Дом разделенный - Перл С. Бак
Вот какие слова Юань прочел в письме. Тигр все же решил добиться своего, и Юань знал, что отец мог пойти на такую жестокость только в сильнейшем гневе. Юань почувствовал отцов гнев, и опять его одолел страх.
Для него это было слишком тяжелое испытание. Ибо по старым законам его отец сделал то, на что имел полное право и что во все времена делали отцы. Юань хорошо это знал, и в тот день, когда пришло письмо, он читал его в одиночестве, стоя на пороге дома, и храбрость понемногу покидала его. Кто он такой, жалкий юнец, чтобы перечить мудрости стольких веков? Юань медленно развернулся и вошел в гостиную, где сидела собачка Ай Лан. Она подошла к нему и стала ластиться, но Юань не обращал на нее внимания, и тогда она несколько раз пронзительно тявкнула. И все равно Юань не обратил на нее внимания, хотя обычно он смеялся над этим маленьким свирепым львом. Юань сел, уронил голову на руки и сидел молча под собачий лай.
Вскоре на лай поспешила встревоженная госпожа: что стряслось, уж не вошел ли в дом чужак? Увидев Юаня, она сразу поняла, в чем дело. Она ласково заговорила с ним, потому что получила письмо от мужа первой:
– Не сдавайся, сынок. Теперь это уже не пустяк для тебя. Я приглашу твоего дядю и тетю и старшего двоюродного брата, и мы будем держать семейный совет, и решим, как лучше быть. Твой отец не один и даже не старший в семье. Если твой дядя будет силен, возможно, ему удастся вразумить Тигра.
При этих словах Юань лишь сокрушенно всплеснул руками, ибо он вспомнил своего старого жирного дядю-сластолюбца:
– Разве мой дядя когда-нибудь был силен?! Нет, в этой стране сильны только те, у кого есть армии и оружие, клянусь! Они подчиняют себе всех остальных, и кому это знать, как не мне? Я своими глазами видел, как отец навязывает свою волю людям, грозя им смертью, – сотни раз, нет, сотни сотен раз! Все боятся его, потому что у него есть солдаты, мечи и ружья… И теперь мне ясно, что он прав… Именно такая сила правит миром…
И Юань зарыдал, потому что почувствовал свою беспомощность. Все его попытки бегства и все его своеволие не значили ровным счетом ничего.
Однако постепенно он внял ласковым речам и уговорам госпожи, и в тот же вечер она устроила для семьи пир, созвала всех родных, и все пришли, и, когда ужин был окончен, она рассказала им, как обстоят дела, и все внимательно ее выслушали.
Шэн, Мэн и Ай Лан тоже там были, однако им, как более молодым членам семьи, достались менее удобные места за столом, так как по случаю семейного совета госпожа решила рассадить всех согласно старому обычаю. Молодые молчали и ждали, как им и положено. Даже Ай Лан молчала и только сверкала глазами, давая понять, как она на самом деле относится к происходящему и серьезным лицам родных, и как весело она будет потешаться над ними после, а Шэн сидел с таким видом, словно думал о куда более приятных вещах. Самым тихим и неподвижным был Мэн. Багровое злое лицо его застыло маской: думать он мог только об этом и отчаянно страдал, что не может высказаться…
Первым держать слово полагалось Вану Старшему, и видно было, как ему не хочется говорить. Глядя на него, Юань терял последнюю надежду на какую-либо помощь этого человека. Ибо у Вана Старшего было два страха в жизни. Прежде всего он боялся Тигра, своего младшего брата. Он помнил, как свиреп тот был в юности, и помнил, что его, Вана Старшего, второй сын жил очень хорошей сытой жизнью в большом городе в глубине страны и правил им почти единолично от имени Тигра, и всегда охотно посылал отцу серебро, если у того возникала нужда в деньгах, а разве может не возникнуть нужды в деньгах, когда живешь в большом заграничном городе, где есть столько способов их потратить? Поэтому у Вана Старшего не было никакого желания гневить Тигра. Кроме Тигра он еще боялся собственной жены, матери его сыновей, а та прямо сказала ему, что следует говорить на семейном совете. Перед выходом из дома она призвала его в свои покои и сказала: «В этом деле ты не встанешь на сторону племянника. Во-первых, мы, старшее поколение, должны держаться вместе, а во‐вторых, если в будущем эти разговоры о революции к чему-то приведут, нам может понадобиться помощь твоего брата. У нас по-прежнему есть земли на севере, о которых мы должны помнить, ибо нельзя забывать о собственных интересах. Кроме того, закон здесь на стороне отца, и юноша должен ему подчиниться».
Эти слова были произнесены ею так решительно, что теперь старик потел под ее пристальным взглядом, и, прежде чем заговорить, он отер пот со лба, глотнул чаю, кашлянул и два или три раза сплюнул – словом, как мог оттягивал неизбежное, пока все терпеливо ждали, когда же он заговорит. Наконец, запинаясь и задыхаясь, он прохрипел (в последнее время он всегда говорил хриплым голосом, потому что жир давил ему на внутренности):
– Брат прислал мне письмо и говорит, что Юаню пора жениться. Мне сказали, что Юань жениться не желает. И еще мне сказали… мне сказали…
Тут он отвлекся, опять встретился глазами с женой, опустил их, заново покрылся испариной и отер лоб, и Юань в эти минуты ненавидел его всей душой. «От эдакого ничтожества, – думал он запальчиво, – зависит теперь моя жизнь!» Вдруг он почувствовал, что на него смотрят, обернулся и увидел, что Мэн сверлит его презрительно-вопросительным взглядом, в котором читалось: «Разве я не говорил тебе, что на старшее поколение надежды нет?»
Тут старик внял холодному взгляду жены и очень быстро произнес:
– Но я думаю… я думаю… наши сыновья должны подчиняться старшим… так говорится в Священном Указе… и к тому же… – Тут старик вдруг улыбнулся, словно ему пришла на ум собственная дельная мысль, и сказал: – В конце концов, Юань, сын
