Чарлз Буковски - Сборник рассказов
Но Чарлза Буковски не стало 9 марта 1994 года в Сан-Педро, а я тогда все-таки улетел, так и не попытавшись ничего сделать... Внял совету энциклопедии замечательных людей Америки, так сказать.
АЛЕКСАНДР ДЕМИН
ПАЛЬЦЫ
Рассказ
Кроссовки жали. Серые, на шнуровке, итальянские кроссовки жали невыносимо. Большой палец тихо, с остервенением, матерился.
- Мать вашу... - шипел он. - За что мучаете, сволочи?! - И пихал локтем в бок Указательного.
Указательный интеллигентно пытался отстраниться, но было тесно. Приходилось терпеть. Указательный был самым забитым. Он хорошо осознавал свою ненужность на ноге и предпочитал не высовываться.
- Сволочи! - в очередной раз выдавил Большой.
- Там-то, наверху, хорошо, - поддержал Средний. - А здесь как в тюряге - темно, сыро и курить не дают. А теперь еще и режим ужесточается.
- Сыро - это потому, что носки хэбэшные, - робко заметил Указательный.
- Многоты понимаешь, придурок. В прошлый раз капроновые натянули тебе легче было?
- Безымянному хорошо - у него там дырка, хоть подышать можно.
Безымянного уважали и боялись. Политических новостей при нем не обсуждали и анекдотов не рассказывали. "Знаю я этих безымянных героев, " - часто говорил тертый жизнью Средний, - "безымянный-безымянный, а как стуканет куда надо - насидишься в кирзухе."
- В баню бы, - пробормотал Большой.
- В сауну, - робко поддержал Указательный.
- И пива, - помечтал Средний.
Безымянный промолчал, но что-то записал в маленькую красную книжечку.
- Эй, ты что там пишешь, гнида?! - не выдержал Средний. - Ты что там, сука, пишешь все время?!
Безымянный не ответил. Он с достоинством повернулся к дырке и подставил свой желтый ноготь под освежающий сквознячок.
- Ребята, что-то Мизинец давно молчит... Эй, малой, че примолк?.. Оглох, что ли?
Мизинец отнимался. Сознание временами возвращалось к нему, и тогда он, как сквозь марлевую повязку, втягивал в себя застоявшийся воздух кроссовки.
- Хана мне, парни, - отнимаюсь...
- Глянь - и впрямь отнимается... Мизинец, слышь, Мизинец? Ты погоди отниматься - может, разуют - оклемаешься...
- Гады, гады все!.. - сквозь рыдания простонал Мизинец.
- Жалко парня... Эй, Безымянный, ты бы подвинулся - пусть парнишка воздуха глотнет...
Но Безымянный притворился, что не слышит, и высунулся в дырку почти по пояс.
- Этот подвинется, как же! Мало на них в семнадцатом наступали...
- Были бы мы на руке - я бы ему показал! - прошептал Указательный.
- Указчик! - отозвался Безымянный, который все слышал. - А в носу ковырять не хочешь?
- Да, наверху тоже не сахар, - заметил Большой. - Куда только не суют...
- Слышь, Мизинец, ты не молчи, ты говори что-нибудь...
- Может, обойдется? На прошлой неделе нас вон как отсидели - ничего, оклемались.
- Не, не выдержать мне... Мозоль у меня, парни...
Кто-то присвистнул. Все замолчали.
Мизинец вспоминал свое детство: "А и в детстве у меня ничего хорошего не было. То отдавят, то прищемят. Один раз в деревню поехали гулять босиком побежали. Только все обрадовались - в коровью лепешку наступили. Эхх, жизнь..."
Очень хотелось плакать и ругать кого-то, но рядом был Безымянный, а Мизинец его боялся до судорог.
Конец
ЧАРЛЗ БУКОВСКИ
СТИХИ ПОСЛЕДНЕЙ НОЧИ НА ЗЕМЛЕ
перевел м.немцов
a publishing in tongues publication
1996
charles bukowski
THE LAST NIGHT OF THE EARTH POEMS
(c) 1992 by Charles Bukowski
(c) перевод, М.Немцов, 1995
прогиб
такое чувство
величайший актер наших дней
дни точно бритвы, ночи полны крыс
в темноту и на свет
будьте добры
мужчина с прекрасными глазами
прогиб
как и большинство из вас, я сменил столько работ, что
чувствую себя так, будто меня выпотрошили, а кишки
развеяли по ветру.
мне попадались и неплохие люди на
пути, но и другие
тоже попадались.
однако, когда я думаю обо всех
с кем работал
несмотря на то, что прошло много лет
Карл
приходит на ум
первым.
я вспоминаю Карла: обязанности наши требовали, чтобы мы
оба носили фартуки
завязанные сзади и вокруг
шеи тесемочкой.
я был у Карла подмастерьем.
"у нас легкая работа," сказал
он мне.
каждый день, когда наше начальство одно за другим прибывало
Карл слегка изгибался в талии,
улыбался и с кивком головы
приветствовал каждого: "доброе утро, Д-р Стейн",
или "доброе утро, м-р Дэй", или
миссис Найт или, если дама незамужем
"доброе утро, Лилли" или Бетти или Фрэн.
я никогда
ничего не говорил.
Карла, казалось, это тревожило, и
однажды он отвел меня в сторонку: "эй,
где еще, к ебеней матери ты найдешь
двухчасовой обеденный перерыв, как у
нас?"
"нигде, наверное..."
"ну ладно, о.к., слушай, для таких парней, как мы с тобой,
лучше ничего не придумаешь, это как раз то,
что надо."
я молчал.
"поэтому слушай, сначала жопу им лизать трудно, мне
мне тоже нелегко пришлось привыкать,
но через некоторое время я понял что нет
никакой разницы.
я просто панцирь отрастил.
теперь у меня есть панцирь,
понял?"
я смотрел на него - и точно, он походил на человека с
панцирем, выражение лица у него было как
маска, а глаза ничтожны, пусты и
безмятежны;
я смотрел на истасканную погодой и
битую ракушку.
прошло несколько недель.
ничего не изменилось: Карл кланялся, прогибался и улыбался
непоколебимо, изумительный в своей
роли.
то, что мы смертны, никогда, наверное, не приходило ему
в голову
или то
что нас могут поджидать
работы получше.
я выполнял свою
работу.
затем однажды Карл снова
отвел меня в сторону.
"слушай, со мной о тебе говорил
Д-р Морли."
"ну?"
"он спросил меня, что с тобой
такое."
"что ты ему
ответил?"
"я сказал, что ты еще
молод."
"спасибо."
получив следующий чек, я
уволился
но
мне все-таки
пришлось
в конечном итоге согласиться на другую похожую
работу
и
наблюдая за
новыми Карлами
я в конце концов простил их всех
но не себя:
от смертности человек иногда
становится
странным
почти
ненанимаемым на работу
несносно
высокомерным
никудышним слугой
свободного
предпринимательства.
такое чувство
О.Хаксли умер в 69,
слишком рано для такого
неистового таланта,
а я прочел все его
работы
но на самом деле
Пункт Контрапункт
действительно немного помог
мне пройти через
фабрики и
пьяные богадельни и
неприятственных
дам.
эта
книга
вместе с гамсуновским
Голодом
они помогли
чуть-чуть.
великие книги - это
те что нам
нужны.
я поразился самому
себе за то, что мне понравилась
книга Хаксли
но она действительно вышла
из этакого оголтелого
прекрасного
пессимистического
интеллектуализма,
и когда я впервые
прочел П.К.П.
я жил в
номере гостиницы
с дикой и
ненормальной
алкоголичкой
которая однажды швырнула
Кантос Паунда
в меня
и промазала,
как и они сами
пролетели мимо меня.
я работал
упаковщиком
на заводе осветительных
приборов
и однажды
во время
запоя
сказал этой даме:
"вот, почитай-ка лучше!"
(имея в виду
Пункт Контра
Пункт.)
"а, засунь ее
себе в жопу!" заорала
она
мне.
как бы то ни было, в 69 наверное
рано было Олдосу
Хаксли
помирать.
но я полагаю, что это
так же честно
как смерть
уборщицы
в таком же
возрасте.
просто с
теми, кто
помогает нам
проходить через все это,
и вдруг
весь свет
меркнет, это как бы
выворачивает нутро
а уборщиц, таксистов,
ментов, медсестер, грабителей
банков, попов,
рыбаков, поваров с их жареной картошкой,
жокеев и им
подобных
к
ччрту.
величайший актер наших дней
он все жиреет и жиреет,
почти облысел
осталась только прядка волос
на затылке
которую он перекручивает
и затягивает
резинкой.
у него есть дом в горах
и дом на
островах
и очень немногие вообще его
видят.
некоторые считают его величайшим
актером наших
дней.
у него есть кучка друзей,
очень немного.
с ними его любимое
времяпрепровождение
есть.
бывают редкие случаи, когда его находят
по телефону
обычно
с предложением сыграть
в выдающейся (как ему
говорят)
художественной картине.
он отвечает очень тихим
голосом:
"о нет, я не хочу больше
сниматься ни в каком кино..."
"вам можно прислать
сценарий?"
"ладно..."
