Джон Голсуори - Сага о Форсайдах
Этот ресторан Джемс предпочитал всем остальным; все здесь было скромно, без претензий, вкусно, сытно, и хотя Джемс был уже до некоторой степени испорчен необходимостью следить за модой и привычки его складывались соответственно доходам, которые неуклонно продолжали расти, но в минуты затишья среди работы его все еще одолевала тоска по вкусной, обильной пище, которую он едал в молодости, У Френча подавали настоящие английские официанты - заросшие волосами, в передниках; пол посыпался опилками, а три круглых зеркала в позолоченных рамах висели как раз на такой высоте, чтобы в них нельзя было смотреться. И кабинки здесь уничтожили совсем недавно, кабинки, где можно было съесть бифштекс из вырезки с рассыпчатым картофелем, не видя своих соседей, - по-джентльменски.
Джемс заткнул салфетку за третью пуговицу жилета - привычка, от которой ему давно пришлось отказаться в Вест-Энде. Он чувствовал, что будет есть суп с аппетитом, - все утро ушло на оформление бумаг по продаже поместья одного старого приятеля.
Набив рот черствым хлебом здешней выпечки. Джемс заговорил:
- Ты поедешь в Робин-Хилл один или с Ирэн. Возьми ее с собой. Там, наверное, будет еще много возни.
Не поднимая глаз. Сомс ответил:
- Она не хочет ехать.
- Не хочет? Как так? Разве она не собирается жит - в Робин-Хилле?
Сомс промолчал.
- Не понимаю, что теперь творится с женщинами, - забормотал Джемс, у меня с ними никаких хлопот не было. Ты слишком много позволяешь ей. Она избалована.
Сомс поднял на него глаза.
- Я не желаю слышать о ней ничего дурного, - сказал он вдруг.
В наступившем молчании было только слышно, как Джемс тянет суп с ложки.
Официант принес два стакана портвейна, но Сомс остановил его.
- Так портвейн не подают, - сказал он, - унесите это и подайте всю бутылку.
Покончив с супом и с размышлениями. Джемс подвел краткий итог общему положению дел.
- Мама лежит, - сказал он, - можешь воспользоваться экипажем. Я думаю, Ирэн с удовольствием проедется. Этот Боснии сам вам все покажет?
Сомс кивнул.
- Я тоже не прочь посмотреть, как он там закончил отделку, - продолжал Джемс. - Надо, пожалуй, заехать за вами обоими.
- Я поеду поездом, - ответил Сомс. - А если вы захотите побывать в Робин-Хилле, Ирэн, может быть, согласится съездить с вами; впрочем, не знаю.
Он подозвал официанта и попросил счет, по которому уплатил Джемс.
Они расстались у собора св. Павла: Сомс поехал на вокзал, а Джемс сел в омнибус и отправился в западную часть города.
Он выбрал себе угловое место рядом с кондуктором, загородив пассажирам дорогу своими длинными ногами, и на всех входивших в омнибус смотрел с неодобрением, точно они не имели права дышать его воздухом.
Джемс решил воспользоваться случаем и поговорить с Ирэн. Вовремя сказанное слово многое значит; а раз она собирается переезжать за город, пусть не упускает возможности начать новую жизнь. Вряд ли Сомс потерпит, если так будет продолжаться.
Он не вдумывался в то, что значило это "продолжаться"; смысл выражения был достаточно широк, расплывчат и как нельзя более подходил Форсайту. А после завтрака Джемс был куда храбрее обычного.
Добравшись домой, он велел подать ландо и распорядился, чтобы ехал и грум. Джемс хотел подойти к Ирэн поласковей, сделать для нее все, что можно.
Когда дверь дома N 62 отворилась, он совершенно явственно расслышал пение Ирэн и сразу же заявил об этом, чтобы ему не отказали в приеме.
Да, миссис Сомс дома, но горничная не знала, принимает ли она.
С проворством, не раз удивлявшим тех, кто наблюдал за его тощей фигурой и отсутствующим выражением лица, Джемс двинулся в гостиную, не дав горничной времени принести отрицательный ответ. Ирэн сидела за роялем, положив руки на клавиши и, по-видимому, прислушивалась к голосам в холле. Она не улыбнулась ему.
- Ваша свекровь лежит, - начал Джемс, рассчитывая, сразу же завоевать ее сочувствие. - Меня ждет экипаж. Будьте умницей, подите наденьте шляпу, и мы поедем кататься. Вам полезно подышать воздухом!
Ирэн взглянула на него, словно собираясь отказаться, но, очевидно передумав, пошла наверх и вернулась уже в шляпе.
- Куда вы меня повезете? - спросила она.
- Мы поедем в Робин-Хилл, - быстро забормотал Джемс, - лошади застоялись, а я хочу посмотреть, что там делается.
Ирэн заколебалась, но снова передумала и пошла к экипажу, а Джемс последовал за ней по пятам - так будет вернее.
Проехали уже больше половины дороги, когда Джемс заговорил:
- Сомс так любит вас, не позволяет задеть ни одним словом; почему вы так холодны с ним?
Ирэн вспыхнула и сказала чуть слышно:
- Я не могу дать ему то, чего у меня нет.
Джемс строго посмотрел на нее; она сидела в его собственном экипаже, ее везли его собственные лошади и слуги - он чувствовал себя хозяином положения. Теперь ей не так просто будет отделаться; и устраивать сцену на людях она тоже не захочет.
- Я не понимаю вас, - сказал он. - Сомс прекрасный муж!
Ответ Ирэн прозвучал так тихо, что шум уличного движения почти заглушил ее голос. Он уловил слова:
- Ведь вы не замужем за ним!
- Ну и что же из этого? Он вам ни в чем не отказывает. Готов сделать что угодно, вот теперь выстроил вам загородный дом. Ведь у вас как будто нет собственных средств?
- Нет.
Джемс снова посмотрел на Ирэн; он не мог понять выражение ее лица. Похоже было, что она вот-вот расплачется, а вместе с тем...
- Уж мы-то всегда к вам хорошо относились, - торопливо забормотал он.
У Ирэн задрожали губы; к своему ужасу. Джемс увидел, как по щеке ее скатилась слеза. Он чувствовал, что в горле у него стал комок.
- Мы очень любим вас. Если бы вы только... - он чуть не сказал: "вели себя как следует", но передумал: - если бы вы только захотели стать хорошей женой.
Ирэн ничего не ответила, и Джемс тоже замолчал. Она сбивала его с толку; в ее молчании чувствовалось не упрямство, а скорее подтверждение всего, что он мог сказать. И вместе с тем у Джемса было ощущение, что последнее слово осталось не за ним. Он не понимал, в чем тут дело.
Однако замолчать надолго Джемс не мог.
- Вероятно, Босини теперь скоро женится на Джун, - сказал он.
Ирэн изменилась в лице.
- Не знаю, - сказала она, - спросите у нее.
- Она пишет вам?
- Нет.
- Почему? - спросил Джемс. - Я думал, что вы друзья.
Ирэн повернулась к нему.
- И об этом, - сказала она, - спросите у нее.
- Ну, знаете, - пробормотал Джемс, испуганный ее взглядом, - все-таки это очень странно, что я не могу получить простой ответ на простой вопрос, но ничего не поделаешь.
Он замолчал, переваривая такой отпор, и наконец разразился:
- По крайней мере я вас предупредил. Вы не хотите заглядывать вперед. Сомс много говорить не станет, но я уже вижу, что он долго этого не потерпит. Вам придется винить только самое себя - больше того: не ждите к себе сочувствия.
Ирэн улыбнулась и сказала, чуть склонив голову:
- Я вам очень признательна.
Джемс не нашел, что ответить на это.
На смену ясному жаркому утру пришел серый душный день; тяжелая гряда туч, желтых по краям и предвещавших грозу, надвигалась с юга. Ветви деревьев неподвижно свисали над дорогой, не шевеля ни единым листочком. В раскаленном воздухе стоял запах лошадиного пота; кучер и грум, сидевшие навытяжку, время от времени украдкой переговаривались, ее поворачиваясь друг к другу.
Наконец, к величайшему облегчению Джемса, экипаж подъехал к дому; молчание и непробивемость этой женщины, которую он привык считать такой кроткой и мягкой, пугали его.
Экипаж остановился у самого подъезда, и они вошли в дом.
В холле было прохладно и тихо, как в могиле, - по спине у Джемса пробежал холодок. Он торопливо отдернул кожаную портьеру, скрывавшую внутренний дворик. И не мог удержаться от одобрительного возгласа.
В самом деле, дом был отделан с безукоризненным вкусом. Темно-красные плиты, покрывавшие пространство между стенами и врытым в землю белым мраморным бассейном, обсаженным высокими ирисами, были, очевидно, самого лучшего качества. Джемс пришел в восторг от лиловой кожаной портьеры, которой была задернута одна сторона двора, сбоку от большой печи, выложенной белым изразцом. Стеклянная крыша была раздвинута посередине, и теплый воздух лился сверху в самое сердце дома.
Джемс стоял, заложив руки за спину, склонив голову на худое плечо, и разглядывал резьбу колонн и фриз, проложенный вдоль галереи на желтой, цвета слоновой кости, стене. По всему видно, что трудов здесь не пожалели. Настоящий джентльменский особняк. Джемс подошел к портьере, исследовал, как она отдергивается, раздвинул ее в обе стороны и увидел картинную галерею с огромным, во всю стену, окном. Пол здесь был черного дуба, а стены окрашены под слоновую кость, так же как и во дворе. Джемс отворял одну дверь за другой и заглядывал в комнаты. Всюду идеальный порядок, можно переезжать хоть сию минуту.
