Гетманич Орлик - Иван Феодосеевич Корсак
Уже на ступенях дома графини Авроры Кенигсмарк Войнаровский
осмотрелся, ища взглядом свою карету среди длинного ряда таких же с
18
изыском украшенных, франтоватых, раззолоченных, бросающих во все
стороны солнечные зайчики экипажей , – бедных гостей у графини не бывает.
Утонченная беседа в красивом обществе, замечательное вино из
венецианских краев, тихо искрящееся в бокале, несколько игриво-лукавых
улыбок графини Авроры, адресованных будто бы всем гостям, а на самом
деле только ему одному, а главное – удачная беседа с английским
посланником Матесоном, создавали то беззаботно-благодушное
расположение духа, которого он давненько уже не ведывал. Слишком часто
жизнь его проходила в карете между Вроцлавом и Стамбулом, Бендерами, где
застрял Филипп Орлик, Веной и Стокгольмом, куда гнали его неусыпные и
неотложные украинские дела.
– Остановись, если жить хочешь, – едва ступив на подножку, услышал за
спиной приглушенный голос, и острый предмет уперся в бок. – Без
поспешности, не вызывая подозрений, сесть в карету напротив.
Медленно оборачиваясь, Войнаровський увидел более десятка
случайных людей, которые, судя по одежде, отнюдь не походили на
извозчиков и прислугу гостей графини Кенигсмарк. «Шестнадцать, – насчитал. -
Самому не справиться».
– Это разбой. Мы в свободном городе. По какому праву меня арестовали
и кто вы? – переспросил, садясь в карету с зашторенными окнами.
– Право, сила и воля у русского императора, – услышал в ответ. – Но если
без спротивления – будешь иметь право на жизнь.
Карета долго громыхала гамбургской мостовой и тряслась, будто в
лихорадке, пока не остановилась посреди тесного подворья. По своим
очертаниям здание напоминало Войнаровскому русское посольство, мимо
которого ему приходилось нередко проезжать. Его повели длинными
бесконечными коридорами, и наконец Войнаровский оказался в небольшой
сырой комнате с прокисшим до тошноты запахом плесени. Громко лязгнула
металлическая задвижка, лязгнула хищно и злорадно, будто волчьи зубы
перед близкой и беспомощной жертвой.
И потянулись длинные дни и ночи заключения, перелистывания страниц
прожитого и пережитого, разгадывания хитросплетений грядущего.
Воспитание при гетманском дворе родного дяди Ивана Мазепы и возможность
наблюдать за обычаями многочисленных гостей изо всех европейских
королевских дворов, штудирование наук (опять же за гетманский счет) в
немецких университетах, твердая и неусыпная поддержка Мазепой природных
задатков Войнаровского, помогали ему в стремительной карьере. Гетман
верил племяннику и относился к нему, не имея собственных детей, как к
родному сыну, и таки, вероятно, готовился когда-то именно ему передать
гетманскую булаву. Войнаровскому Иван Мазепа первому среди старшин
доверился, открыв намерение поддержать шведского короля против
захватчика-московита.
– Будет иметь волю Украина или ныне, или никогда, – положив руку на
плечо племяннику, говорил в тот вечер Иван Мазепа, говорил тихо, не столько
19
из-за боязни чужих ушей, сколько остерегаясь показаться высокопарным. -
Один Бог знает, во что нам обойдется это победоносное дело против
варварства, но я иду до конца. Верю, что и ты не отступишься.
Андрей Войнаровский не отступился. Не одна бессонная ночь перед
полтавским столкновением, не выдерживали кони, и он менял их одного за
другим – именно Войнаровскому гетман поручил контролировать перемещение
русских войск вдоль украинских границ. Английский посол в Москве Чарльз
Витворт в это время пишет в Лондон обстоятельный доклад: «Здесь все
считают, что главным помощником и советником гетмана является фактически
его племянник Войнаровский, человек молодого возраста, весьма
просвещенный и способный».
Вихрь боя под Веприком, смертельная вьюга под Гадячем… В самой
гуще, где искры сыпались с сабель, где не водой, а кровью оросилось поле,
где смертельная жатва устелила телами, будто снопами, обширные поля, в
самой гуще-сече был Войнаровский.
– Вы – рыцарь в европейском смысле этого слова, вы – рыцарь своей
козацкой нации, – скажет публично Карл ХІІ в присутствии всей старшины -
шведской и украинской. В самые трагические моменты Андрей Войнаровский
выполняет роль связного между штабами шведского короля и украинского
гетмана.
Фатальное невезение под Полтавой, горькая полынь катастрофы и
отступление с гетманом… И скорбный миг, когда именно он, Андрей
Войнаровский, провел ладонью, закрывая глаза Ивану Мазепе, когда гетман
отходил в вечность.
Отнюдь не все безоблачно складывалось у Андрея Войнаровского с
новым гетманом Филиппом Орликом. Значительная часть казацкой старшины
таки хотела его, Андрея, призвать к гетманской булаве, и Карл ХІІ
придерживался той же мысли, но сам Войнаровский наотрез отказывался.
Однако ему, как племяннику Мазепы, досталась в наследство львиная доля
сокровищ и имущества покойного гетмана.
Филипп Орлик несколько по-иному смотрел на унаследованное.
Оставленное Иваном Мазепой добро он считал публичными фондами, и оно
должно было принадлежать всему козачеству. Орлик не стал опротестовывать
решение специально созданной комиссии, удерживал все эмиграционные
дела большей частью за собственный счет, нередко оставляя жену с дочерями
в большой нужде. Мужчина истинно гетманской высоты и безупречной чести,
он не затеял с племянником покойника денежной распри, а сосредоточился на
более важных делах. Лишь в письме к Карлу ХІІ от 13 ноября 1719 года
искренне сознался: «Я молчал, хотя все мое существо воина восставало
против этого молчания». Такая позиция нового гетмана не расколола
эмиграции, и Андрей Войнаровский вместе с другими принимает деятельное
участие в написании первой украинской Конституции. И не только…
…В каменной клетке, сырой и битой плесенью, Андрей на третий день
стал кашлять. Этот кашель начинался мелкими уколами. Будто иглой, он
20
пронизывал грудь изнутри и постепенно доходил до хрипа. Легкие играли
старой истрепанной гармошкой, в конце концов раздувались и вот-вот могли
лопнуть от неимоверно-мучительной натуги. Несколько часов кряду
Войнаровского водили на допрос, и следователь льстиво все интересовался,
что он делает здесь, в Гамбурге.
– Я – полковник украинского войска. И полковник шведской армии Его
Величества Карла ХІІ. Вы не имели права меня арестовывать, – на каждый
вопрос монотонно отвечал Войнаровский.
А дальше снова были сырые позеленевшие стены и кашель, который
разрывал грудь… На девятый день друзья подкупили доблестную неподкупную
московскую охрану, и он передал письма жене.
«Моя дорогая Аня!
Должно быть, тебя уже известили о моем несчастье, а именно как
арестовывал меня в Гамбурге московский резидент, в доме которого я сижу
уже девятый день. По причине интервенции трех министров, а именно
шведского, цесарского и французского, город не позволяет меня вывезти.
Таким образом я надеюсь с Божьей помощью отвоевать еще свободу. Так
что ты этим слишком не огорчайся, так как я хоть и должен был быть
заключен к приезду его царского величества, но однако, смею надеяться,
что он поступит со мной как справедливый господин, зная, что я никогда
не впутывался
