого?!
– Из-за его золотистых волос и девичьего румянца… Чтоб мне после смерти в аду гореть!
– Эдмунд, Эдмунд!
Я тяжело уселся на скамью. В плаще было жарко, я чертыхнулся и рывком расстегнул его. Меня трясло от гнева.
– Она начала унижать меня с первой же минуты знакомства!
– Почему вы так сердитесь? Им лучше!
– Я рад за них, Пайк…
– Ричард.
– Ричард. Очень рад. Вашим девочкам лучше, и это главное. А я…
– Миссис Ист нам очень помогает: поет им, учит с ними песенки. Фиби, по-моему, не очень музыкальна, а вот Арабелла распевает, как соловей. У меня и у самого неплохой голос.
– Хотелось бы верить.
– Вы как-то странно выражаетесь, Эдмунд. Выпили лишнего?
Судя по всему, он продолжал говорить, но я уже ничего не слышал. Тихого, незаметного Пайка легко было не слушать. Когда я пришел в себя, в салоне никого не было.
– Бейтс! Где, дьявол вас разбери, мой бренди?!
– Вот он, сэр. Пришлось просить у Веббера, сэр. Запасы подходят к концу, сэр.
– Еще.
– Сэр!
Я протянул ему стакан, и он послушно забрал его.
Так все и началось: момент, которого я до сих пор стыжусь и долго еще буду стыдиться. Ярость порождала новую волну ярости. Во всем, разумеется, виновата миссис Преттимен, но Бене! – как запросто он украл мою идею! Вот его она почему-то не выгнала и послушно сделала так, как сказал он! А не я! «Ни слова, мистер Тальбот! Закройте дверь!» Да все они сговорились…
Потом я стоял в темном коридоре, вода под ногами переливалась из угла в угол, ударяя в двери и переборки. Я твердо решил всем отомстить – но где же Бене? Неуклюже выбравшись на палубу, где дрожали под ветром промокшие черные леера, я бросился искать его, и тут же, словно по велению судьбы, он явился сам, вылез откуда-то – не иначе как был занят починкой фок-мачты. Лейтенант меня не заметил – он сорвал шляпу и тряхнул золотистой шевелюрой, откровенно радуясь, что выбрался наружу из духоты, царившей на нижних палубах. Едва я собрался к нему обратиться, он проскочил мимо, точно меня и не было! Я упрямо последовал за ним в коридор. Бене усердно изучал капитанские правила, покачиваясь в такт движениям палубы. Морская вода заливала его сапоги.
– Вы еще не заучили правил наизусть, мистер Бене? Лучше бы занялись делом – вольно вам чужие идеи заимствовать, судно на куски разламывать, дыры в днище мачтой протыкать!
Бене поглядел на меня сверху вниз – как в переносном, так и в прямом смысле, потому что я почти висел, уцепившись за поручень напротив своей каюты.
– Пара-другая дыр, Тальбот, не причинит судну особого вреда. Вытащите из шлюпки затычку, воткните туда нож и, если шлюпка идет ходко, лишняя вода просто выльется наружу.
