Победивший дракона - Райнер Мария Рильке
И тогда Анна заплакала. Она плакала тихо, как плачет в лихорадочном сне больное дитя. Почему как дитя? Потому что оно, дитя, причиняло ей боль – слева, под сердцем.
Оно колотилось.
Не в первый раз.
В дверях стоял молодой человек с каштановыми кудрями.
– Доброе утро, фрау Каминг! Но – вы плачете?!
– Нет, – сказала жена слесаря и провела рукой по глазам. – Я не плачу, это так… – И потом другим тоном: – С добрым утром, Антон.
Она протянула ему руку.
– Присядьте.
– Спасибочко.
Так и сидели они друг подле друга – Анна и молодой столярный мастер Антон. Но они не проронили ни слова.
Потом Анна сказала тихо:
– Далеко ли собрались?
– На работу, в город.
– Да?
– Угу.
Тишина.
– Как поживает ваша матушка, Антон?
– Спасибо, фрау Гаминг. Она ничего, держится. Бог хранит старенькую…
И снова тихо.
На улице стоял летний день и заглядывал голубыми глазами в окно.
И свет его взгляда растопил обоим сердца.
– Фрау Гаминг?
– Антон?
– Он вас сегодня опять бил?
Анна молчала.
– Признайтесь же, скажите.
– Да.
– Как же вы можете такое терпеть?
Она смотрела вдаль.
Он собрал все мужество:
– Анна, знаешь, я так хорошо к тебе отношусь, – пойдем со мной!..
– С тобой… – На одно мгновенье в ее взгляде что-то вспыхнуло.
Именно так, как если бы она пела народную песню.
Потом огонь потух.
Она серьезно и печально посмотрела на него.
– Нет, так нельзя.
– Анна!
– Нет!
– Почему?
– Я его жена…
– Но…
– Я его жена…
Антон поднялся. Она протянула ему смуглую руку.
– Адье, Антон.
– Адье.
И он пошел. У двери он сплюнул сквозь зубы.
– С Богом, – крикнула ему Анна вслед.
Может быть, он еще успел это услышать. Но он не обернулся.
Жена Гаминга опять сидела в комнате одна.
И опять плакала.
На этот раз ожесточенно и бурно.
* * *
– Ты оставь дверь открытой на ночь! Слышишь? Я обещал трактирщику. Этот малый втюрился в тебя, как дурак. Все Анна да Анна…
Дурье, говорю я ему, понял, наконец, что к чему?..
Ну а потом мы напились.
А после трактирщик прямо-таки остервенел.
Каминг, говорит мне, ты мне уже за много задолжал!
Нет, говорю ему, заплатить я не могу. У меня ничего нет.
После мы выпили еще.
Потом он опять свое задолдонил.
У меня ничего нет, сволочь!
А разве у тебя нет бабы?..
И он мне опять налил. У этого малого чертовски хорошее винцо.
Ну, хочешь бабу? – говорю ему.
А что?..
Ну, если хочешь бабу…
Ну, он и не сказал: нет! Подонок!
Анна сидела молча, с глазами, округлившимися от ужаса. Ее лицо было желтым. Руки судорожно вцепились в край стула.
– Чего вытаращилась? – продолжал слесарь. – Должна радоваться, что такой здоровяк, сильный мужик, этот трактирщик-то, тебя хочет – такую… Короче: ты его пустишь?
– Нет. – Это прозвучало, как стон.
– Нет?! – заорал Гаминг. – Хочешь строить из себя благородную даму. Баба, я дал ему слово, и этот паршивый пес навесит мне на шею судебного пристава и опись имущества, если ты не… Так как?
Его рот был полон слюны. Он с трудом выговаривал слова.
– Ну?! – гремел он, трясясь всем телом.
– Нет, – твердо сказала Анна.
Тут Гаминг бросился на нее с кулаками, вцепился ей в плечо так, что платье разорвалось, и стал ее трясти…
– Я твой господин, баба! В этом деле у меня тоже права – мои права… – бормотал он в безумной ярости. – Ха, ха, ха, ха… – рассмеялся он надрывно и выпустил Анну из рук. – И вообще, чего я тебя спрашиваю?..
Он плюнул в дальний угол и, ухмыляясь, пошел к выходу.
Он закрыл за собой дверь, и ключ с визжащим звуком повернулся в замке.
– Еще поглядим… – услышала Анна, после чего лестница заскрипела под тяжелыми шагами слесаря.
Тишина.
И Анна сидела, сжав голову обеими руками. И она вцепилась своими пальцами в густые мягкие волосы и в кожу головы – глубоко и до боли. И от боли ей стало легче.
Что теперь? Что теперь?
Она не могла даже думать.
И ее помутневший взгляд механически скользнул вдоль длинных бороздок и зарубин на старой потрескавшейся столешнице. Там была точка, в которой все линии сходились, и теперь она смотрела в одну эту точку, бессмысленно, будто лишилась сознания, – и лихорадочно…
Эта точка становилась все черней и черней, поскольку сквозь окна уже медленно втекал вечер. Вечер. Ей казалось, что он выбрасывает сети, широкие сети с черными ячеями, чтобы поймать ее, подобно тому, как охотник подстерегает невинную дичь.
Она вскочила. Без всякой мысли – ее вело само действие: она рывком открыла окно и по виноградной шпалере спустилась вниз. Потом она перебежала маленький садик при доме и теперь стояла в черном боковом переулке. Никаких раздумий! И она заторопилась дальше.
Куда?
Она ощущала себя как спящий, который что-то делает во сне, но при этом знает, что спит.
Куда?
Она вдруг подняла глаза.
Она была еще где-то далеко, она едва знала переулок.
Светился чахлый масляный фонарь.
И вывеска над ним.
Непроизвольно она остановилась и читает:
«Столярный мастер».
Она читает по буквам, как дитя при неожиданном миганье света.
Но вот уже ей видно лучше.
И она тянет вслух:
– Антон…
Лишь теперь она начинает думать.
И думает о многом сразу. – Обо всем…
Вверх. Узкая, темная, шаткая лестница. И она стучит в дверь, над которой блестит такая же вывеска.
За дверью – шаги.
И она рывком открывает дверь.
– Антон!
Из глаз ее вдруг излетает искра и зажигает его глаза.
Он ловит ее и прижимает к себе с грубой природной силой. В одном-единственном крике, подобном зову первобытного тура, все его огромное ликование исторгается из груди!
И она глядит на него. Многозначительно и строго. Глазами небесной, ликующей, вечной любви.
И он ее понимает…
* * *
Были на небе звезды. Но пасмурным было утро. – Жемчужно-серый туман тихо полз по воздуху, и у округлых камней мостовой блестели влажные щеки.
Анна шла домой.
Она ступала, опустив голову и боязливо.
Но глаза ее блестели.
Блестели – таинственно-сладостно, как благородные камни мерцают в сумеречном луче.
Она вошла в свой дом. И ее тень выросла.
Она не стала подниматься по лестнице в свою комнатенку.
Гаминг спал внизу.
Она направилась в кухню и достала из-под печи поблескивающий топор. Тяжелый. Но она несла его ловко и легко.
И теперь она открыла дверь в комнату своего супруга.
Он лежал, запрокинув голову, рубашка распахнута на волосатой широкой груди. Взлохмаченные волосы, красное в испарине лицо – на
