Розмэри Сатклифф - Меч на закате
== Та-та, я вполне могу в это поверить, и человек способен ухватиться за любой предлог, чтобы получить передышку. Но только когда передышка закончится, и он сделает выбор и заключит сделку, он должен соблюдать ее условия и помнить этот зал, полный незнакомцев, которые для этой женщины не незнакомцы, а ее сородичи, и еще помнить, что среди них у нее есть три брата, а среди этих троих братьев == один, на которого тебе стоит обратить особое внимание.
Я и до того испытывал симпатию к этому юноше, но тут он понравился мне еще больше за эту свою неуклюжую угрозу.
== Я буду помнить, == сказал я. И, наверно, каким-то образом показал ему свое расположение, потому что его смуглое костистое лицо внезапно просияло, словно в ответ, и напряженность этого мгновения улетучилась подобно пушистому семечку чертополоха, унесенному слабым теплым ветром.
== Кстати о факелах Ламмаса, == сказал я, == тени становятся длиннее == может, нам пора возвращаться в замок?
Он покачал головой, оглядываясь туда, откуда мы приехали.
== О, пока незачем. Здесь хорошо; вечер сейчас такой приятный, и мы не так уж далеко, если ехать напрямик. Мы можем встретить остальных у выхода из ущелья и послать двух-трех из тех, кто помоложе, в замок с соколами и собаками; а другим незачем возвращаться туда вообще. Мы можем проехать сразу к месту сбора и оставить лошадей в небольшом леске неподалеку оттуда.
x x x
Так вот и вышло, что сумерки уже сгустились и туманная луна вставала над вересковыми нагорьями, когда мы спешились и, привязав лошадей в зарослях орешника ниже места сбора, направились к нависающему над ними крутому, поросшему вереском склону. Поднявшийся днем легкий теплый ветерок почти утих, и небо было затянуто тончайшей волнистой пеленой грозовой дымки; и пока мы взбирались наверх, вдоль гряды холмов сверкнула зарница. Круг Девяти Сестер возвышался над нами на своем отроге вересковых нагорий, выделяясь темным силуэтом на фоне перламутрового сияния луны, и у его подножия уже собиралась темная людская масса. Мы слышали бормотание благоговейно приглушенных голосов, слабый шорох травы под ногами... Когда мы вышли из вереска на гладкий дерн танцевального круга, я заметил, что лица всех находящихся там людей повернуты внутрь, к кольцу стоячих камней, и, поглядев в ту же сторону, увидел == или мне показалось, будто я увидел, == что, несмотря на светящуюся ясность ночи, там все еще висит легкий туман; нет, даже не туман, а мрак, невидимый и непроницаемый для глаз. Такими, должно быть, были магические туманы, которые жрецы старшего мира могли вызвать, чтобы укрыть ими армию.
Фарик исчез вместе со своими людьми, а юный Эмлодд, все еще тяжело дыша после бешеной скачки из замка, куда он отвозил соколов, пробрался сквозь толпу и присоединился к нашей маленькой группе Товарищей. Но его лицо тоже было все время повернуто к Девяти Сестрам. Мы все чувствовали напряжение грозы, но было и другое напряжение, которое росло и росло по мере того, как проходили мгновения, пока почти не достигло границ того, что может вынести человек, как это бывает с некоторыми долгими звуками рога. Я услышал рядом с собой судорожный вздох Флавиана. Мои ладони были покрыты потом, и мне начинало казаться, что теперь уже в любой момент вся ночь может расколоться под напором мощи этого ожидания.
Слабое пошаркивание ног и негромкие голоса стихли, уступив место абсолютной тишине, и из этой тишины пришло Начало. Не звук рога, но внезапная ошеломляющая вонь животной похоти, словно где-то рядом был огромный, полный вожделения зверь.
У толпы вырвался негромкий, вибрирующий, бормочущий звук, почти стон, и она, как один человек, устремилась в центр площадки, почти к внешней окружности стоячих камней, словно притягиваемая чем-то, что было внутри самих людей, чем-то, что увлекло и меня вместе с остальными, как увлекало тогда, когда я был мальчиком среди своих родных холмов, но не так давно, что я уже забыл... Туман внутри каменного круга словно сгустился, и из его сердцевины, ощутимая, как мускусный запах вожделения, изливалась могучая Сила. Где-то серебристо запела свирель, тихая и далекая, словно птица над залитыми лунным светом вересковыми пустошами, более призывная, чем боевые трубы целой армии. И словно по команде этой свирели туман начал рассеиваться. Где-то в его сердце возникла неясная искорка голубоватого цвета, которая затем окрепла и превратилась в тонкую чистую струю пламени, бьющую между широко раскинутых призрачных рогов.
На троне, сложенном из пластов дерна точно в центре Девяти Плясуний сидел, сложив руки на груди, высокий человек с обнаженным, сияющим телом и с головой царственного оленя.
При виде него у людей вырвался могучий, пульсирующий крик, который все разрастался и разрастался, словно был огромными крыльями над отрогом холма; а потом вся толпа одним мощным, стремительным движением, будто разбивающаяся волна, бросилась на землю.
И я, я стоял на коленях вместе со всеми, стариками и женщинами, воинами и детьми и девушками, в чьи косы были вплетены магическая вербена и белые вьюнки; мое лицо было спрятано в ладонях, и я чувствовал, как рядом с моим плечом дрожит плечо юного Эмлодда.
Когда я поднял глаза, Рогатый стоял с простертыми вверх руками, показывая себя своему народу. Пламя, бьющее в центре роскошной короны раскидистых рогов, омывало его грудь и плечи сиянием, подобным холодному голубому огню, стекающему с лопастей весел в северных морях; его бока и бедра казались бесплотными, как древесный дым, а ноги утопали в тени. И толпа, словно увлекаемая вверх его воздетыми руками, медленно поднялась на ноги, и снова по склону холма раскатился неистовый приветственный крик; и на этот раз не умолк, но мало-помалу превратился в ритмичное пение, в древнюю мольбу об урожае и времени случки, мольбу, которую чувствуешь скорее чреслами и животом, нежели головой.
Она была не совсем такой, какой мы пели ее среди моих родных холмов, но хотя слова и мелодия могли немного меняться, суть тайны оставалась той же самой. Ритуальное убийство Бога, темный блеск жертвенного ножа, и причитания женщин, и приходящее потом возрождение... Я припомнил Бедуира, сидящего со своей арфой у сложенного из конских яблок костра, который горел в Нарбо Мартиусе, когда мир был молод; и раскачивающегося из стороны в сторону торговца в толстых халатах. "Так пели женщины, когда я был ребенком, == плача по Адонису, когда на камнях расцветали пурпурные анемоны..." И я припомнил крытую папоротником церковь, залитую холодным светом этого утра, и Гэнхумару, стоящую на коленях у Господня Престола; и увидел единство всех вещей.
А потом ритуал закончился, и возрожденный Властелин вновь уселся на свой земляной трон; и мне показалось, что среди стоячих камней скользят и другие фигуры со звериными головами, но я не мог быть в этом уверен, потому что там все еще словно висел туман. И люди подхватывали факелы, сложенные по краю танцевального круга, и гурьбой устремлялись вперед, чтобы зажечь их от голубого огня, пылающего на самом лбу Бога.
С каждым мгновением они разгорались все ярче == колесо растрепанных языков пламени, окружающее Девять Сестер. Горячий медный свет поднимался все выше и выше по обветренным бокам стоячих камней; и в рыжеватом дыму то появлялись, то пропадали, конечно же, вскинутые головы, с рогами и крыльями, собачьими мордами и настороженными ушами... А в самом сердце и центре пылающего круга неподвижно сидела фигура с оленьей головой, фигура, на груди и бедрах которой все еще виднелись алые узоры ритуальной смерти и ритуального рождения и старые, стянувшиеся шрамы от войны и охоты, какие бывают у людей, которые не были богами. Я потерял свое чувство единения и готов был заплакать по нему, словно ребенок, который заснул у теплого очага а проснувшись, оказался во враждебной темноте за запертой дверью; вот только я знал, что оно было...
По мере того, как голубой свет мерк в алом сиянии факелов, какая-то часть божественной сущности оставляла Рогатого, и под маской снова начинала угадываться голова человека. И однако, он ничего не потерял, возвращая себе человечность. Бог был воплощен. И он не переставал быть Жизнью Людей оттого, что мы знали, что он еще и князь Маглаун; не становился от этого менее грозным и отрешенным.
Внезапно толпа немного отхлынула назад и между мной и неподвижной фигурой, сидящей на высоком земляном троне, оказалось пустое, залитое светом факелов пространство. Голова с ветвистыми рогами была повернута ко мне, и я почувствовал, как таящиеся под маской глаза ищут моих сквозь разделяющую нас пустоту; и одновременно испытал == словно это было во мне самом == ужасающую усталость этого человека, первое одинокое и страшное ощущение возвращающегося "я".
== Милорд Артос, граф Британский.
Его голос почти невозможно было узнать, так глухо он звучал под этой маской. Маглаун сделал рукой слабое призывное движение и снова застыл в неподвижности. И я понял, что момент настал. Я прошел вперед по вытоптанной траве и остановился перед ним. Он сильно закинул голову назад, чтобы посмотреть на меня, и на какое-то мгновение я заметил за прорезями глаз на оленьей морде искорку отраженного света факелов.
