Джон Голсуори - Сага о Форсайдах
- Что же касается твоей... твоей мачехи, - сказал он, с некоторым трудом выговаривая это слово, - то она очень достойная женщина, немножко плаксивая, пожалуй, по очень любит Джо. А дети, - повторил он, и слова эти прозвучали музыкой среди его торжественных самооправданий, - дети просто прелесть.
Джун не знала, что в этих словах воплощалась его нежная любовь к детям, ко всему слабому, юному, любовь, которая когда-то заставила старого Джолиона бросить сына ради такой крошки, как она, и теперь, с новым поворотом колеса, отнимала у нес деда.
Но старого Джолиона уже беспокоило ее молчание, и он нетерпеливо спросил:
- Ну, что же ты скажешь?
Джун соскользнула на пол; теперь настал ее черед говорить. Она уверена, что все получится замечательно; никаких затруднений и быть не может, и ей совершенно все равно, что скажут другие.
Старого Джолиона передернуло. Гм! Значит, говорить все-таки будут. А ему казалось, что после стольких лет уже и говорить не о чем. Что ж! Ничего не поделаешь! Однако он не одобрял отношения внучки к тому, что скажут люди: она должна считаться с этим.
И все же старый Джолион промолчал. Ощущения ею были слишком сложны, слишком противоречивы.
Да, продолжала Джун, ей совершенно все равно; какое кому дело? Но ей бы хотелось только одного, - и, чувствуя, как она прижимается щекой к его коленям, старый Джолион понял, что тут дело нешуточное. Раз уж он решил купить дом за городом, пусть купит - ну, ради нее - этот замечательный дом Сомса в Робин-Хилле. Он совсем готов, он просто великолепный, и все равно там никто не будет жить теперь. Как им хорошо будет в Робин-Хилле!
Старый Джолион уже был начеку. Разве этот "собственник" не собирается жить в новом доме? С некоторых пор он только так и называл Сомса.
Нет, сказала Джун, не собирается; она знает, что не собирается.
Откуда она знает?
Этого Джун не могла сказать, но она знала. Знала почти наверное. Ничего другого и быть не может: все так изменилось. Слова Ирэн звучали у нее в ушах: "Я ушла от Сомса. Куда мне идти?"
Но Джун ничего не сказала об этом.
Если бы только дедушка купил дом и заплатил по этому злополучному иску, которого никто не смел предъявлять Филу! Это самое лучшее, что можно придумать, тогда все, все уладится.
И Джун прижалась губами ко лбу деда и крепко поцеловала его.
Но старый Джолион отстранился от ее ласки, на лице его появилось то строгое выражение, с которым он всегда приступал к делам. Он спросил, что она такое задумала. Тут что-то не то, она виделась с Босини?
Джун ответила:
- Нет, но я была у него.
- Была у него? С кем?
Джун твердо смотрела ему в глаза.
- Одна. Он проиграл дело. Мне все равно, хорошо или плохо я поступила. Я хочу помочь ему и помогу.
Старый Джолион снова спросил:
- Ты видела Босини?
Взгляд его, казалось, проникал ей в самую душу.
И Джун снова ответила:
- Нет; его не было дома. Я ждала, но он не пришел.
Старый Джолион облегченно завозился в кресле. Она поднялась и посмотрела на него; такая хрупкая, легкая, юная, но сколько твердости, сколько упорства! И, несмотря на всю свою тревогу и раздражение, старый Джолион не мог нахмуриться в ответ на ее пристальный взгляд. Он почувствовал, что внучка победила, что вожжи выскользнули у него из рук, почувствовал себя старым, усталым.
- А! - проговорил он наконец. - Ты наживешь себе беду когда-нибудь. Всегда хочешь поставить на своем.
И, не устояв перед желанием пофилософствовать, добавил:
- Такой ты родилась, такой и умрешь.
И он, который во всех сношениях с деловыми людьми, с членами правлений, с Форсайтами всех родов и оттенков и с теми, кто не был Форсайтами, всегда умел поставить на своем, посмотрел на упрямицу внучку с грустью, ибо в ней старый Джолион чувствовал то качество, которое сам бессознательно ценил превыше всего на свете.
- А ты знаешь, какие идут разговоры? - медленно сказал он.
Джун вспыхнула.
- Да... нет! Знаю... нет, не знаю, мне все равно!
И она топнула ногой.
- Мне кажется, - сказал старый Джолион, опустив глаза, - что он тебе и мертвый будет нужен.
И после долгого молчания заговорил опять:
- Что же касается покупки дома, ты просто сама не знаешь, что говоришь.
Джун заявила, что знает. Если он захочет купить, то купит. Надо только оплатить его стоимость.
- Стоимость! Ты ничего не понимаешь в таких делах. И я не пойду к Сомсу, я не желаю иметь дела с этим молодым человеком.
- И не надо; поговори с дядей Джемсом. А если не сможешь купить дом, то заплати по иску. Он в ужасном положении - я знаю, я видела. Возьми из моих денег.
В глазах старого Джолиона промелькнул насмешливый огонек.
- Из твоих денег? Недурно! А ты что будешь делать без денег, скажи мне на милость?
Но втайне мысль о возможности отвоевать дом у Джемса и его сына уже начала занимать старого Джолиона, На Форсайтской Бирже ему приходилось слышать много разговоров об этой постройке, много весьма сомнительных похвал. В доме, пожалуй, "чересчур много художества", но место прекрасное. Отнять у "собственника" то, с чем он так носился, - это же победа над Джемсом, веское доказательство, что он тоже сделает Джо собственником, поможет ему занять подобающее положение, закрепит за ним место в обществе. Справедливое воздаяние всем, кто осмелился считать его сына жалким нищим, парией.
Так, посмотрим, посмотрим. Может быть, ничего и не выйдет; он не намерен платить бешеные деньги, но если цена окажется сходной, что ж, может быть, он и купит.
А втайне, в глубине души, старый Джолион знал, что не сможет отказать ей.
Но он ничем не выдал себя. Он подумает - так было сказано Джун.
VIII
УХОД БОСИНИ
Старый Джолион никогда не принимал поспешных решений; по всей вероятности, он долго раздумывал бы о покупке дома в Робин-Хилле, если бы не понял по лицу Джун, что она не оставит его в покое.
На другой же день за завтраком Джун спросила, к какому часу велеть подавать карету.
- Карету? - сказал он невинным тоном. - Зачем? Я никуда не собираюсь.
Она ответила:
- Надо выехать пораньше, а то дядя Джемс уедет в Сити.
- Джемс? Зачем мне Джемс?
- А дом? - Джун сказала это таким тоном, что притворяться дальше уже не имело смысла.
- Я еще ничего не решил, - ответил он.
- Надо решить. Надо решить, дедушка, подумай обо мне.
Старый Джолион проворчал:
- О тебе? Я всегда о тебе думаю, а вот ты никогда о себе не подумаешь, а надо бы подумать, чем все это кончится. Хорошо, вели подать к десяти.
В четверть одиннадцатого старый Джолион уже ставил свой зонтик в холле на Парк-Лейн - с пальто и цилиндром он решил не расставаться; сказав Уормсону, что ему нужно поговорить с хозяином, он прошел в кабинет, не дожидаясь доклада, и сел там.
Джемс был в столовой и разговаривал с Сомсом, который зашел на Парк-Лейн еще до завтрака. Услышав, кто приехал, Джемс беспокойно пробормотал:
- Интересно, что ему понадобилось?
И поднялся.
- Ты только не торопись, - сказал он Сомсу. - Прежде всего надо разузнать, где она, - я заеду к Стэйнеру; они молодцы; уж если Стэйнер не найдет, то на других и надеяться нечего, - и вдруг, в порыве необъяснимой нежности, пробормотал себе под нос: - Бедняжка! Просто не знаю, о чем она думала! - и вышел, громко сморкаясь.
Старый Джолион не поднялся навстречу брату, а, протянув руку, обменялся с ним форсайтским рукопожатием.
Джемс тоже подсел к столу и подпер голову ладонью.
- Как поживаешь? - сказал он. - Последнее время тебя совсем не видно.
Старый Джолион пропустил это замечание мимо ушей.
- Как Эмили? - спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжал: - Я заехал по делу Боснии. Говорят, этот дом, который он выстроил, стал вам обузой?
- Первый раз слышу, - сказал Джемс. - Я знаю, что он проиграл дело и, наверное, разорится теперь.
Старый Джолион не преминул воспользоваться этим.
- Да, наверно, - согласился он, - но если Боснии разорится, "собственнику", то есть Сомсу, это недешево станет. Я думаю вот о чем: раз уж он не собирается жить там...
Поймав на себе удивленным и подозрительный взгляд Джемса, он быстро заговорил дальше:
- Я ничего не желаю знать; вероятно, Ирэн отказалась туда ехать - меня это не касается. Я подыскиваю загородный дом где-нибудь поближе к Лондону, и если ваш подойдет, что ж, может быть, я его и куплю за разумную цену.
Джемс слушал с чувством сомнения, недоверия и облегчения, к которым примешивался и страх - а не кроется ли тут чего-нибудь? - и остаток былой веры в порядочность и здравый смысл старшего брата. Волновала его и мысль о том, насколько старому Джолиону известны последние события и от кого он мог узнать о них. И в нем зашевелилась слабая надежда: если бы Джун порвала с Босини, Джолион вряд ли захотел бы помочь ему. Джемс не знал, что и подумать, но, не желая показывать свое замешательство, не желая выдавать себя, сказал:
- Говорят, ты изменил завещание в пользу сына?
