Шэн Кэи - Сестрички с Севера

– Набирают рабочих?

– Угу. Но вроде как всего тридцать человек.

– А?

– Сейчас все стоят в очереди, чтобы приобрести бланки и заполнить заявления.

– А потом чё?

– Ждать зачисления на работу.

Цянь Сяохун завела беседу со стоявшими у ворот людьми.

Во время обеденного перерыва очередь не расходилась. Цянь Сяохун тоже не осмелилась уйти, так и простояла до заката, чтобы потратить два юаня и купить бланки, в один из которых она от балды вписала дату рождения Ли Сыцзян. Через неделю будут известны результаты, на воротах вывесят список. Вашу мать! Похлеще, чем столичные экзамены24 сдавать!

Обратно Цянь Сяохун вернулась уже затемно. В маленьких окошках барака горел свет, жалкий огонек, словно сокрушенно вздыхавший о недостижимости роскоши, совсем как Рябой Ли, который спал рядом с девушками, но вел себя чинно и благородно, полностью подавляя свою природу. Сколько за этим спокойствием скрывалось желаний и тревог! И все-таки достичь роскоши далеко не так просто, как овладеть женщиной. Сколько уже Рябой Ли в Шэньчжэне? А все еще здесь ютится! С Ли Сыцзян познакомился всего ничего и уже ее окучил. А окучивал-то он ее девственность! Девственная плева – это вообще что такое?! Да считай ничего! Вот пробил Рябой Ли эту перегородку, и грош ей цена, лучше уж было продать за восемь-десять тысяч, так хоть что-то. Если Рябой Ли лишил ее девственности, то плева эта просто кусок кожи, не больше. Цянь Сяохун огорчалась за подругу, что та продешевила, а Рябой Ли поживился.

Ли Сыцзян в бараке не оказалось, а Рябой Ли сидел в оцепенении на кровати. Глаза его ввалились, под ними появились темные круги, как у панды – национального достояния Китая, понятное дело, потому что вчера он провел ночь без сна. При виде Цянь Сяохун Рябой Ли закатил глаза так, что белки показались, а потом поспешно принял нормальную позу и выражение лица.

– А где наше Яблочко? Погулять пошла? – торопливо спросила Цянь Сяохун, не потрудившись даже стереть пыль с лица. – Как бы ее не заграбастали!

– Она… она пошла к начальнику Чжуану… – нерешительно промямлил Рябой Ли.

– Что от нее надо этому развратнику? А ты чего такой спокойный? – Цянь Сяохун решила, что ему неловко из-за своего поведения накануне вечером.

– А почему бы мне не быть спокойным? Ли Сыцзян же не моя! – произнес Рябой Ли, растягивая слоги.

– В смысле? Не твоя? А какого черта ты вчера вечером распускал руки? Ты вообще нормальный человек?

– Если бы я был ненормальный, то давно переспал бы с ней! Если бы я лежал рядом с двумя бабами и не мучился, это значило бы, что со мной что-то не так. Да я ночью даже не раздевался, спроси у Ли Сыцзян!

– Ах… – Тут Цянь Сяохун внезапно озарило. – Так ты просто проводил с ней сексуальное обучение?!

– Цянь Сяохун, если ты еще хоть слово скажешь в том же духе, то я реально с ума сойду. Я тебе скажу без обиняков, что всю ночь фантазировал про вас обеих. Пусть я и малообразованный парень, но вел себя как подобает благородному человеку, как гребаный импотент Люся Хуэй25.

Цянь Сяохун снова тихонько ахнула.

– Вот уж не думала, что навлеку на тебя подобные неприятности.

– Да я сам виноват, что унесся мечтами черт-те куда. Но ты вот честно скажи, когда рядом с тобой лежит мужик из плоти и крови, у тебя не появляются всякие мыслишки?

Цянь Сяохун растянула губы в улыбке:

– Ты этот вопрос лучше Ли Сыцзян задай. Она ж к тебе ближе лежит.

– Если ты не хочешь говорить, то она и подавно не станет, – помрачнел Рябой Ли.

– Чего я не стану? – До них долетел голос Ли Сыцзян, послышались сбивчивые шаги.

Рябой Ли тут же принялся с глупым видом листать журнал, а Цянь Сяохун украдкой хихикнула.

– Где была?

Ли Сыцзян достала из кармана две маленькие зеленые книжечки.

– Это что такое?.. О! Свидетельства? – Цянь Сяохун заметила золотое тиснение, и в третий раз у нее расширились глаза, в этот раз сильнее всего, почти вылезли из орбит.

– Ага, – коротко ответила Ли Сыцзян. На лице ее застыло спокойствие, как у малыша, который впервые сам надел носочки. Она обрела самостоятельность, да и веры в себя прибавилось, маленькие глазки уже не выглядели растерянными, как прежде.

Рябой Ли взял у нее свидетельство, повертел с одеревенелым лицом и вернул.

– Начальник Чжуан выправил? – Цянь Сяохун понимала, что тут что-то нечисто.

– Я сходила к начальнику Чжуану, а он отвел меня к главе поселения, тот и помог.

– Помог? Он тебя… Ли Сыцзян, ты что наделала! – И без того красные глаза Цянь Сяохун покраснели еще больше. – Почему ты со мной не обсудила? Мы бы что-нибудь придумали!

– Сяохун, я видела, как сегодня на улице схватили целую кучу народа. А девственность – это что такое? Я даже не чувствую, что чего-то лишилась. А завтра проснемся и будем свободны!

Цянь Сяохун не могла найти связь между «девственностью» и «свободой», эта аналогия смутно казалась парадоксальной, однако результат был налицо. Девственность оказалась очень даже важной для всего, кроме настоящей любви.

В ночи до них долетали звуки ругани вперемешку с громким светом, а в их комнатенке слышалось лишь дыхание трех человек, каждый из которых молча скорбел по девственности Ли Сыцзян. Цянь Сяохун горевала, Рябой Ли был раздосадован, а сама Ли Сыцзян практически не испытывала никаких сожалений. Рябой Ли был раздосадован и еще по одной причине: он мог бы с удовольствием лишить девушку девственности, хотя цена и смысл были бы несравнимы с получением свидетельств о временном проживании. Цянь Сяохун горевала, потому что не хотела доходить до такого. Ли Сыцзян сидела опустив голову, ничем не прикрытая лампочка на потолке освещала полоску кожи, где проходил пробор в волосах, а вот выражения лица не было видно. Кап-кап-кап! Слезы капали на туфли из искусственной кожи, смывали с них серую пыль, оставляя черные полоски. Ли Сыцзян поджала ноги, и теперь слезы беззвучно падали на пол. Она то и дело ерзала, ей явно было неудобно сидеть. Цянь Сяохун понимала, что Ли Сыцзян сейчас больно, поэтому поднялась и, взяв пластиковое красное ведерко, сходила за водой, выпятив грудь больше обычного и от обиды и злости громко шаркая по цементному полу. Потом она с тем же шаркающим звуком вернулась и поставила полное ведро с глухим стуком.

– Рябой Ли, где кипятильник? – запыхавшись, спросила она.

Рябой Ли вытащил из ящика медную штуковину и опустил один конец в ведро, а вилку воткнул в розетку. Вода в ведре тут же забулькала.

– Яблочко, сейчас вода нагреется и помоешься, если что – еще нагреем.

– Одного ведра явно мало, пойду одолжу еще кипятильник. – С этими словами Рябой Ли вышел за дверь, причем волочил ноги так, будто пахал без продыху три дня и три ночи.

– Сыцзян, ты хоть предохранялась?

На полу прибавилась еще одна тень от головы, поскольку Цянь Сяохун уселась рядом с подругой под лампочкой.

– В смысле предохранялась? Я не знаю.

– Ну… этот боров презерватив надевал?

Ли Сыцзян покачала головой, уставившись на тени на полу.

– А когда у тебя «эти дни» были?

– Дней восемь назад, может, девять.

– Опасный период! А этот боров тебя и не спросил?

– Не-а, а в каком смысле опасный? – Ли Сыцзян забеспокоилась, широко открыв покрасневшие глазки.

– Ты видела, как размножаются свиньи? Присунет боров свиноматке, и та уже с поросятами, живот так и прет!

– Что?! – Ли Сыцзян резко выпрямилась, потом погладила себя правой рукой по животу в ужасе, что у нее там завелись поросята.

– Да не суетись ты так! Может, этот старикан уже стреляет холостыми. Не паникуй, Сыцзян, вряд ли тебе так не повезет.

– Угу, – пробормотала в ответ Ли Сыцзян, но на душе тяжким грузом лежал камень. – Вот, возвращаю. Он мне дал три тысячи юаней.

Девушка расстегнула кофту, достала из внутреннего кармана пачку денег и отсчитала пять купюр Цянь Сяохун, но та оттолкнула ее руку:

– У меня есть. Оставь себе.

– Ты чего творишь, Цянь Сяохун? Гнушаешься, что деньги грязные?

– Грязные? Черт! Сыцзян, да это самые чистые в мире!

– Тогда почему не берешь?

– Говорю ж, у меня есть, если потребуется, тогда попрошу у тебя.

– Угу. Сяохун, я хотела подзаработать и научиться стричь, чтоб самой открыть парикмахерскую и не мыть больше башку никому. А может, вместе откроем самый большой салон в городе? – Ли Сыцзян сунула деньги обратно в карман.

– Отличная идея. Сами будем начальницами, пригласим несколько мойщиц. Будем сидеть нога на ногу, а нам никто не посмеет и слова сказать.

Они еще некоторое время болтали и хихикали, склонив друг к другу головы. Вошедший с кипятильником в руке Рябой Ли при виде этой сцены остолбенел.

Ли Сыцзян быстро перестала смеяться и искоса бросила взгляд на Рябого Ли. Цянь Сяохун взяла ведро, снова шаркая вышла из комнаты и очень долго не возвращалась.

Начальник Чжуан подсматривал в щелку, как всегда делал. В полдень в бараке осталась только Цянь Сяохун. Она листала тот самый зачитанный до дыр журнал со знойной красоткой на обложке, с которым не расставался Рябой Ли. Грязный журнальчик, какими торгуют с лотка. Мужику скоро тридцатник, а он такими штучками утешает плоть и душу, разве можно не расстраиваться? На самом деле Рябой Ли заслуживает сожаления. Когда он приезжал в родные места, то делал вид, что ведет красивую жизнь. Кто ж знал, что жизнь-то его вовсе не так хороша? Может, дома как-нибудь устроился бы, завел бы себе жену и детей, всяко лучше, чем день-деньской пялиться на красотку с обложки. От этих мыслей ее отвлек начальник Чжуан.