Гиперион - Иоганн Христиан Фридрих Гёльдерлин
Я хотел бы однажды вновь предстать перед Вами со всеми моими нуждами, спросить Вашего мнения по поводу того, что нынче занимает меня, и, чего бы мне это ни стоило, добиться от Вас нескольких дружеских слов, но я вынужден прервать свое письмо.
Не будете ли Вы столь добры, чтобы передать мое почтение госпоже надворной советнице?
Всегда Ваш
М. Гёльдерлин
№ 125. БРАТУ
Кассель, 6 авг. 96
Надеюсь, мой Карл, что почта позволит мне теперь подать тебе весточку, а затем получить от тебя такую же; ибо ты легко можешь себе представить, что для меня во многих отношениях есть необходимость точно знать все обстоятельства происходящих у вас больших событий, и в особенности те, что касаются при этом моей дорогой семьи.
Я меньше терзался бы в связи с тревожными слухами, похожими на правду, если бы моя фантазия не познакомилась ближе с войной в рейнских землях[312].
Я искренне жалею нашу добрую матушку и очень за нее беспокоюсь, ибо знаю, как сильно страдают при таких обстоятельствах ее чувства и кротость.
Ты же, мой Карл, должен скрепить сердце перед лицом грядущих грозных событий, которые несет с собой стремительное наступление республиканских армий.
Конечно, куда легче слушать о громовых глотках древних греков, что тысячелетия назад вымели из Аттики персов, прогнав их через Геллеспонт[313] до самых их варварских Суз[314], нежели видеть, как неумолимая гроза собирается над родным домом.
Конечно, вы небезвозмездно оказались зрителями этой новой драмы. И все же, я думаю, вы отделались сравнительно благополучно. Как раз сегодня я прочел в газете, что генерал Сен-Сир[315] устремился вслед за австрияками через Тюбинген, Ройтлинген и Блаубойрен, и меня охватило беспокойство за нашу милую сестру и ее дом; и еще меня угнетает мысль о чудищах Конде[316], которые только грязнят землю и столь мерзко хозяйничают среди вас. Напиши мне тотчас же по получении этого письма, милый Карл! У меня все хорошо, если не считать беспокойства за вас, мои родные. Вот уже три недели и три дня, как мы очень счастливо живем здесь, в Касселе. Мы проехали через Ганау и Фульду в достаточной близости к французской канонаде, но притом вполне безопасно. Я писал к тебе в день отъезда, что мы отправляемся в Гамбург, но здешние места во многих отношениях приятны для мадам Гонтар, поэтому она решила, по прибытии сюда, остановиться здесь на некоторое время. (Она кланяется нашей люб. матушке и тебе и советует вам, насколько возможно, бодро принимать ваше положение.) Также его вскблаг. Гейнзе[317], знаменитый автор «Ардингелло», живет здесь с нами. Он в самом деле совершенно замечательный человек. Нет ничего прекрасней, чем та безоблачная старость, которой наслаждается этот человек.
С некоторых пор у нас здесь тоже разыгрываются спектакли[318], только более мирные, чем ваши. Король Пруссии нанес визит здешнему ландграфу и был принят довольно-таки торжественно.
Природа, окружающая нас, величественна и великолепна. И искусство дарит нам свои радости; здешний сад в долине и Белый Камень[319] имеют насаждения, принадлежащие к лучшим во всей Германии. Еще мы познакомились здесь с отличными художниками.
Картинная галерея[320] и несколько статуй в Музее[321] доставили мне поистине счастливые дни.
На следующей неделе мы едем в Вестфалию, в Дрибург (курорт неподалеку от Падеборна). Прилагаю адрес, по которому твое письмо непременно попадет в мои руки. Если заключат мир, мы с началом зимы возвратимся во Франкфурт.<...>
Твой
Фриц
№ 126. БРАТУ[322]
Франкфурт, 13 окт. 96
И вот я снова стал намного ближе к тебе и чувствую это сам. Мое последнее письмо ты получишь из Касселя. Оттуда мы отправились в немецкую Беотию, то есть в Вестфалию, через дикую прекрасную местность, через Везер, через пустые голые горы, через грязные, невообразимо жалкие деревушки, по еще более грязным и жалким, разбитым ухабами дорогам. Вот мое краткое и верное описание путешествия.
На наших водах мы жили очень тихо, не делали никаких новых знакомств, да и не нуждались в них, ибо мы жили среди величественных гор и лесов, и лучший круг знакомств был тот, который образовали мы сами. Гейнзе тоже приехал с нами и остался. Я немножко попользовался источниками, попил этой целебной, укрепляющей и очищающей минеральной воды и оттого почувствовал себя — и чувствую себя до сих пор — необыкновенно хорошо. Что тебя может особенно порадовать, так это если я тебе скажу, что мы на самом деле жили в получасе ходьбы от того луга, на котором Герман побил легионы Вара[323]. И, стоя на том месте, я думал о майском дне, когда мы с тобой в лесу под Гардтом[324] за кружкой сидра читали вместе на скале «Битву Германа»[325]. Какие же то были прекрасные прогулки, милый, верный мой Карл! И я надеюсь, они будут еще прекрасней, когда мы с тобой вновь соберемся. <...>
Философию ты непременно должен изучать, даже если денег у тебя будет хватать лишь на то, чтобы купить лампу и масло для нее, а времени — с полуночи и до петушиного крика. Это я повторяю во всяком случае, но это и твое ведь мнение<... >
Если тебе нельзя будет поехать в Йену, то по меньшей мере можешь приехать во Франкфурт<...>
У меня все хорошо. Ты найдешь меня в менее революционном состоянии духа, когда меня увидишь; и я очень здоров. Посылаю тебе отрезик кашемира на жилетку. Наша ярмарка на сей раз весьма скудна. Лишь бы только Вюртемберг и моя дорогая семья были защищены от новых неприятностей. Мне не хотелось бы особенно распространяться о политических событиях. С некоторых пор я
