Изгнанник. Каприз Олмейера - Джозеф Конрад
В тот день Олмейер по своей недавней привычке бродил по берегу, приглядывая за ремонтом лодок. Наконец-то он решился! С помощью записей из старого блокнота Лингарда голландец собрался отыскать богатейший золотой прииск, место, где стоит только наклониться – найдешь невероятное богатство. Мечты юности наконец-то станут явью. Без помощи было не обойтись, и он поделился сведениями с Дэйном Марулой и даже согласился на союз с Лакамбой, который поддержал предприятие, надеясь на часть прибыли. Олмейер рискнул честью, гордостью, добрым именем, соблазненный грандиозностью результата, который мог быть достигнут с помощью этого союза, отвратительного, но необходимого. Опасность велика, но Марула отважен, его люди кажутся не менее бесшабашными, чем предводитель, и с помощью Лакамбы они должны достигнуть успеха.
Так что последние полмесяца Олмейер жил только подготовкой, разгуливая между мастерами и рабами как сомнамбула. Реальные дела, вроде оснастки лодок, перемешивались в его сознании с мечтами о невероятном богатстве, где нынешняя действительность в виде палящего солнца и топких зловонных речных берегов исчезала, сменяясь картинами роскошного будущего – для него и для Нины. Последнее время они почти не виделись, но любимая дочь всегда занимала огромное место в его мечтах. Он почти не замечал Дэйна, чье постоянное присутствие в его доме казалось само собой разумеющимся теперь, когда у них появились общие цели. Встречая молодого торговца, Олмейер рассеянно приветствовал его и спешил дальше. Он явно старался скорее миновать то, что напоминало ему о ненавистной реальности, и погрузиться в дела или фантазии, дающие возможность улетать высоко в облака, за верхушки деревьев и прочь отсюда – в райские сады Европы, ожидающие будущего восточного миллионера. Да и Марула – теперь, когда сделка была заключена и обговаривать стало нечего, – вовсе не искал общества белого компаньона. Постоянно навещая его дом, он очень редко оставался на выходящей к реке веранде, предпочитая тихо пройти коридором в сад на заднем дворе, где под кухонным навесом пылал очаг, на котором под неусыпным надзором миссис Олмейер кипел котел с рисом. Миновав кухню с ее чадом и гомоном женских голосов, Дэйн поворачивал налево. Там, на краю банановой плантации, стояла тенистая купа пальм и манговых деревьев в окружении своеобразной живой изгороди из кустов, сквозь которую проникали только отзвуки женских голосов да временами – взрывы смеха. Укрывшись здесь от чужих взглядов, Дэйн прислонялся к гладкому стволу высокой пальмы и с горящими глазами и горделивой улыбкой ждал, когда сухая трава зашуршит под легкими шагами Нины.
С того самого мига, как перед Дэйном предстала ее совершенная – на его взгляд – красота, где-то в тайной глубине его души поселилась уверенность, что Нина достанется ему. Он сразу учуял, как между их порывистыми натурами скользнул легкий ветерок понимания, и не нуждался в поощрительных улыбках миссис Олмейер, чтобы использовать любую возможность сблизиться с девушкой. И каждый раз, когда он говорил с ней, каждый раз, когда глядел в глаза, Нина, пусть и отворачивая лицо, чувствовала, что дерзкий юноша, который шепчет ей в чуткое ухо обжигающие слова, – ее судьба, воплощение ее мечты: яростный, безрассудный, готовый в любую секунду со сверкающим кинжалом броситься на врагов и обожающий своих любимых – безупречный малайский вождь из легенд ее матери.
С ноткой сладостного страха осознавала она свою мистическую связь с этим человеком. Вслушиваясь в его слова, Нина ощущала, будто родилась по-настоящему только сейчас, и ее новая жизнь станет полной только рядом с ним. Лишь потому она позволяла себе погрузиться в безмятежное счастье, когда, полузакрыв лицо по обычаю малайских девушек, молча слушала речи Дэйна, сулившие ей все сокровища любви и страсти, на которые была способна его пылкая душа, не скованная, как у цивилизованных мужчин, цепями самоконтроля.
Так под манговыми деревьями, в приветливой гуще кустов пролетали – увы, слишком быстро – сладостные часы, пока визгливый голос миссис Олмейер не давал сигнал к нежеланному расставанию. Она взяла на себя несложное бремя слежки за мужем, который мог бы нарушить ровный курс любовного корабля, вызывающий ее огромный интерес и одобрение. Мать радовалась и гордилась, видя, как загорелся Дэйн, верила в то, что он – великий и могучий властитель, и с удовольствием пользовалась плодами его щедрости.
Накануне того дня, когда Бабалачи убедился в своих подозрениях, Дэйн и Нина задержались в тенистом укрытии дольше обычного. Только тяжелые шаги Олмейера на веранде да его ворчание, что пора ужинать, заставили миссис Олмейер поднять предупредительный крик. Марула легко перемахнул через низкую бамбуковую изгородь и украдкой пробрался через банановую плантацию к сырому берегу протоки, пока Нина не спеша шла к дому, чтобы, как обычно вечерами, позаботиться об отце. Олмейер выглядел довольным – приготовления почти закончены, завтра можно спускать лодки на воду. Внутренним взором он уже видел у себя в руках богатый приз и, забыв про рис на тарелке, замер с ложкой в руке – его полностью захватило видение ослепительного банкета, знаменующего их приезд в Амстердам. Нина, полулежа в кресле, рассеянно слушала отрывочные слова, слетавшие с губ отца: «экспедиция», «золото»! Да какое ей дело до всего этого? – но стоило отцу упомянуть имя Марулы, как она вся обратилась в слух. Завтра Дэйн на своем
