Дневник натурщицы - Френца Цёлльнер
Художники могут быть такими веселыми, не имея ни гроша за душой. Всю жизнь лелеять несбыточные надежды и не иметь денег, может быть и поэтично, но я не могла бы так жить. Вероятно, как сказал веселый архитектор, я ужасная филистерка. Он, то конечно, с собой ничего не захватил, и пригласил лишь мецената, не чувствуя ни малейшей обязанности позаботиться о том, чем его угостить. Тем более, казалось, он старался привести в хорошее расположение духа господина в темных очках-и, действительно, он был очень остроумен и все время вызывал хохот своими рассказами.
Я точно не могу ничего вспомнить, но смеялись мы ужасно много. В заключение господин в темных очках решил станцевать тарантеллу; он так усердно выделывал всяческие па и корчил такие умильные рожи, что мы чуть не умерли со смеху. Художники, вообще, мастера подражать таким штукам, но особенно уморителен, просто до-смерти, был этот неуклюжий человечек, когда он прыгал и пальцами хватал воздух, словно хотел поймать муху или моль. После этого танцевального кавардака наступило маленькое затишье: бутылки были опорожнены и часть присутствующих хотела удалиться домой. Но архитектор полагал, что после приличной тарантеллы не плохо бы сходить в итальянский ресторан. Само собою разумеется, угощать своих учителей там должен был господин, которого сегодня впервые научили тарантелле. Польщенно улыбаясь бедный парень пробормотал что-то и затем вся, компания двинулась в путь, в чудную, тихую ночь. Скрипач достал свой инструмент, провел смычком по струнам – получился таинственный приглушенный звук – он играл марш, и мы зашагали ему в такт. Господин все приговаривал: «Чудесно, чудесно» и, казалось, витал в облаках. Из прекрасной ночной прохлады мы попали в душный, дымный и битком набитый итальянский кабачок – там было просто ужасно. Здесь деятельно пили вино, некоторые приказали подать себе макарон; я еще с одной женщиной вышли оттуда, и мы прошли мимо отдельных кабинетов. Из одного из них, завешанного толстой драпировкой, мне вдруг послышался голос моей матери и голоса мужчин, но не моего отца. Я сейчас же пошла домой.
15 июля
Я дала матери деньги, чтобы обе маленькие сестры немного передохнули от позирования. Я все еще занята у скульптора, работа еще не закончена. Он часто прерывается. Я должна стоять то так, то этак. Он, видно, и сам не знает, чего он хочет.
2 августа
Два недели тому назад скульптор меня отпустил. Он хотел некоторое время работать без натурщицы; быть может, он тогда вспомнит свою первоначальную идею, от которой он совсем отклонился. Это он мог бы мне сказать и раньше, и тогда я куда-нибудь съездила бы со своими сестрами, теперь уже поздно. Я как-нибудь зайду к нему посмотреть, получилось ли ему найти свою идею.
15 августа
Фигуру он сделал сразу. Но она была совсем иная, чем раньше. Самое обидное в этом для меня было то, что он нашел лучшую натурщицу, или же такую, которая лучше меня его поняла. С первого взгляда было ясно, что без натурщицы он не мог бы выполнить работы. У меня был очень подавленный вид и потому скульптор сказал мне, чтобы я не очень огорчалась, одна годится для такой работы, другая для иной. На это я ему возразила, что для меня это является признаком того, что я должна перестать быть натурщицей, потому что со мной еще не случалось, чтобы мне предпочли другую натурщицу. До сих пор всякий был счастлив, если мог меня заполучить. «Все это хорошо, – отвечал он, «но при задаче, требующей не только красивого телосложения, но и понимания музыки, необходим человек музыкальный». Конкуренции я, как натурщица, могу не бояться, по крайней мере, в настоящее время. Я ушла сильно удрученная; мне хотелось знать, с кого он лепил фигуру. Но как это узнать?
* * *
1 сентября
Сегодня скульптор в своей мастерской устроил выставку, я приоделась немного, и пошла туда. Я встретила там нескольких старых знакомых, бывших на том музыкальном вечере, мы болтали и ждали, когда придут богатые люди. Но никто не явился. Было очень скучно, разговор не клеился, и я имела возможность подумать о себе. И так я сидела здесь, ревнуя к другой девушке, позировавшей для фигуры, для которой я оказалась непригодной. Завидовала ли я из-за потерянного заработка? Нет. Может быть тому что она была лучше сложена и красивее, или моложе? Чтобы я, 18-ти летняя девушка, могла завидовать более молодой! Я показалась самой себе подлой. Я больше не хотела знать, кто была она, я питала ко всему отвращение-куда девалась моя прежняя веселость.
15 сентября
Я не хочу больше быть натурщицей. Хотя трудно получить подходящую должность, но это нужно сделать. Мои хождения по «объявлениям» все оказались «ложными путями» – как говорил Франц, если он безрезультатно ходил куда-нибудь. Мать вне себя из-за того, что я больше не хочу быть натурщицей: она, конечно, боится, что теперь прекратится ее сытая жизнь. Но ведь она с детьми зарабатывает достаточно.
20 сентября
Сегодня в газете было великолепное объявление: «Приезжая дама ищет в спутницы для осмотра достопримечательностей Берлина образованную, молодую девушку».
Все другие