Укридж. Любовь на фоне кур - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
– Его лекции очень популярны, – сказала Филлис Деррик, весело фыркнув.
– Ему они доставляют большое удовольствие.
– Послушайте, Гарнет, – сказал Том Чейз. – Надеюсь, подобные вопросы не покажутся вам слишком фамильярными, но вы понятия не имеете, какое неукротимое участие мы все – с приличного расстояния – принимаем в вашей ферме. Всю неделю мы только о ней и разговариваем. Мне она снилась три ночи подряд. А мистер Укридж занимается фермой в коммерческих целях или как эксцентричный миллионер?
– Пока он еще не миллионер, но, полагаю, намерен вскоре стать миллионером с помощью кур. Однако вы не должны думать, будто порядки на ферме хоть в какой-то степени зависят от меня. Я всего лишь подручный. Мозговая сторона дела находится в ведении Укриджа. Сказать правду, я приехал сюда ради гольфа.
– Гольфа? – благосклонно сказал профессор Деррик тоном энтузиаста, приветствующего собрата. – Я рад, что вы играете в гольф. Нам обязательно надо будет сыграть партию-другую.
– Как только позволят мои профессиональные обязанности, – благодарно ответил я.
По окончании трапезы был крокет, игра, в которой я совсем не блистаю. Филлис Деррик и я играли против профессора с Томом Чейзом. Чейз гонял шары лишь чуть более ловко, чем я; профессор ценой сосредоточенных усилий и осторожности играл в целом неплохо, а Филлис играла мастерски.
– Я тут читала одну книгу, – сказала она, пока профессор примеривался к шару в другом конце площадки, – автора с такой же фамилией, как ваша, мистер Гарнет. Он вам не родственник?
– Мое имя Джереми, мисс Деррик.
– О, значит, ее написали вы? – Она чуть порозовела. – Так вы должны были… Нет, не важно…
– Боюсь, что да, но совершенно невольно.
– Вы знали, что я хотела сказать?
– Догадался. Вы собирались сказать, что я должен был услышать, как вы отозвались о книге в поезде. Я тогда подумал, что вы были очень снисходительны.
– Мне не понравилась ваша героиня.
– Да. А что такое «тварррь», мисс Деррик?
– Памела в вашей книге тварррь, – невнятно объяснила она.
Вскоре игра каким-то образом подошла к концу. Тонкости крокета для меня непостижимы. Но Филлис проделывала с шарами что-то поразительное и блистательное. Затем мы вернулись в дом выпить чаю. Когда я распрощался, солнце уже заходило. Я нес в руке корзинку с надежно упакованной Тетей Элизабет. Воздух был упоительно прохладен и исполнен того странного покоя, который ласково приходит на смену жаркому летнему дню. Вдали, будто в ином мире, позвякивал овечий колокольчик, сгущая тишину. В бледно-голубом небе одиноко блестела яркая звездочка.
Я заговорил с этой звездочкой:
– Она, бесспорно, была со мной очень мила. Очень.
Звездочка промолчала.
– С другой стороны, насколько я понимаю, она, получив прекрасное воспитание, была бы равно любезна с любым другим, с которым встретилась бы в отцовском доме. К тому же этот военно-морской типчик смущает мою душу. Я опасаюсь худшего.
Звездочка подмигнула.
– Он называет ее «Филлис», – сообщил я.
– Квох-квох-квох! – усмехнулась в корзинке Тетя Элизабет с тем мерзким язвительным сарказмом, который отвращает от нее всех здравомыслящих людей.
Глава VIII
Укридж дает дружеский обед
– Сегодня мы ждем Эдвина, – сказала миссис Укридж.
– И Дерриков, – сказал Укридж, с обычной энергией отпиливая ломти хлеба. – Не забудь про Дерриков, Милли.
– Да, милый. Миссис Бийл приготовит прекрасный обед. Мы его вчера обсудили.
– Кто такой Эдвин? – осведомился я.
Мы кончали завтракать во второе утро после моего визита к Деррикам. Тогда, вернувшись, я поведал о своих приключениях штату фермы, подчеркивая достоинства наших соседей и их интерес к нашей деятельности, а потому на следующий день Наемный Служитель был отправлен к ним с приглашением от миссис Укридж посетить ферму и остаться пообедать.
– Эдвин? – сказал Укридж. – А! Мерзкий кот.
– Ах, Стэнли, – сказала миссис Укридж жалобно. – Вот уж нет. Он просто прелесть, мистер Гарнет. Персидский чистопородный красавец. Он брал призы.
– Он все время чего-нибудь да брал. Вот почему он не приехал с нами.
– Огромный страшный МЕРЗКИЙ пес укусил его, мистер Гарнет. – Глаза миссис Укридж округлились и засияли. – И бедному Эдвину пришлось лечь в кошачью больницу.
– И я надеюсь, – сказал Укридж, – что это пошло ему на пользу. Упер у пса обед. Под самым его носом, Гарнет, что ты на это скажешь? Естественно, собака запротестовала.
– Я так боюсь, что он испугается Боба. Он же, наверное, стал очень робким, а Боб такой буйный. Ведь правда, мистер Гарнет?
– Ничего, – сказал Укридж. – Боб его не тронет, если только он не примерится слямзить его обед. В таком случае нам придется заказать из Эдвина коврик.
– Стэнли Эдвин не нравится, – грустно констатировала миссис Укридж.
Эдвин прибыл на исходе утра и был заперт на кухне. Мне он показался красивым котом, но нервозным.
Деррики прибыли спустя два часа. Мистер Чейз их не сопровождал.
– Ему пришлось уехать в Лондон, – объяснил профессор, – не то он был бы в восторге. Мальчик очень огорчился. Ему так хотелось осмотреть ферму.
– Ну, так ждем его в следующий раз, – сказал Укридж. – Мы всегда приветствуем осмотры. Послушайте, – внезапно перебил он сам себя (мы приближались к куриному выгулу), – вы когда-нибудь бывали в Бристоле?
– Никогда, сэр, – ответил профессор.
– Дело в том, что я там несколько лет назад знавал одного точно такого же недотепистого пузанчика. Редкий весельчак! Он…
– Вот куриный выгул, профессор, – вмешался я, а мой лоб словно бы защипало, и это ощущение поползло вниз по позвоночнику. Я заметил, что походка профессора слегка одеревенела, а цвет лица у него усугубился. Непринужденная манера Укриджа изъясняться нередко действует на людей, с ним не знакомых, как удар электрического тока.
– Обратите внимание на искусность – ха-ха! – с какой натянута проволочная сетка, – лихорадочно продолжал я. – Потребовало немалых усилий. Да уж! Жаркая была работка. Прекрасные образчики куриных пород, не правда ли? Хотя и в некотором переизбытке. Ха! Ха! Впрочем, вина лежит на поставщике. Теперь мы получаем яйца в избытке. Куры вначале не желали нестись. Невозможно было их принудить.
Я продолжал говорить что подвертывалось на язык, пока не заметил, что багровость сошла с лица профессора, а его спина прямизной уже не напоминала кочергу. На данный момент положение было спасено, но
