Ежи Косинский - Садовник
Во второй половине дня секретарша мистера Ренда сказал Шансу:
- У меня на проводе мистер Том Кортни из "Нью-Йорк таймс". Не могли бы вы немного поговорить с ним, сэр? Я думаю, он хотел бы уточнить с вами кое-какие факты.
- Я буду говорить с ним, - сказал Шанс.
Секретарша соединила с Кортни.
- Извините, что отрываю от дел, мистер Сэдовник; я ни за что не посмел бы, если бы прежде не переговорил с мистером Рендом.
Кортни для большего эффекта замолчал, произнеся это имя.
- Мистер Ренд очень болен, - сказал Шанс.
- Да, конечно... Тем не менее он сказал, что ваши личные качества соответствуют требованиям, предъявляемым к членам правления Первой американской финансовой корпорации. Последуют ли комментарии с вашей стороны?
- Нет, - ответил Шанс. - Не сейчас.
Снова повисло молчание.
- В нашей газете выходит подробный отчет о речи президента и его визите в Нью-Йорк. Мы хотели бы избежать неточностей. Могли бы вы сказать нам что-нибудь о характере беседы, состоявшейся между вами, мистером Рендом и президентом?
- Мне понравилось.
- Хорошо, сэр. Президент, кажется, тоже остался доволен. Но, мистер Сэдовник, - продолжал Кортни с деланной непринужденностью, - "Нью-Йорк таймс" хотела бы дать свежую информацию, касающуюся вас лично, если вы понимаете, что я имею в виду... - Он нервно засмеялся. - Например, в чем пересекаются ваши деловые интересы и интересы Первой американской финансовой корпорации?
- Я думаю, об этом вам лучше спросить у мистера Ренда, - сказал Шанс.
- Да, разумеется. Но, поскольку он нездоров, я взял на себя смелость спросить у вас лично.
Шанс молчал. Кортни терпеливо ждал ответа.
- Мне нечего добавить к сказанному, - сказал Шанс и положил трубку.
Кортни откинулся в рабочем кресле и зевнул. Было уже поздно. Он созвал сотрудников, пытаясь, как обычно, выглядеть непринужденно.
- Ну что ж, господа, начнем с визита президента и его речи. Я беседовал с Рендом. Упомянутый президентом мистер Сэдовник, по его словам, деловой человек, как я понял, финансист и основной кандидат на вакантное место в правлении Первой американской финансовой корпорации.
Он посмотрел на коллег - те явно ожидали услышать больше.
- Я также говорил с Сэдовником. Он... - Кортни замялся, - он очень лаконичен и сух. Так или иначе, у нас уже нет времени собрать о нем более подробную информацию, поэтому закрутите все вокруг его отношений с Рендом, его кандидатуры в состав правления, советов, данных им президенту, и так далее.
Шанс сидел в своей комнате и смотрел телевизор. Речь президента на собрании в Финансовом институте передавалась сразу по нескольким каналам; по остальным в это время были только семейные игры и приключенческие фильмы для детей. Шанс обедал у себя в комнате и чуть не задремал у телевизора, когда позвонила секретарша Ренда.
- У меня на проводе редактор телепередачи "Сегодня вечером", - выпалила она возбужденно, - они хотят, чтобы вы выступили у них прямо сейчас. Они приносят свои извинения за то, что известили вас так поздно, но только несколько минут назад выяснилось, что вице-президент не сможет принять участие в обсуждении речи президента. Мистер Ренд из-за болезни тоже, разумеется, не может, но он предложил, чтобы финансист, который произвел такое благоприятное впечатление на президента - то есть вы, мистер Сэдовник, - выступил вместо него.
Шанс слабо представлял себе, как его засунут в телевизор, но ему очень туда хотелось.
Секретарша ждала ответа.
- Я согласен, - сказал Шанс. - А что мне надо будет делать?
- Ничего, сэр, - обрадовалась секретарша. - Продюсер сам заедет за вами и привезет к началу передачи. Она идет в прямом эфире, так что вам нужно быть там за полчаса до начала. Вы будете гвоздем сегодняшнего выпуска. Я сейчас же сообщу о вашем согласии - они будут в восторге!
Шанс снова включил телевизор и стал думать о том, меняется ли человек после того, как побывает внутри. А если меняется - то навсегда или на время? Не станет ли он меньше после того, как программа закончится? Не получится ли из него два Шанса - один внутри телевизора, другой снаружи?
Вечером за Шансом явился продюсер передачи. Это был коротышка в черном костюме. Он сказал, что речь президента обострила интерес к экономическому положению страны "и, поскольку вице-президент не сможет принять сегодня участие в нашей передаче, - продолжал он, - мы будем признательны, если вы объясните нашим зрителям, что, собственно говоря, происходит с экономикой. Вы - лицо, особо приближенное к президенту, и потому идеально подходите для того, чтобы прокомментировать его речь. В нашей передаче можно излагать свои мысли не стесняясь временем; ведущий не станет вас перебивать, но если ему потребуется вставить вопрос от себя или пояснить ваши слова, он будет прикладывать указательный палец левой руки к левому глазу".
- Я понял, - сказал Шанс.
- Ну что ж, раз вы готовы, едем; гример не отнимет у вас много времени. Продюсер улыбнулся. - Кстати, наш ведущий хотел бы встретиться с вами до начала передачи.
В большом лимузине, принадлежавшем телеканалу, было два маленьких телевизора. Шанс попросил включить один из них, и, пока машина летела по Парк авеню, они с продюсером молча смотрели на экран.
Студия была похожа на все телестудии, которые Шанс видел по телевизору. Его провели в гримерную и предложили выпить, но Шанс отказался от спиртного и попросил вместо этого кофе. Пришел ведущий. Шанс сразу узнал его, потому что случайно видел несколько раз "Сегодня вечером" - обычно он не смотрел ток-шоу.
Пока ведущий говорил ему что-то, Шанс думал о том, что его ждет. Наконец ведущий замолк, и тогда продюсер передал его в руки гримера. Шанс уселся в кресло, и гример покрыл его лицо тонким слоем коричневатого порошка.
- Вы часто выступаете на телевидении? - спросил у Шанса гример.
- Нет, - ответил тот, - но я часто смотрю телевизор.
Гример и продюсер вежливо засмеялись.
- Готово, - сказал гример и захлопнул коробку с гримом. - Удачи вам, сэр, - добавил он и вышел из комнаты вместе с продюсером. Шанс остался один.
В одном из углов гримерной стоял большой телевизор. Шанс увидел в нем, как появился ведущий и объявил начало передачи. Зрители зааплодировали, ведущий рассмеялся. Большие клювастые камеры плавно закружились вокруг эстрады. Грянул оркестр, и экран заполнило улыбающееся лицо дирижера.
Шанс был потрясен: телевидение могло показывать само себя, камеры передавали изображения друг друга вместе с изображением студии и собравшихся в ней людей. Из всего, что существует на земле - деревьев, травы, цветов, телефонов, радиоприемников и лифтов, - только телевидение с его полупрозрачным лицом способно отражаться в себе самом, как в зеркале.
Внезапно пришел продюсер и сделал Шансу знак следовать за ним. Они прошли через дверь, занавешенную плотными шторами. Шанс услышал, как ведущий произнес его имя. Продюсер тут же отскочил в сторону, и яркий луч света упал на Шанса. Он увидел перед собой сидящих зрителей, но не мог рассмотреть отдельных лиц. В телевизоре лица зрителей в зале всегда были видны. Три большие камеры стояли на маленькой квадратной сцене; справа, за обитым кожей столиком, сидел ведущий. Он улыбнулся Шансу, розовея от важности момента, и представил его; зрители зааплодировали. Подражая людям, которых он видел в телевизоре, Шанс пододвинул к столику свободное кресло и сел. Операторы с камерами неслышно кружили вокруг столика. Ведущий наклонился к Шансу.
Завороженный пристальным вниманием камер и едва различимых зрителей, Шанс решил: будь что будет. В голове его было пусто, он был весь напряжен и в то же время безразличен к происходящему. Камеры втягивали в себя изображение его тела, фиксировали каждое его движение и бесшумно рассылали сигнал по миллионам телеприемников, рассеянных по всему миру, - по комнатам, салонам автомобилей и самолетов, каютам кораблей и номерам отелей. На Шанса смотрело сейчас больше людей, чем он встречал за всю свою жизнь, - людей, которые не были с ним даже знакомы. Люди, которые видели изображение Шанса на экране, не знали о нем ничего; откуда они могли знать, если он с ними никогда не встречался? В телевизоре отражалась только поверхность, камеры снимали изображение с владельца, как кожуру, а затем оно падало в бездну глаз телезрителя и безвозвратно исчезало. Объективы камер уставились на Шанса, как свиные рыла, равнодушно превращая его в картинку, доступную миллионам. Эти миллионы никогда не узнают, что Шанс - живой и настоящий, потому что телевизор не передает его мыслей. А он сам никогда не увидит своих зрителей и не узнает, о чем они думают, - они навсегда останутся для него только мыслью в голове.
До Шанса донеслись слова ведущего:
- Все мы, собравшиеся в студии, счастливы, что вы откликнулись на наше приглашение, мистер Сэдовник. Я уверен, не менее сорока миллионов американцев находятся сейчас у телеэкранов. Мы благодарим вас за то, что вы согласились заменить вице-президента, которому неотложные дела помешали, к сожалению, принять участие в нашей сегодняшней передаче. - Ведущий сделал паузу; в студии стояла абсолютная тишина.